Удар из Зазеркалья

Глава шестая

Их ставка — чистая душа,

Лишенная греховной тины.

Ее получит, чуть дыша,

Лишь тот, чей выигрыш Фостина!

— Доктор Уиллинг? — громко произнесла миссис Лайтфут, стоя у края письменного стола в своем кабинете. Она пренебрежительно зажала визитную карточку Базила между большим и указательным пальцами. — Но здесь ведь Коннектикут, а не Нью-Йорк. И вообще я не вижу, с какой стороны может заинтересовать Бреретон окружного прокурора или его помощника по медицинской части.

— К сожалению, у меня в кармане оказалась только эта карточка, — пояснил Базил. — Моя работа в окружной прокуратуре — лишь часть моей деятельности. Прежде всего я врач-психиатр.

Слово психиатр, судя по всему, так же подействовало на миссис Лайтфут, как и словосочетание — «окружной прокурор».

— Кажется, вы — знакомый одной из моих преподавательниц, мисс фон Гогенемс. Я помню ваш телефонный звонок сюда, в школу.

— Мисс фон Гогенемс познакомила меня с мисс Фостиной Крайль.

Миссис Лайтфут тяжело вздохнула.

— Не хотите ли вы тем самым сказать, что намерены вернуться к этому злосчастному делу?

Она мастерски демонстрировала свое сдержанное негодование:

— Это может самым неприятным образом отразиться на всех заинтересованных лицах, да и на самой мисс Крайль, прежде всего.

— Неужели вы считаете, что поступили справедливо, уволив учительницу без характеристики, не приведя при этом никаких серьезных причин?

— Садитесь, пожалуйста, доктор Уиллинг.

Она тоже уселась за письменный стол. У нее были припухшие, как у ребенка руки, которые она сцепила над промокашкой на столе, но в приземистой фигуре, в ее профиле правильной формы на фоне красной шторы, висящей за стулом, угадывались большой человеческий опыт и твердость характера. Само собой разумеется, она многое оценивала, пропуская через призму своей любви к школе и заботы о ее процветании. Чувство собственного достоинства было тем ее профессиональным вкладом в общее дело, который она постоянно умножала. Она была умной и агрессивной по характеру женщиной и внутри ей был неведом покой. При случае она могла и пренебречь щепетильностью, если что-то затрагивало ее собственные интересы.

Миссис Лайтфут внимательнейшим образом изучала его, а Базил в свою очередь ее. Чуть изогнутая бровь подсказывала ему, что его приход сильно ее озадачил. Она, несомненно, ожидала увидеть перед собой человека, связанного с нью-йоркской окружной администрацией, завзятого политика, типа какого-нибудь пламенного ирландца или горячего выходца из Италии. Но этот визитер совсем не был похож на тип людей, которых она распознавала по нескольким произнесенным словам или жестам. Это был индивидуум, в котором, вероятно, таилась бездна противоречий, которого, вероятно, сбивала с толку или даже раздражала обычная, повсеместно распространенная практика оценки мирских ценностей.

— Вы утверждаете, что я уволила мисс Крайль, не предъявив ей никаких формальных обвинений, — вновь начала миссис Лайтфут. — Это правда. Я даже не стала расследовать более чем странные обвинения, выдвигаемые против нее другими.

— Почему?

— Потому что я не обладаю вульгарным любопытством.

— Вульгарным любопытством? — переспросил Базил и улыбнулся. — Любопытство — это побочный корень нашей интеллектуальной жизни, наиболее ценная из наших обезьяноподобных черт.

Миссис Лайтфут ответила ему улыбкой на улыбку, правда, ценой небольшого усилия над собой.

— Позвольте вам получше объяснить смысл моих слов. Даже если все невероятные истории, которые рассказывают о мисс Крайль, являются ложью или галлюцинациями, мне это абсолютно все равно. Их воздействие на школьную атмосферу не меняется от того, ложь они или правда. Но все это, впрочем, касается только меня одной.

— Но это далеко не все равно для мисс Крайль. Почему ей не сообщили о всех этих историях? Ведь она, несомненно, заслужила такое повышенное к себе внимание!

