Карма

Пестель и представить себе не мог, что быть героем в телепередаче – занятие настолько унизительное. И уж совсем не понимал, что он сейчас будет делать. Заготовленная речь лежала в кармане, но как он сможет ее прочесть…

Режиссер, словно прочитав его мысли, произнес спокойно:

– Говорить будете стоя. Вас объявят. Раздадутся аплодисменты…

– А если не раздадутся? – пискнул Пестель.

– Раздадутся, – уверенно сказал режиссер. – У нас все продумано. Значит, так: сказали речь. Опять аплодисменты. Обязательно аплодисменты, – грозно приказал он кому-то. – Сели. Потом будет видео Саморяда. А дальше вас начнут спрашивать – вы будете отвечать. Отвечать надо коротко и ясно. Как в армии. В армии служили? Вот и хорошо. Все. Это просто. Главное, не волноваться.

Пестель медленно сполз по своему трону и подумал: «Будь что будет!»

Но ему тут же закричали:

– Куда опустились? Куда? Выпали из света! Поднимитесь, как сидели, немедленно! Поднимитесь, как сидели…

Кротов давал последние указания двум своим соведущим:

– Значит, так. Сначала – дети. Поют жизнеутверждающую песню с элементами патриотизма. Потом вы, Маша, говорите: «Здравствуйте! Мы приветствуем вас…» А ты, Наташ, подхватываешь: «На марафоне „Дети – наше светлое настоящее!“» Не вместе, а по очереди – это важно! Сначала – вы, потом – вы. Понятно? Потом я представляю вас, представлюсь сам. Ясно?

Маша, корреспондент солидной газеты, и сама была девушкой солидной. Свою солидность Маша пыталась спрятать за широким, необъятным платьем. На Наташину мини-юбку солидная журналистка смотрела со смешанным чувством зависти и злобы.

Машу злили не только Наташины длинные ноги, но и тот совершенно очевидный факт, что Наташа не волновалась абсолютно. Маша даже попыталась сказать Наташе пару колкостей, чтобы хоть немножко вывести коллегу из равновесия, но не вышло.

Наташа действительно не волновалась. Всеобщее волнение ее даже забавляло. По сравнению с ее проблемами, ее решениями, да всей ее жизнью, наконец, все это было нелепой и бессмысленной суетой…

– Неужели передачу нельзя было записать? – вздохнула Маша. – Прямой эфир – все-таки очень страшно.

– Нельзя, милочка моя, нельзя… – Кротов нервно листал сценарий. – Саморяд хотел, чтобы только прямой эфир. Во-первых, нужны звонки зрителей. А потом – деньги же будут поступать все время, а наша задача состоит еще и в том, чтобы, как говорится, заводить зрителей, дабы денежный поток не иссякал. Понимаете? А вы – запись. Тут речь о больших деньгах идет, а вы – запись.

– А-а-а, – понимающе протянула Маша. Было очевидно, что она вот-вот расплачется.

Наташа посмотрела на Кротова, как киллер на жертву. И ей стало жалко этого забавного, не более придурковатого, чем все остальные, мужика.

Она вышла в коридор, прислонилась к стенке, набрала номер по мобильнику:

– Добрый день. Это посольство Франции? Очень приятно. Вас беспокоят с телевидения, первый канал Останкино. Моя фамилия Пустышко. Мы устраиваем круглый стол корреспондентов разных стран и хотели бы пригласить вашего журналиста Жана Глобера – он когда-то работал в Москве. А где он сейчас, я не знаю. Вы не поможете его найти? Позвонить пресс-атташе? Понимаете, мне надо столько корреспондентов собрать, может быть, вы пойдете мне навстречу? Огромное спасибо. Когда я могу позвонить? Сердечно благодарю. А мы во время передачи обязательно вас поблагодарим, непременно, можете даже не волноваться.

Жан Глобер интересовал сейчас Наташу куда больше, чем этот дурацкий марафон.

Зрителей впустили сразу.

Они быстро и организованно расселись, стали внимательно разглядывать Павла Ивановича.

Среди зрителей Пестель заметил усатого человека в очках, который настиг его в холле. Человек поймал взгляд Павла Ивановича, улыбнулся, помахал рукой.

Пестель мог поклясться, что никогда его не видел.

В центр студии вышел режиссер.

– Значит, так, – сказал он, радостно потирая руки. – Жвачки все немедленно проглотили. Раз! – молодцы. Сумки убрали под кресла, чтобы они не портили картинку. Раз! – убрали, хорошо! Теперь репетируем аплодисменты. Варя! – позвал режиссер.

Выскочила Варя.

– Все смотрят на девушку. Молодцы! Как только она взмахнула рукой, все зааплодировали. Репетируем!

Варя взмахнула. Все лениво захлопали.

– В чем дело? – недовольно крикнул режиссер. – Вы сюда зачем пришли? Вы сюда развлекаться пришли? Нет. Вы пришли работать. Помогать нам делать программу. Что вы хлопаете, как в доме престарелых? Вы должны аплодировать, как на хоккейном матче. Понятно? Еще раз.

Откуда-то сверху раздался голос:

– До эфира две минуты. Прошу операторов занять свои места. Удачи всем!

Зрители окаменели.

Павел Иванович побледнел, изо всех сил стараясь не сползти с кресла и не выпасть из неясного света.

– Репетируем! – крикнул режиссер.

Варя взмахнула руками.

Зрители истерично зааплодировали. Кто-то нервно крикнул:

– Шайбу!

– Кричать не надо, – вздохнул режиссер. – А так уже лучше. Всем – удачи. Помните: непосредственность и спокойствие. И главное – улыбайтесь, улыбайтесь. Глядя на вас, телезритель должен понять, что ему тоже хорошо жить. Чем больше вы будете улыбаться, тем больше шансов, что мы покажем ваш крупный план.

Тут же заулыбались все.

Павел Иванович не понял, что уже начался эфир, но стоящий за его спиной детский хор вдруг заголосил:

Дети закончили петь. Варя взмахнула руками. Все зааплодировали. Под аплодисменты вышли трое ведущих – мужчина и две женщины.

Павел Иванович вспомнил, что действительно видел когда-то этого ведущего, мелькало что-то пошловатое, когда он переключал каналы. Ведущая в мини-юбке ему понравилась. Она смотрела спокойно и печально. Павлу Ивановичу всегда нравились женщины с таким взглядом, их было интересно разгадывать.

И тут заорала толстая ведущая:

– Здравствуйте! – Она оглянулась по сторонам, словно не была уверена, что ее услышали. – Здравствуйте! Мы приветствуем вас на марафоне… – Она сделала паузу и с ужасом выдохнула: – «Дети – наше счастливое настоящее!»

– «Дети – наше счастливое настоящее!» – повторила ведущая в мини-юбке и зло посмотрела на толстую.

Толстая опустила глаза.

Варя взмахнула руками – все захлопали.

– Да, – сказал мужчина. – «Дети – это наше счастливое настоящее!» Мы собрались здесь, чтобы сделать это настоящее еще более счастливым. Я хочу представить вам своих очаровательных коллег…

Наташа смотрела на человека, сидящего на троне посреди студии, и мучительно вспоминала, где она видела его. Где-то точно видела она это тонкое, длинное лицо, причем совсем недавно, но – где?

Павел Иванович сидел, вжавшись в кресло, и думал: «Господи, умереть легче, ей-богу».

Усатый незнакомец снова помахал ему и улыбнулся.

Дети грянули по новой:

Спасибо, Россия!

Спасибо, страна!

В тебе – наша сила!

Ты так нам нужна!