Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 46 из 51

Гаврик задумался. Потом сказал:

— Можно ли вырваться, находясь в стае шакалов? Не знаю... Можно ли попасть к Понтию Пилату? Не знаю... Я попробую. Если человек вырвется из стаи шакалов, неужто он не попадает во дворец к прокуратору? — Гаврик снова задумался, и сказал твердо: — Попадет!

И он начал спускаться.

— Я с тобой, — прошептал Гард.

— Нет, — ответил Гаврик. — Если у меня получится, делай так же. А если нет... Ты, главное, запомни: пятый человек — тот, кто тебе нужен. Мое гадание на зернах никогда не обманывает. Этот, — он показал на Номенклато-ра, — первый, кого ты встретил, то есть с кем поговорил.

Номенклатор, заметив движение, обнажил на всякий случай меч и крикнул:

— Эй! Что вы там задумали?

Комиссар, может, и ответил бы, но он и сам не понимал, что задумал Гаврик.

Маленький Гаврик лез в объятия смерти. Все происходило именно так, как и должно было происходить, согласно проклятью.

Гарду оставалось только смотреть на то, как Гаврик будет погибать. Ничего другого ему не оставалось.

Гаврик спустился на самую нижнюю ветку.

Шакалы, почуяв неладное, встали, подняли свои противные морды.

Гаврик сжался, словно хищник, который выбирает жертву и готовится к прыжку.

Мгновение — и он прыгнул! С криком «Йе-ха!» — прямо на спину вожаку.

Вожак взвизгнул и начал крутиться на месте, пытаясь сбросить Гаврика.

Другие шакалы бросились к вожаку, стремясь укусить Гаврика, но кусали вожака.

То ли от отчаяния, то ли от боли вожак бросился бежать.

Гаврик крепко сидел на его спине, держась за уши.

Вожак мчался домой, в город.

«А что, — подумал комиссар, — если он так ворвется во дворец Понтия Пилата, тот, может, и примет его, хотя бы из любопытства».

Навстречу Гаврику уже двигались римские солдаты, вызванные по тревоге.

Шакал с Гавриком на спине мчался прямо на строй солдат.

Солдаты расступились, открыв рты. Никто из них даже не сделал попытки остановить шакала с человеком на спине.

Вожак с Гавриком промчались сквозь строй. Римляне смотрели им вслед, пока они не исчезли из виду.

Растерянный Номенклатор убрал меч в ножны, прикрикнул на шакалов, после чего те снова легли, и посмотрел на Гарда.

— Ну что? Тоже попробуешь оседлать кого-нибудь из них? Тебе это вряд ли удастся. — Номенклатор улыбнулся. — Если твой друг убежит, тебе придется отвечать за двоих. Ты знаешь, как пытают во дворце Понтия Пилата?

Комиссар искренно удивился:

—А зачем меня пытать? Я не знаю никаких тайн. А все, что знаю, расскажу без пыток.

Слова эти очень развеселили Номенклатора. Он долго и радостно хохотал и наконец произнес сквозь смех:

— Какие глупые слова! Разве пытают, чтобы узнать тайну? Пытают, чтобы получить удовольствие!

Римские воины были уже совсем близко.

Знакомые пики. Знакомые мечи. Никаких приятных воспоминаний они не вызывали.

«Может, я, конечно, и встречу Иисуса, раз Гаврик так сказал, но очень бы не хотелось, чтобы перед этим меня пытали. Совсем бы не хотелось».

ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ

А вдруг Гаврик не погибнет? Ворвется на шакале во дворец, все охранники ошалеют, а он примчится прямо к Пилату.

Понтий Пилат привстанет на своем троне и спросит:

— Кто таков? Гаврик ответит:

— Я-то ладно. Какая разница, кто я? Там есть человек из будущего. Поговорил бы ты, прокуратор, лучше с ним.

Прокуратор рассмеется:

— Человек из будущего? Очень интересно. А подать мне его сюда!

И Гард придет к прокуратору. Прокуратор будет вторым встреченным. Он познакомит его со своей женой и с ребенком. Номенклатор, прокуратор, жена, ребенок — четверо встреченных.

Гард спросит: «Не у тебя ли Иисус?» И Иисус будет пятым, как и нагадал Гаврик. Комиссар отдаст Иисусу Весть — вот она, лежит, ждет своего времени. И у Иисуса будет Весть. Две Вести соединятся, и Гард узнает Истину.

