Страница 31 из 106
— Еще, — попросила она. Он вновь наполнил стакан, а она почти моментально осушила его. Вновь раздались завывания. Чанна нахмурила брови: — Кто так тяжело ранен?
Лицо врача исказила гримаса.
— Это одна из тех, кого мы эвакуировали с корабля, — к ней первой вернулось сознание. Мы даже не знаем, кто она. Она ни на что не реагирует, только кричит с тех пор, как очнулась. Отвечу и на второй вопрос: нет, она совсем не тяжело ранена. Она пострадала от нехватки кислорода, и, возможно, это вызывает у нее такие же головные боли, как у вас. Кроме того, в результате резкого торможения у нее пошла кровь из носа.
Следующий дикий крик сопровождался громким металлическим стуком и шумом разбрасываемых вещей. Послышались голоса доведенных до грани нервного срыва людей, пытающихся успокоить буйную пациентку.
— Если она может вопить с такой же головной болью, как у меня, она явно сошла с ума, — заявила Чанна.
Чаундра кивнул:
— Это тоже вполне возможно, но мне кажется, ее истерика — побочный эффект погружения в анабиоз. — Он вздохнул. — Ранние методы часто слишком сильно подавляли основные сдерживающие центры.
— А нельзя ли дать ей что-нибудь успокаивающее? — спросил Симеон из динамика на стене. — Эти звуки слишком сильно раздражают всех вокруг.
— Нет, — ответил начальник медицинской службы. — Вернее, я предпочитаю пока не делать этого. Эти люди действительно сильно отравились, приняв гигантскую дозу лекарств, скорее всего, чтобы снизить потребление кислорода. Не знаю, когда это произошло, но, судя по их состоянию, наверное, уже давно. — Он снова вздохнул. — Я не хочу больше ничего вводить в их организм. В первую очередь, потому что многие средства, которыми они пользовались, были или просроченными, или некачественными, а может быть, справедливо и то и другое.
— Говорят, если у кого-то начинается истерика, отлично помогает простой шлепок по… — начал Симеон.
Но Чаундра прервал его:
— Мне кажется, вы больше заботитесь о нервах слушателей, чем о пациенте, — сказал он, невозмутимо улыбнувшись.
— Вы просто святой, доктор Чаундра, — заявила ему Чанна. Она прекрасно знала, что этот вдовец и пацифист влюблен в свою профессию, но сейчас ее это не волновало. — А я нет. Поэтому, чтобы не отправиться туда или не запустить графином в стенку, я хочу убраться подальше отсюда.
Врач улыбнулся, коснувшись клавиатуры своего аппарата. Он взял у нее новые пробы, сделав два или три очень чувствительных укола. Просмотрев почти мгновенно высветившиеся на экране результаты, он кивнул:
— Да, вам можно уйти.
Она с довольной улыбкой поднялась на ноги:
— Гм, а больше никто не пришел в сознание?
— Да, еще один юноша. Он пока совсем слаб, поэтому мы не разрешаем ему вставать. А он хотел бы помочь этой девушке.
— Не могли бы вы уложить его на переносную койку или усадить в кресло и доставить сюда? — спросил Симеон. — Возможно, это пойдет на пользу им обоим.
— В зависимости от того, — заметил Чаундра, — как он будет себя вести.
— Она может успокоиться, когда увидит его, — предположила Чанна.
— Стоит попробовать, — пожал плечами Чаундра и взял летающее кресло из тех, что стояли в дверях. — Сюда, — сказал он, и Чанна последовала за ним, по дороге натягивая халат.
Юноша, о котором шла речь, оказался тем красавцем, которого она транспортировала на корабль спасателей. Симеон заметил, как у Чанны расширились зрачки, и понял, что он вызывает у нее даже больший восторг, чем на корабле. «Феромон,[23] — рассудительно сказал он самому себе. — И почти полное отсутствие развлечений».
Юноша приподнялся на одном локте, и на его классически правильном лбу заблестели капли пота. Когда он посмотрел на подошедших своими светло-голубыми глазами, в них отразилась боль.
— Пожалуйста, позвольте мне пойти к ней, — взмолился он. Его высокий баритон звучал изысканно и немного старомодно. Говорил он на вполне разборчивом стандартном, хотя ударение на гласных и было устаревшим.
Одного взгляда на лицо Чанны оказалось достаточно, чтобы Симеон понял: она отправила бы его и в преисподнюю, если бы он попросил об этом. Симеону захотелось поскорее спровадить его со станции.
