Вторжение, которого не было

Вследствие безупречного поведения наших войск наше отно­шение с французским населением в те полгода, что я провел во Франции, ничем не было омрачено. Французы при всей своей вежливости проявляли достойную быть отмеченной сдержанность, чем только завоевали наше уважение. Впрочем, каждый из нас более или менее был очарован этой благословенной страной. Сколь­ко ей принадлежит памятников древней культуры, красивых ланд­шафтов и шедевров знаменитой кухни! Сколько товаров было в этой богатой стране! Правда, наша покупательная способность была ограничена. Только определенный процент денежного со­держания выдавался в оккупационных деньгах. Это правило стро­го выдерживалось, по крайней мере в сухопутных войсках. Та­ким путем умеривалась понятная жажда к приобретениям, а это было весьма желательно в интересах сохранения престижа немецкой армии. Этих денег было достаточно, чтобы иногда съездить в Париж и в течение дня насладиться прелестью этого города. Во время нашего пребывания на побережье вплоть до ноября мы получали удовольствие от морского купанья, кото­рым наслаждались мой новый адъютант обер-лейтенант Шпехт, мой верный водитель Нагель и конюх Рунге, совершавшие также долгие прогулки верхом по побережью. Следует заметить, что в проливе высота прилива достигает 8 м по сравнению с уровнем отлива. Это обстоятельство играло большую роль в разработке вопроса о возможностях высадки на английском побережье, а также при выборе времени для входа в порты при вторжении. Однажды, купаясь, мы заплыли далеко в море, а наш “мерседес” неожиданно был захвачен приливной волной. Только в последнее мгновение его удалось вытащить из уже намокшего песка с помощью подоспевшего тягача. Зато Наге­лю удалось поймать в море оригинальный трофей. Далеко в море плавал мостик с одного потопленного парохода. Нагель [312] взобрался на него и появился вскоре из капитанской кабины с сеткой, ракетками и мячами для настольного тенниса, которыми мы пополнили арсенал наших спортивных принадлежностей. Та­ким странным образом, пожалуй, никому еще не удавалось при­обрести необходимое для игры в настольный теннис.

Радость и удовольствие, которые доставляли эта прекрасная страна и затишье после выигранной кампании, не привели, одна­ко, к тому, что солдаты распустились, как это обычно бывает с оккупационными войсками. Наоборот, перед командованием сто­яла задача готовить части к следующему этапу — я имею в виду вторжение. Войска ежедневно проходили обучение в прибреж­ной местности, покрытой дюнами и во многом похожей на учас­тки, где должна была произойти высадка. После того, как прибы­ли наши средства переправы — переделанные лодки с Эльбы и Рейна, небольшие рыболовные суда и катера, — мы смогли про­водить при спокойной погоде вместе с кораблями военно-морс­кого флота учения по посадке и высадке морских десантов. При этом многим приходилось принимать холодную ванну, если лодка неумело подводилась к берегу. Молодые фенрихи военно-морско­го флота тоже должны были сначала овладеть этой новой задачей. Нельзя было на них обижаться за то, что они это делали без особого воодушевления: командовать лодкой с Эльбы — это не то, что нести службу на красивом крейсере или подводной лодке. Трудно приходилось также и со старыми шкиперами, владельца­ми лодок или пароходов, которые вместе с фенрихами стояли на капитанском мостике этих несколько авантюрного пошиба судов вторжения. Но, несмотря ни на что, все в этой подготовке к необычной задаче делалось с огоньком, и мы были убеждены, что справимся с ней.

Уместно будет сделать здесь некоторые критические замеча­ния относительно плана Гитлера, предусматривавшего высадку в Англии, и в особенности причин, приведших к отказу от этого намерения.

