Город, который боролся

Последние слова были сказаны едва слышно, шепотом, и Чанна почувствовала, как у нее на глазах выступают слезы. «Тело» всегда скорбит, когда гибнет «мозг». Поэтому она не стала сдерживать слез — это принесло облегчение. Но она могла плакать. А Симеон не мог.

Из лифта она прошла в гостиную и, совершенно выбившись из сил, свалилась в ближайшее кресло, сразу ставшее таким удобным. Откинув голову назад, она закрыла глаза, из которых по-прежнему текли слезы. Они с Симеоном молчали еще очень и очень долго.

— Как насчет базы данных, которую мы скачали на капитанском мостике? — наконец спросила Чанна, вытирая глаза тыльной стороной ладони. — Она была пуста?

— Я, уф, ну, в общем, не могу прочитать ее, — ответил Симеон. К печали в его голосе теперь примешивалось и смущение. — Код слишком древний. А может быть, это даже не код, а язык. Тот, которого нет в моих анналах, что означает: он исчез до начала эры космических полетов и был не слишком распространенным даже тогда.

Чанну разобрал смех, который ей едва удалось сдержать. Но она заглушила его стоном.

— Мне действительно страшно спрашивать об этом, но… — Тут она поняла, что с надеждой смотрит на его колонну. — Что случилось с людьми, которых мы спасли? Кроме завывалы, конечно.

— Сорок из тех пятидесяти, которых мы нашли, были доставлены на станцию живыми.

— О, Гу! — воскликнула она и наклонилась вперед, скрестив руки на коленках и положив на них голову. — У нас даже не было времени сосчитать погибших, да? Проклятье! Мы должны были сделать хотя бы это! — Она вновь откинулась на спинку кресла, мрачно рассматривая все вокруг, словно ее возмущала по-прежнему оставшаяся уютной обстановка.

— Я знаю, — сказал ей Симеон. — Признаюсь, что допустил ошибку.

— Не только ты, — сказала Чанна и всхлипнула, но всего один раз. Чтобы подавить уже подступавшие к горлу рыдания, она с силой зажала рот рукой, так, что заболели губы. Всего через миг она снова заговорила: — А станция?

— Хотя бы здесь все обошлось благополучно, — сказал он и представил ей подробнейший отчет о том, как замечательно он контролировал ситуацию. Хорошие новости: к счастью, никто из персонала не пострадал, не было нанесено значительного ущерба самой станции и транспорту, за исключением рудовоза, что, впрочем, заслуживает отдельного разговора. Теперь прибывающим кораблям приходится ютиться в дальнем конце станции — временно, конечно.

Закончил Симеон приглашением на вечеринку, организованную для пилотов-добровольцев, куда могли прийти все желающие. Чанна дослушала с трудом, ей едва удавалось держать глаза открытыми.

— Никогда не думала, что доживу до того дня, когда так устану, что откажусь от участия в массовой попойке.

— Расслабься хоть чуть-чуть, крошка, — сказал Симеон. — Ты ведь действительно умирала. Во всяком случае, ты сама так считала. Даже мне кажется перебором собираться на вечеринку через два часа после воскрешения из мертвых. Только помни слова: «Ешь, пей и веселись сегодня — ибо все мы смертны». И все будет тип-топ.

Чанна умудрилась улыбнуться.

«Она выглядит ужасно, — озабоченно подумал он, — да и чувствует себя наверняка не лучше».

— Как ты отнесешься к тому, если я закажу тебе сюда шампанское или что-нибудь в этом роде?

— Очень даже положительно, — едва слышно, но с чувством сказала она.

— И ты обязательно должна что-нибудь съесть. Доктор Чаундра говорит, что после этого ты начнешь поправляться. И у тебя больше не будет болеть голова.

— Я — «за». — Она встала и, покачиваясь, побрела в кухню, чтобы найти что-нибудь перекусить. Чанна долго пялилась на буфет, не понимая, что там видит, когда дверь в гостиную, зашипев, отъехала в сторону. Она похромала к выходу, чтобы посмотреть, кто пришел, и успела как раз вовремя, чтобы столкнуться с самим Мартьяном в сопровождении официантов, заполнивших гостиную.