И тогда — по-другому просто не может быть! — случится что-то, чудо какое-то невероятное, и Гард окажется дома.

Комиссар настолько ясно все это представил, что у него даже настроение поднялось.

Но грубый окрик Номенклатора: «Сам слезешь или тебя пиками снимать?» вернул комиссара к реальности.





Слезть, конечно, решил сам: какая радость от того, что тебя будут пиками снимать? Никакой.

Зарычали шакалы, но Номенклатор грубо ударил одного ногой, и вся стая сразу затихла.

—Так и с людьми, — расхохотался Номенклатор. — Одного ударишь, остальные затихают обязательно.

Римляне молча стали обыскивать Гарда. Отняли меч, нож.

Один из них достал Весть, протянул Номенклатору.

— Что это? — буркнул тот, рассматривая рыбий хвост с непонятной надписью.

— Игрушка.

— Зачем?

— На память о сыне, — сходу соврал комиссар и, чтобы совсем разжалобить Номенклатора, добавил: — Он умер.

Номенклатор повертел Весть в руках и вернул Гарду.

Солдаты сильно связали комиссару руки сзади, а ноги связали слабо — так, чтобы он мог идти. Четверо римлян образовали квадрат, Гарда поставили посередине и направились к городу.

Идти было трудно, комиссар несколько раз падал и тут же получал удар плеткой по спине.

Вставал. Снова падал. И снова его били.

Бежать? Невозможно.

Ждать? Чего?

Вся надежда на маленького Гаврика. Если он не погибнет, вопреки проклятью, если сумеет заинтересовать Понтия Пилата, тогда...

А если — нет?

Сейчас его приведут в какую-нибудь тюрьму. А потом начнут пытать, чтобы получить удовольствие. От этого их удовольствия Гард погибнет — вот и все.

А как же гадание Гаврика? Оно просто не сбудется.

Он огляделся по сторонам. Почему-то казалось, что у римских воинов совершенно одинаковые лица. Эти люди, конечно, не могли знать, кто такие роботы, но сами они были невероятно похожи на эти механические существа.

Всю дорогу комиссар силился хоть немного ослабить веревку на руках. Нет, невозможно.

Что делать, пока не привели в тюрьму?

Упасть в обморок? Нет, церемониться не станут — убьют, да и все. А шакалы с удовольствием сожрут его тело за несколько секунд.

Гард представил, как он лежит в двух шагах от святого города, а шакалы с чавканьем поедают его тело.

Эти фантазии настроения не поднимали.

Нужно сделать что-то неожиданное, что-то такое, что нарушило бы привычную церемонию водворения узника в тюрьму.

Что?

Гард вспомнил, как просил у Бога помощи в яме, среди змей. Тогда ведь Господь помог, спас.

Комиссар поднял глаза к небу и начал просить Бога о спасении.

Не получалось! Вот ведь удивительное дело — не получалось ничего! Слов не находилось, эмоций не было. Казалось, не хочет Бог его слушать. Не выходит разговор.

Гард снова упал. Его опять ударили. Было больно. Но он уже не обратил на это никакого внимания. Он был занят мыслями, а мысли отвлекают даже от боли.

Странное дело: Бог молчит. Может, Он отвернулся от комиссара? Надоело Ему все время спасать этого безумца из XXI века...

А может быть, Бог откликается, только если иных надежд не осталось? Значит, есть иная надежда? На что? На кого? На Гаврика?

Гард так увлекся своими мыслями, что даже не заметил, как они вошли в Иерусалим, прошли узкими улицами и оказались у какой-то мрачной двери.

— Стоять! — приказал Номенклатор.

«Странно, — подумал Гард, — пока мы шли, ни один из этих «роботов» не заговорил со мной. А Гаврик

объяснял: встретиться — значит поговорить. Получается, что никого из этих солдат он не встретил...»

Открылась тяжелая дверь.

Номенклатор с силой толкнул Гарда в спину:

— Посидишь тут, пока Понтий Пилат решит, что с тобой делать.

— Руки хоть развяжите, — взмолился Гард.

Но дверь с тяжелым лязганьем захлопнулась за его спиной.

Гард огляделся.

Довольно большая комната. Полумрак. Воздух спертый, душный, злой воздух, несвежий. Нерадостная атмосфера тюремной камеры. В стене — два небольших окошка с решетками. Под ними — две кучи старого тряпья. На полу навалены кучи сена.