Город, который боролся

— А я и не думала, что вам это нужно.

— А ты еще… гм, не испытывала его?

— Пока нет.

— Как же ты узнаешь, работает ли он?

— Будет, я уверена в этом! — Из-за доверительного тона, которым это было сказано, реплика прозвучала не агрессивно.

— Он… гм…

— Он никого не убьет, но, без сомнения, заставит любого подумать дважды, прежде чем преследовать меня.

— Да, понимаю.

Визуальным сенсорам Симеона удалось заметить лишь слабый намек на улыбку, прежде чем Джоат склонила голову, чтобы продолжить работу.

— Надо доделать еще кое-что, — загадочно сказала она.

Вновь воцарилась тишина. Разговоры с Джоат напоминали Симеону ловлю форели голыми руками — это он видел в документальных фильмах. Надо быть очень внимательным, чтобы тебе сопутствовала удача.

— Кажется, приближаются неприятности, — спокойно сообщила она.

— Неприятности уже закончились, — заверил ее Симеон. — Знаешь, Джоат, прости, что я не пытался найти тебя после объявления тревоги, но…

— А зачем? Ты же сам дал мне скафандр, помнишь? Это все, что мне было нужно, — рассудительно заметила Джоат. — Что-то угрожает тебе, станции, все мы по уши завязли в дерьме. Ведь так? Будет гораздо лучше, если ты потратишь свое время на то, чтобы не погрузиться туда еще глубже, и разгребешь его, чтобы мы смогли выбраться.

— Ты очень трезво смотришь на жизнь, Джоат, — сказал Симеон, восхищенный ее самостоятельностью, хотя она и обеспокоила его.

— Я не растение, — удовлетворенно ответила Джоат. — Ко всему прочему, неприятности никогда не приходят поодиночке — они сваливаются на твою голову целыми килобайтами. Я буду к ним готова. — Она похлопала по своему излучателю.

— Уж в этом я не сомневаюсь, — подыграл ей Симеон.

— Угу. Увидимся за обедом.

— За обедом? — В его голосе прозвучало, удивление, доставившее ей явное удовольствие. — Гм, да, значит, тогда и увидимся, — добавил он, изо всех сил стараясь говорить будничным тоном.

Джоат беззвучно свистнула, когда почувствовала, что Симеон переключил с нее внимание — по крайней мере, основную его часть. К тому же она включила имитатор звуков и шифратор, которые соорудила наспех. Правда, она уже не была полностью уверена в их эффективности: Симеон достаточно насмотрелся на ее приспособления, чтобы суметь нейтрализовать их. Нет, у него не было времени возиться с ней все это время, когда приходилось держать в голове столько всякой всячины. Даже возможности «мозга» не безграничны.

Ей не хотелось, чтобы ее отвлекали, пока она несколько раз прокручивала приключения Чанны на корабле пришельцев. Потом она просмотрела и новости, сегодня пришедшие с Центральных миров. Установленная Джоат программа наблюдения сама выбрала их, направляя в ее систему.

Лениво растянувшись, Джоат потянула за ушко какой-то банки, скорее всего, с пивом. Она старалась держаться подальше от реальных событий, потому что от них она тупела и страшно хотелось напиться. Откусив большущий кусок от шоколадного батончика с орехами и набив полный рот, она с мстительным удовольствием наблюдала за разыгрывающейся сценой.

Толпа окружила какое-то административное здание, пикетчики громко, но монотонно бубнили угрозы, вяло размахивая плакатами, на которых были те же лозунги, которые они скандировали.

— Дорган — расистка! Дорган, вон отсюда! Дорган — расистка! Дорган, вон отсюда!

Окна первого этажа были закрыты, наступление демонстрации ОПОПИМ сдерживал кордон вооруженных полицейских. Изображение сместилось внутрь комнаты, где мисс Дорган из Комитета защиты детей, выглядевшая испуганной и потрясенной, яростно размахивала руками.

— Я категорически отрицаю, что говорила: капсульники неестественные, отвратительные создания, не имеющие права на жизнь, — ныла она. — Или что меня от них тошнит!