«Такие парни создают даже больше проблем, чем красивые женщины, — подумал он. — Но, если он заставит эту завывалу замолчать, я возьму его в штат».
Чанна с Чаундрой помогли Адонису сесть в кресло и отвезли его к койке, на которой лежала девушка. Он нежно коснулся ее руки и начал ее поглаживать.
У пациентки были распущенные темные волосы до пояса и бледное костлявое лицо с тонкими чертами и высокими скулами. Темно-синие глаза с золотистыми крапинками почти почернели, как только она увидела юношу, крики прекратились, и на миг настала долгожданная тишина. Но тут радужная оболочка на ее глазах стала неестественно белой, и, прежде чем Чанна или Чаундра смогли среагировать, она схватила стоявший у кровати графин и замахнулась на Адониса.
— Это ты во всем виноват! Ты мог погубить меня! Я чуть не умерла!
Металлический графин с отвратительным звуком врезался ему в висок Юноша мешком свалился с кресла, а не понимающая, что только что сотворила, девушка попыталась подняться на кровати, по-прежнему выкрикивая, что он один во всем виноват. Затем она вновь принялась рыдать ничуть не тише, чем прежде:
— Любовь моя, любовь моя, что они с тобой сделали?
Чаундра и главная медсестра синхронно, как в балете, с двух сторон прыгнули к кровати. В палату ввалилась целая толпа санитаров, остававшихся приверженцами химических препаратов, не говоря уж о старом добром этаноле,[24] поэтому они ни секунды не сомневались, что делать. Один из них крепко схватил ее за руки, а второй всадил шприц в извивающееся тело. Она моментально отключилась.
— Доктор, — настойчиво потребовал Симеон, — отправьте эту девушку в изолятор и держите там, пока ее сознание не прояснится. Пусть она обвиняет меня в этом — я беру ответственность на себя.
— Будет сделано, — ответил Чаундра. Медсестры пристегнули девушку к кровати: они были настоящими профессионалами и, даже затягивая ремни, ничем не показали, что это является репрессивной мерой. Чаундра склонился над потерявшим сознание юношей.
— Хорошо хоть удар был скользящим, — констатировал он, оттягивая веко. — Он скоро снова придет в сознание.
— Я буду у себя, доктор, — сказала Чанна и, собрав свою одежду и едва передвигая ноги, направилась к лифту. Войдя в кабину, она прислонилась к стене и закрыла глаза.
— У тебя все в порядке? — встревоженно спросил Симеон.
Она улыбнулась:
— Спасибо, у меня все в полном порядке. — Она открыла глаза и оттолкнулась от стены, но не выдержала нагрузки, и ее плечи сгорбились. — Мне по-прежнему страшно хочется пить, — сказала она, — а еще есть и жить. — Но тут ее глаза расширились от ужаса. — Как же я могла забыть? А «мозг», он выжил?
Симеон на какое-то время замолчал.
— Нет.
Чанна уронила вещи и закрыла лицо руками. На протяжении всего подъема взгляд ее был опущен, а губы оставались плотно сжатыми. Затем она тихо спросила:
— У тебя была возможность выяснить о наших гостях хоть что-нибудь?
— Не так много, как хотелось бы, но я кое-что разузнал о капсульнике. Гайон управлял планетами. Последним местом его работы стала колония на планете Бетель, вращающейся вокруг солнца GK728 — местные называют его Шафран. Я информировал Центральные миры о его… гибели… о том, что он погиб, выполняя свой долг, я так и сказал. Мне ответили, что примут это к сведению. После того как контракт истек, он просто остался на орбите, не имея на то никаких причин, разве что ему нравился ярко-желтый цвет местного солнца. Бетель — это расположенная в стороне от транспортных маршрутов отсталая колония с незначительным населением, жители которой страдают ксенофобией. Например, не торгуют с негуманоидами. Эта колония была основана около трехсот лет назад «сплоченной религиозной общиной». Да уж — Симеон сделал паузу. — За три века в этой религии могло появиться множество самых мерзких извращений. Беженцев могли просто-напросто изгнать с планеты. С таким же успехом они могли покинуть ее добровольно, чтобы организовать для своей секты новую базу. Я этого не знаю. — Он тихо продолжил: — Гайон, скорее всего, пробыл на корабле очень долго. И долго умирал по дороге сюда, один, во тьме.
23
феромон (мед.) — перерыв в половой жизни.
24
Этанол — то же самое, что этиловый спирт, слабый наркотик.