Если Гитлер после победы над Францией действительно ду­мал, что война уже выиграна и остается только внушить эту мысль Англии, то он явно ошибался. Тот холодный отказ, которым было встречено в Англии его крайне неопределенное мирное предло­жение, показал, что ни английское правительство, ни английский народ не склонны с ним согласиться. [313]

Перед Гитлером и его ОКВ встал теперь вопрос: “Что же теперь?” Этот вопрос неизбежно встает перед государственным деятелем или полководцем, когда в период войны стратегические промахи или неожиданные политические события, например, вступление новых государств в войну на стороне противника, со­здают совершенно новое положение. Тогда ничего другого не ос­тается, как изменить “военный план”. В таком случае соответ­ствующих деятелей можно упрекнуть в том, что они переоценили силы своего государства и недооценили силы врага, что они не­правильно оценивали политическую обстановку.

Но если государственные и военные деятели должны за­дать себе вопрос “Что же теперь?” после того, как военные операции, согласно их расчетам — в данном случае даже сверх всяких расчетов, — привели к победе над врагом, если разби­тый противник спасся на своих островах, то приходится спро­сить себя, а существовал ли вообще у немецкой стороны ка­кой-либо “военный план”.

Конечно, никакая война не идет по раз установленной схеме, по плану, который выработала одна сторона. Но если Гитлер по­шел в сентябре 1939 года на риск войны с Францией и Англией, то он должен был заранее подумать, как справиться с этими госу­дарствами. Ясно, что немецкое Главное командование до кампа­нии во Франции и во время этой кампании не имело “военного плана” относительно того, что необходимо делать после победы в войне или как продолжать ее. Гитлер надеялся на уступчивость Англии. Его военные советники в свою очередь полагали, что нужно ждать “решений фюрера”.

На этом примере особенно ясно видно, к чему приводит не­целесообразная структура высших военных органов, сложившая­ся у нас вследствие передачи Главного командования вооружен­ными силами Гитлеру без одновременного создания ответствен­ного за руководство всеми военными действиями имперского Генерального штаба.

Фактически наряду с главой государства, определявшим по­литику, не было военной инстанции, которая отвечала бы за ру­ководство военными действиями. ОКВ Гитлер уже давно низвел до положения военного секретариата. Начальник ОКВ Кейтель вообще не был в состоянии давать советы Гитлеру по стратегичес­ким вопросам. [314]

Командующим тремя видами вооруженных сил Гитлер прак­тически не предоставил почти никаких прав для оказания влия­ния на общее руководство военными действиями. Они могли только иногда высказывать свое мнение по вопросам ведения войны, но Гитлер принимал решения в конце концов, руководствуясь только своими соображениями. Во всяком случае, он оставил иници­ативу за собой, так что мне неизвестен ни один случай (за исклю­чением вопроса о Норвегии, когда гросс-адмирал Редер первый подал ему мысль о действиях в этом районе), когда важное решение в вопросах общего ведения войны исходило бы от командова­ния одного из видов вооруженных сил.

Так как никто не имел права составлять “военный план”, и менее всего, конечно, ОКВ, то практически все сводилось к тому, что все ждали проявления “интуиции фюрера”. Одни, как Кейтель и Геринг, — в суеверном почитании Гитлера, другие, как Браухич и Редер, — пав духом. Ничего не меняло и то обстоятельство, что штабы трех видов вооруженных сил имели мнения по вопросам ведения войны длительное время. Так, гросс-адмирал Редер еще зи­мой 1939/40 года дал задание Главному штабу военно-морских сил изучить технические возможности и условия операции по высадке десанта в Англии. Но не оказалось ни одной военной инстанции, ни одной личности, которая была бы признана Гитлером не только экспертом или исполнителем, но и военным советником по вопро­сам общего руководства военными действиями.

В настоящем же случае результатом подобной организации высших военных органов явилось то, что после окончания кампа­нии на западе нашего континента, как уже было сказано, возник вопрос: “Что же теперь?”

К тому же высшее германское руководство стояло перед дву­мя фактами:

1) фактом существования не разбитой и не согласной на пе­реговоры Великобритании;