Джоат ухмыльнулась. Она хотела стать системным инженером, когда вырастет, — или, возможно, даже «телом», — но монтаж был просто замечательным хобби. Монтаж передачи или записанного разговора, который был послан в ОПОПИМ и в ММ. Чанна мыслила в верном направлении, но взрослым просто не хватает энтузиазма для работы над идеей и воплощения ее в жизнь.

— Как сказала учительница, — пробормотала она, вновь набив полный рот, — во мне слишком много скрытой враждебности, и я должна научиться ее выплескивать.

— Мне казалось, я и сам сейчас вот-вот закричу, — сказал Джозеф.

Амос вздохнул, опустившись на стул. По настоянию Джозефа местный врач — очень странный человек — поместил его в небольшой отдельный номер с гостиной.

«С виду отдельный», — решил он: здесь вполне могли оказаться прослушивающие устройства. Хотя и все остальное в комнате было столь же странным, например мягкие синтетические стены, менявшие цвет или неожиданно превращавшиеся в видеоэкраны. Он скомандовал им, чтобы космические пейзажи сменились чем-то более спокойным, и голография исчезла, а на ее месте появились нейтральные коричневые кристаллы. И от этого ему тоже стало не по себе. То, что-казалось простым пластиком, явно было всем, чем угодно, кроме него.

— До сих пор не могу поверить, что мы спаслись, — сказал Амос, проводя рукой по лицу, которое настолько заросло щетиной, что ее давно пора было сбрить. Он решил попросить ультразвуковую машинку или какой-то ее эквивалент из местной бытовой техники. — Если говорить откровенно, брат мой, я и не рассчитывал очнуться вновь.

— Да и я тоже, — подтвердил Джозеф, неторопливо меряя шагами комнату. Сила тяжести была немного больше, чем на Бетеле, хотя не настолько, чтобы это мешало. — Но можем ли мы рассчитывать, что спаслись — даже от кольнари?

Амос внимательно посмотрел на него:

— А разве нет?

— Эта капсула, Гайон, — поправился Джозеф, заметив, как нахмурился Амос, — говорила, что…

— Он, — исправив друга, Амос плотно сжал губы: даже он чувствовал себя неловко в обществе Гайона.

«Гайон спас нас», — вспомнил он. Более того. Гайон был первым, кто выслушал его юношеские сомнения, не обвинив в ереси и не назначив епитимью. Лишь членам семей, ведущих свою родословную от Пророка, было позволено общаться с Управляющим планетой. Большинство жителей Бетеля считали его существование в лучшем случае легендой, в худшем — гнусными происками неверных. «Я слишком стар, чтобы верить в нянюшкины сказки», — подумал Амос. Теперь он стал мужчиной, от которого зависели жизни других людей.

— Да, он, — сказал Джозеф, взмахивая обеими руками, чтобы успокоить друга. — Он хотел отвезти нас на базу на Ригеле. Это явно не Ригель.

— Да, — согласился Амос. — Это SSS-900-С. Хотя его жители, кажется, не намерены сообщать нам ничего большего.

— Понятно, мой господин. А вы сами стали бы безоговорочно доверять беженцам, которые подлетели так близко, что едва не разрушили станцию, даже не подозревая об этом? Однако есть вещи, которые нам придется им рассказать.

— Да, — с трудом выговорил Амос. — И в первую очередь потому, что это не военная база.

— Вот именно, брат мой. Это мирные люди. — Сжавшись под мрачным взглядом Амоса, он продолжал: — Как ты помнишь, я поднимался в космос, чтобы осуществлять стыковку прибывающих кораблей. Я знаю о торговцах и о торговле гораздо больше многих бетелианцев. Эти жители космоса — уважаемые торговцы, правда, в соответствии с их собственными нравственными нормами, а не с обычаями Бетеля. Высадившись на этой станции, мы сделали ее обитателей потенциальными жертвами кольнари.

Они посмотрели друг на друга, и им обоим пришла в голову одна и та же мысль, которую никому не хотелось высказывать вслух. Но Амос все же решился. Честные люди, живущие по своим нравственным нормам, должны узнать правду.

— А мы даже не знаем, идут ли кольнари по нашему следу, — прошептал он. Его затошнило, а живот свело судорогой. «Мы спаслись от смерти, пусть нас и немного, но в результате поставили под угрозу жизнь тех, кто нас спас». — Мы должны все им рассказать!