Страница 37 из 51
Труп водрузили на носилки. На глаза Бараку положили монеты. Лицо укрыли платком.
После чего мужчины подняли носилки и понесли.
Элеонора шла впереди.
Гард хотел встать с ней рядом, но она удивленно посмотрела на комиссара и указала ему место позади носилок.
Траурная процессия двигалась по городу довольно долго. И все люди, которых они встречали, присоединялись к ним, рыдая и стеная.
Сначала Гард решил, что у Барака в этом городе много знакомых.
Но потом они встретили двух женщин, которые, судя по всему, направлялись на базар.
— Кого хоронят? — спросила одна.
—Не знаю, — ответила другая.
И обе зарыдали-запричитали так, словно хоронили их близкого друга или родственника.
«Эта такая традиция, — подумал комиссар. — Они жалеют человека не потому, что знали его, а потому, что он был человеком. Оно и верно: разве смерть любого не повод для печали оставшихся?»
Женщины шли впереди гроба, мужчины — позади. Скоро вокруг Гарда образовалась довольно внушительная толпа.
«Теперь ясно, для кого Элеонора приказала организовать поминки», — понял комиссар.
Довольно многочисленная процессия остановилась у гробницы.
Гробница более всего напоминала обычную комнату с выступами. На один из таких выступов и положили тело Барака.
После чего дверь гробницы закрыли, и один из охранников начал ее белить.
Когда дверь побелили, все, продолжая рыдать, пошли на поминальную трапезу.
Никогда в своей жизни комиссар не присутствовал на таком странном собрании.
Незнакомые люди разговаривали и вели себя так, будто не только давно знают и любят друг друга, но и Барака знали и любили тоже.
Они говорили о вере, о Боге, о смерти и бессмертии, о судьбе, оборвавшейся в столь раннем возрасте, и о возрождении души.
«В начале истории человечества людей было так мало, — подумал Гард, — что смерть каждого становилась бедой, а затем человечество привыкло терять своих детей и перестало обращать внимание на смерти».
Но он тут же вспомнил, как гибли римские легионеры, как погибли Азгад и Михаэль...
Нет, к смерти тоже может быть разное отношение. И вообще, с этой смертью все так неясно. Лучше уж не думать о ней.
К комиссару подошла Элеонора и сказала:
— Пора.
И они вышли. Вдвоем.
— А охранники? — спросил Гард.
— Я приказала им остаться, — ответила Элеонора. — Неудобно. Видишь, сколько народу пришло оплакивать Барака? Люди же не знают, что это его убийцы. Они считают их близкими друзьями погибшего. Если все уйдут, мы обидим этих людей.
«Парадоксальные порядки в этом мире», — подумал Гард.
Но Элеонора по-своему расценила его молчание:
— Если ты боишься идти без охраны — напрасно. Здесь недалеко. И я знаю, куда идти. Я знаю, где Иисус. Мы дойдем быстро.
И снова началась пустыня.
Нещадно палило солнце, из-под ног выскакивали ящерки и змейки. Поначалу Гард боялся их, но теперь уже привык.
Он уже ко многому привык. Например, к тому, что спокойных и легких путешествий здесь не бывает.
Однако пока ничто не предвещало худого. И если бы не такая жара, путешествие рядом с красавицей Элеонорой вполне можно было бы считать приятным.
Гард расхохотался.
— Ты что? — удивилась Элеонора.
— Помнишь, Егошуа говорил про тайник, в котором лежит много денег? Мы о нем забыли. Может, вернемся, разбогатеем?
Элеонора посмотрела на него с удивлением:
— Если ты несешь Весть Иисусу, зачем тебе думать о богатстве?
«Действительно, зачем? — подумал Гард. — Зачем мне римские монеты, если уже сегодня я отдам Весть Иисусу и мы вернемся на Землю? Точно вернемся. И точно мы. Я и Элеонора».
Элеонора шла быстро. Ее черные волосы развевались красиво и зовуще.
«Я и Элеонора», — еще раз сказал себе Гард.
И тут началось.
Из-за камней выскочила стая шакалов.
Шакалы мчались, разинув пасти и высунув языки.
Было совершенно ясно, что убежать от них невозможно.
