Лучше бы я остался дома

– Ну, надеюсь, – вздохнул я, отчаянно желая, чтобы миссис Смитерс наконец вернулась.

Я чувствовал себя совершенно опустошенным, настроение ни к черту. Ушел в ванную, заперся там, сел на стульчак и всласть поплакал.

Часть 2

1

На следующий день Мона вернулась домой сияющая.

– Представляешь, я нашла работу. Постоянную! Я тоже просиял:

– А что ты будешь делать?

– Подожди, я чуть переведу дух. – Она упала в кресло, отчаянно обмахиваясь. – Я только что шла мимо «Маньяно» и знаешь, кого я встретила? Лауру Обэнкс.

– Лауру Обэнкс?

– Я сразу ее узнала, но не хотелось здороваться первой. В Голливуде никогда не знаешь…

– И она тебя узнала?

– Узнала – не то слово. Ты бы подумал, что я ей сестра, по которой она безумно соскучилась. Я просто обязана была зайти с ней в «Никербокер» выпить по рюмочке, возражений она и слушать не стала. Начала рассказывать, что тогда у миссис Смитерс не успела со мной толком поговорить и что уже спрашивала себя, куда же я пропала, ей ужасно интересно, что со мной и как мои дела.

– Если это ее занимало, могла бы тебя найти, – заметил я. – Могла спросить миссис Смитерс.

– Да это просто обычная болтовня, но дай я расскажу до конца. Ее дублерша как раз подписала постоянный контракт с «Ферст Нейшн», и мне Обэнкс предложила занять ее место. Тридцать пять зеленых в неделю.

– И это и есть твоя работа? Дублершей?

– Ну разумеется.

– Ну ты и влипнешь, если согласишься, – сказал я.

– Ты одурел? Я буду на постоянном окладе, деньги каждую неделю.

– Тут-то собака и зарыта. Какие у тебя останутся шансы на кино, если станешь чьей-то дублершей? Тебе уже никогда ничего не добиться.

– Как видишь, предыдущей дублерше Обэнкс удалось. Я ведь говорю тебе, она как раз подписала контракт.

– Это удается одной из тысячи. Одной из двадцати тысяч.

Мона посмотрела на меня и ухмыльнулась:

– Забавно, что именно ты мне это говоришь.

– Я здесь достаточно давно, чтобы кое-чему научиться, – сказал я. – Если ты согласишься на это место, можешь послать своей карьере прощальный поцелуй.

Встав, она долго смотрела на меня. От радостного возбуждения и следа не осталось.

– Одно только вы забыли, мистер Карстон, – сказала она сдавленным голосом. – Что нам нужно что-то есть.

В тот вечер она ушла на работу, оставив меня одного – впервые со дня нашего знакомства. Я написал письмо домой, но не думал, о чем пишу, писал машинально и без удовольствия. В комнате было тихо и пусто. Закончив, набрал номер миссис Смитерс, но на станции мне опять ответили, что аппарат отключен. Позвонил в справочную и попросил новый номер, но там очередная барышня сообщила мне, что никакого нового номера у них не значится. Поэтому я решил, что миссис Смитерс все еще не вернулась. Попытался поймать несколько станций по радио, но слушать было совершенно нечего. Прикинул, не сходить ли в кино, но сказал себе, что не хочу я видеть никаких фильмов, что буду чувствовать себя еще хуже, когда увижу, как люди на экране делают то, что хотел делать я сам. От дверей в кухню донесся какой-то шум. Я подошел к черному входу и открыл дверь.

– Боже ты мой!

Там стояла Дороти. На ней были мужская рубашка, мужские брюки, а на ногах – какие-то стоптанные ботинки.

– Ну и ну, – сказал я, закрыв дверь. – Откуда ты взялась?

– Я сбежала, – ответила она. – Найдешь что-нибудь поесть?

Я поджарил ей яичницу и сварил кофе. Она рассказала, что уже два дня как сбежала из-за решетки и что появилась бы здесь раньше, но приходилось держаться окраин, где не так людно. Еще она сказала, что чуть не загнулась, пока выбиралась из тюрьмы. В Бейкерсфилде угнала «форд» и на нем добралась сюда.

Поражали ее полное спокойствие и отсутствие всяких следов этого путешествия. Если бы не рвань, надетая на ней, она была бы все той же Дороти, которую я знал.

– Что с Моной?

Я рассказал, что она нашла работу, место дублерши Лауры Обэнкс. Дороти была в восторге.