— В большинстве случаев, может, и да. Но суть не в том. При таких обстоятельствах, чем скорее все будет забыто, тем лучше для всех действующих лиц. — Миссис Лайтфут могла быть прямолинейной при необходимости. — Так что же вы хотите, доктор Уиллинг?

Он ответил ей с той же откровенностью.

— Выяснить, по какой причине уволена мисс Крайль. Вы выдали ей шестимесячное жалованье всего за пять недель работы. За этим, вероятно, кроется какой-то нешуточный мотив?

— Да, конечно. А сама мисс Крайль не намекнула вам на этот самый… нешуточный мотив?

— Она не в состоянии этого сделать, поскольку не имеет и понятия о причинах…

— Я никогда до конца так и не была уверена в том… — миссис Лайтфут опустила глаза на свой письменный стол красного дерева.

— В чем же?

— …в том, что мисс Крайль в самом деле представляла себе, что происходит здесь, в Бреретоне. Иногда мне казалось, что она все же отдает себе отчет. Более того, мне даже казалось, что она сама является зачинщицей, хотя я никак не могла уразуметь, в силу каких причин. Иногда мне приходила в голову мысль, что она стала жертвой каких-то внешних сил, ничего о них не знает и не в состоянии сдерживать их натиск.

— Внешних сил? — услыхав такие слова, он сменил угол атаки. — Все это звучит весьма расплывчато. Конечно, существуют какие-то обстоятельства, таящиеся в тени, которые могут вызывать подозрения и не поддаваться проверке. Они охватывают широкий круг проблем — от коммунизма до алкоголизма. В таком случае вы могли бы уволить мисс Крайль, так как не желали брать на себя определенный риск. Но вы не сделали бы это, конечно, не приводя истинных причин, так как она могла бы привлечь вас к суду за клевету или необоснованные обвинения в ее адрес. Именно так рассуждают многие, когда узнают об увольнении мисс Крайль без указания побудительных причин. Это ведь тоже не красит вашу школу.

Она, оторвав взгляд от стола, посмотрела на Базила.

— Здесь ничего подобного не происходило. — Блестящая, твердая скорлупа, заключавшая ее показные манеры, вдруг дала трещину. Было заметно, как глубоко она уязвлена. Она говорила с какой-то особой внутренней горечью: — Вероятно, все же мне придется рассказать вам обо всем.

— Почему вы меня боитесь? — спросил он без прежней напористости, с большей мягкостью.

Ее ответ неожиданно поразил его:

— Потому что вы мне не поверите. — Она вздохнула. — Да и сама я в это с трудом верю. И все же лучше, если вы узнаете обо всей этой истории из уст некоторых очевидцев. Тогда вы не станете подозревать меня во лжи. Это не займет много времени, так как осталось всего четыре свидетеля. Остальные семеро уехали.

Она нажала кнопку звонка на столе.

— Но прежде, чем здесь появится Арлина, я хочу вам кое-что пояснить. Я до сих пор не знаю, правда ли все то, что говорилось здесь о мисс Крайль, или ложь. Но я знаю другое. Она стала причиной, фокусом, если хотите, в котором нашли свое отражение все эти неприязненные чувства, все эти бьющие через край эмоции. Она могла быть причиной всего того, что здесь происходило, но могла и не быть ею. Но теперь, когда ее здесь нет, все прекратилось. Поэтому она и должна была уехать. Поэтому я и не возьму ее назад, независимо от того, с какой горячностью вы станете взывать к моему состраданию. И…

Ее речь прервал стук в дверь. Она повысила голос:

— Войдите!

Дверь отворилась, и в комнату вошла та же горничная, которая встречала его на пороге дома. На этот раз Базил рассмотрел ее более внимательно. У нее было мешковатое, лишенное отточенных форм тело, а лицо похоже на какой-то обрубок, которому в величайшей спешке чьей-то малоискусной рукой придано человеческое подобие. Ей совсем не шел ее голубой наряд — блузка с высоким воротником, длинными рукавами, широкая юбка. Миссис Лайтфут в сражении с ней удалось отстоять низкие каблуки, передник и чепец, но Арлина все же внесла в свой актив два очка, — губную помаду и чулки яркого цвета.