Элеонора и Гард встали спина к спине и обнажили мечи.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Гард давно заметил: время — странная категория. В различных ситуациях оно и течет по-разному. Минута может быть незаметной, словно воробей, а может — огромной, словно лев.
Или шакал. Вон они бегут, разинув пасти и высунув языки.
Сколько им бежать еще до Гарда и Элеоноры? Минуту? Полторы?
А сколько будет тянуться эта минута? Сутки? Двое? Вечность?
За то время, что бежали твари, Гард успел подумать все это и еще услышать успел, как Элеонора сказала ему:
— Гершен, помни: у тебя Весть, и это значит, ты себе не принадлежишь. Ты должен найти Иисуса. Только ты можешь найти его и узнать Истину. А если меня уже не будет, не забудь спросить у него, почему Весть так связана со мной. Ладно? Не пойму я, так хотя бы ты узнаешь...
Шакалы были совсем рядом. Гард уже взмахнул мечом, готовясь произвести удар.
Но произошло невероятное. Почти добежав до Гарда и Элеоноры, шакалы резко замедлили бег. А передние и вовсе упали и, поскуливая, поползли к Гар-АУ-
Комиссар готов был поклясться, что поведение этих тварей было совсем не агрессивным. Более того, они смотрели по-доброму и даже виновато.
Гард опустил меч.
Один из шакалов прыгнул на Гарда и ... лизнул его в лицо.
— Что это значит? — удивленно спросил Гард. И только тут заметил, что к ним бежит человек.
— Не бойтесь! — кричал человек. — Они домашние, они ласковые! Не бойтесь их!
Сначала Гард узнал голос, а потом мучительно вглядывался в человека, не веря... не веря...
Да нет, точно, это Александр.
Гард был уверен: римляне убили Александра, который так не хотел уходить из долины, не похоронив своего Учителя. А тут — вот он, пожалуйста, бежит, улыбаясь.
Александр тоже узнал Гарда. Они обнялись.
Элеонора удивленно смотрела на происходящее.
— Это мой друг, Александр, — сказал Гард.
И подумал: «В этом веке у меня есть друг, и есть любимая. Как странно: здесь я нашел то, чего так и не смог отыскать на Земле».
— Извините, — улыбнулся Александр. — Это стая принадлежит Понтию Пилату. Дрессированные шакалы. У них только вид грозный, на самом деле, они очень добрые и ласковые. И Пилат, и Клавдия, его супруга, очень их любят.
Гард отступил немного и внимательно посмотрел на Александра.
— Ты служишь у Понтия Пилата? — недоверчиво спросил он. — У того старика, по чьему приказу был распят Иисус?
Александр рассмеялся:
— Ты что-то путаешь, Гершен. Кто такой Иисус, я понятия не имею. А Пилат вовсе не старик. Пятому Римскому прокуратору Иудеи, Самарии и Идумеи всего тридцать три года. Он молодой человек.
— Тридцать три? — вскрикнул Гард. — Этого не может быть... Значит, ему столько же лет, сколько было... Боже мой! Какие странные совпадения в этом мире!
Александр обнял Гарда за плечи:
— Да что с тобой, Гершен? Я перестал понимать, что ты говоришь. Неужели тебя так напугали мои шакалы? Посмотри, какие это симпатичные существа.
Шакалы лежали вокруг. Коричневые глаза смотрели преданно. Действительно, вполне милые существа.
Гард даже погладил одного из них.
В эту самую минуту комиссар Гард понял, что непременно увидит Понтия Пилата. И будет обязательно говорить с ним. И это будет очень важный разговор.
При чем тут Понтий Пилат? Зачем он его увидит?
На все эти вопросы Гард ответить не мог. Но знал точно: непременно увидит. Непременно поговорит. И непременно о важном.
Элеонора категорически отказывалась разговаривать с Александром, утверждая, что, когда у человека в руках Весть, он должен спешить, а не задерживаться ради утоления собственного любопытства.
Конечно, Элеонора была права. Но комиссару очень хотелось узнать, удалось ли похоронить Михаэля, почему римские солдаты не убили Александра и, главное, как попал он к Понтию Пилату.