– Ну а ты? У тебя что-нибудь получается?

– Гм… пока нет.

– Ничего, – сказала она, – только не сдавайся. Что если ты сваришь мне еще кофе?

Я приготовил вторую чашку.

– Как тебе удалось улизнуть? – спросил я.

– Это долгая история…

– И что ты собираешься теперь делать?

– Ну, двинусь дальше.

– Куда?

– Не знаю.

– Я был бы рад, если бы ты могла остаться здесь, – сказал я, – но тут тебя сразу найдут. Не боишься, что тебя поймают?

Она покачала головой:

– Я слышала, что с женщинами, пытавшимися дать деру, обходятся не так жестоко, как с мужчинами. Но все равно каждый день на свободе – подарок судьбы.

– А ты не хочешь вернуться домой, в Огайо?

Личико ее погрустнело:

– Ну нет, здесь мне безопаснее, чем там. Нет, домой я уже не вернусь никогда.

Она допила кофе.

– Ты бы не мог ссудить меня деньгами? Не знаю, смогу ли я их когда-нибудь вернуть, но постараюсь.

– Мне очень жаль, но я на мели. С деньгами у нас совсем туго. У меня всего шестьдесят центов.

– Это мне не поможет, – вздохнула она.

Вдруг меня словно что-то стукнуло.

– Подожди здесь, не ходи никуда, – сказал я, вышел из дому через черный вход и помчался в лавку.

– Привет, как дела, наш знаменитый Бэрримор? – крикнул мне Эбби и рассмеялся.

«Когда ты узнаешь, зачем я пришел, у тебя сразу пройдет охота шутить», – подумал я.

– Мне нужны двадцать долларов, и срочно.

Мое заявление шокировало Эбби.

– У тебя свидание, да? Воспылал страстью к пухленькой блондиночке из Голливуда?

– Крайне срочно.

– Ну ты даешь, – он продолжал делать вид, что не может прийти в себя от шока. – Зачем тебе двадцать долларов? Чтобы тебя за них обманули в одном из фальшивых волшебных замков?

– Они мне чертовски нужны, Эбби.

Он пожал плечами:

– Тебе они чертовски нужны, но для меня-то это проблема. За доллар в Голливуде можно купить все, что ни пожелаешь. Кому ты хочешь отвалить целых двадцать? Перехватил гарем какого-то раджи или что?

Терпение мое лопнуло.

– Слушай, Эб, ты прекрасно знаешь, что на глупости меня не тянет. Завтра, как только Мона вернется домой, я верну тебе деньги. Я бы занял у нее, но ее сейчас нет. Я верну тебе их или, если хочешь, отработаю, но сейчас они мне нужны. Прошу тебя!

Он еще раз посмотрел на меня, пожал плечами и открыл кассу.

– Мне каждый может навешать лапшу на уши, – сказал он, пересчитывая деньги. – И надо же, чтобы, выбирая, где завести свое дело, я избрал этот проклятый город. В другом месте я был бы сейчас богаче Гугенхейма.

Он подал мне деньги, и я его едва не расцеловал.

– Спасибо, Эб.

– Плевал я на твои благодарности, лучше верни когда-нибудь деньги.

– Спасибо.

– Мне любой может навешать лапшу на уши, – повторил он, покачивая головой.

«Ты душа-человек, Эпштейн», – думал я, когда бежал через стоянку домой. Отдал деньги Дороти. Слезы как бусины текли по ее щекам.

– Не знаю, как тебя благодарить.

– Не бери в голову.

Она что-то начала говорить, но настолько расчувствовалась, что предпочла умолкнуть.

– Теперь тебе лучше идти, Дороти, – сказал я. – И если мы сможем тебе чем-нибудь помочь, черкни пару слов.

Вытерев глаза, она кивнула.

– Жаль, что здесь нет Моны. Можно мне хотя бы оставить ей записку?

– Ну разумеется, – сказал я и провел Дороти к письменному столу. Нацарапав короткое письмо, она подала его мне. Мы вернулись на кухню.

Взяв бумажный пакет, она сказала:

– Я тут сделала себе пару бутербродов. Не знала, достанешь ли ты денег.

– Все в порядке, – отмахнулся я. – Я провожу тебя на улицу. Где ты оставила свою машину?

– Перед домом.

– На твоем месте я поехал бы автобусом или еще чем, – сказал я, когды мы вышли через черный ход. – Достаточно того, что ты беглая, но ехать к тому же на краденой машине – не слишком ли?!