— Ах, моя дорогая отважная мадемуазель! — Шеф-повар щелкнул каблуками и низко поклонился. — Я счастлив приветствовать вас. Мы, персонал «Периметра», решили отблагодарить вас за необыкновенное мужество, которое вы проявили, спасая станцию. — Его рука торжественно показала на сервировочный столик — Это лишь скромное выражение нашей признательности, я понимаю, но сегодня вечером мы готовили для вас от всего сердца и, мне кажется, превзошли себя. Но это ничто по сравнению с нашей благодарностью. — Он снова поклонился, на сей раз не так низко, но прижав руку к сердцу.

Чанна глупо улыбалась ему, пока не смогла собраться с мыслями и сказать, что это очень любезно с его стороны.

Он предложил ей руку, чтобы подвести к креслу. В тот же миг вся его свита пришла в движение. Принесли стол, постелили скатерть, налили вино, положили салфетку, а на тарелку положили еду. Даже обслуживание казалось тожественным ритуалом, произведением искусства. Симеон узнал настоящие земные трюфели, украшавшие закуску, а главным блюдом стало легендарное carre d'agneau Mistral[25] Поговаривали, что рецепт его приготовления принадлежал самому Эскофьеру, бывшему с детства кумиром Мартьяна.

«Могу поспорить, они прожевали бы для нее все, если бы она попросила об этом», — удивленно подумал Симеон.

— Ах, месье Симеон, — Мартьян издал трагический вздох, с совершенно нейтральным выражением лица, которое всегда бывает у обычных людей, когда они обращаются к кому-то невидимому. — Как бы нам хотелось отдать и вам свою дань восхищения.

Симеон тут же спроецировал собственное изображение на экране в колонне, заставив его признательно улыбнуться и слегка кивнуть.

— Помогая моему «телу», месье, вы оказываете неоценимую услугу и мне, и всей станции. Я просто не в силах выразить мою благодарность.

Глаза Чанны округлились, но рот был, к счастью, занят.

«Ха! — с восторгом подумал он. — А ты и не знала, каков я на самом деле, Хэппи? Способен я к дипломатии на высшем уровне?»

— Я хотел бы попросить вас, — доверительно обратился он к Мартьяну, — нельзя ли убрать здесь чуть позже? Мисс Хэп страшно устала, а мне надо быстро обсудить с ней дела станции перед тем, как она отправится отдыхать…

— Без сомнения, — с чувством ответил Мартьян. Одного жеста его руки оказалось достаточно, чтобы фантастические помощники собрались и удалились так же неслышно и незаметно, как появилась.

Чанна с жадностью — и с явным удовольствием — потягивала вино.

— Не стоит чересчур налегать на него, — предупредил Симеон. — Я знаю, ты умираешь от жажды, но лучше бы ты предпочла воду.

— Хорошо, папочка. — Она взяла вилку и снова принялась за еду, с видом знатока смакуя каждый кусочек. — Очень жаль, что ты не можешь ощущать вкус пищи, но уверяю тебя — этот ягненок просто великолепен. — Она закатила глаза. — Ну, давай быстренько обсуждай со мной дела. Что еще ты можешь добавить к сегодняшним новостям?

— Вообще-то фактически ничего, — ответил он, — за исключением того, что, пока ты ела, компьютер наконец-то подобрал более менее сносную программу для перевода. Машина начала работу, но предупредила меня, что в ее словаре есть значительные пробелы и практически наверняка понять смысл будет невозможно…

— Что говорят об этой катастрофе в Центральных мирах? — Она широко зевнула. — Или у нас не осталось для этого спутников связи?

— Я информировал их о развитии событий, как и о появлении здесь… Гайона. Но их больше волновало, сохранил ли я прежнюю работоспособность. А я ничуть не утратил ее. Там ожидают подробного отчета, но я надеюсь включить в него новую информацию о корабле. Так что могут и подождать. От этого они только выиграют.

— Есть новости о Джоат?

— Ничего определенного, — вздохнув, ответил он. — Когда все в скафандрах, невозможно понять, кто есть кто. Не все скафандры снабжены бирками с именами или профессиональными кодами. Из инженерного отсека пока не слышно ни звука.

— Знаешь, мне просто хотелось удостовериться, что у нее все в порядке, — рассерженно заявила Чанна, не находя себе места от волнения. — Открой там канал и скажи ей, что мы должны знать, как она перенесла все это. Мне будет достаточно одного-единственного слова, хотя бы банального «нормально». — Она снова взялась за еду, но лишь мрачно ковыряла вилкой в тарелке.

25

carre d'agneau Mistral — мясо ягненка Мистраль.