Страница 59 из 64
Молодые исполнители (но не слушатели) пренебрегают «Золотым шлягером», хотя кто-то и приезжает, чтобы исполнять там песни прежних лет. Пусть пренебрегают. Но рано или поздно всем им тоже придется быть «ретро». Вот только не всех вспомнят и далеко не на всех захотят прийти, послушать и посмотреть еще раз. Я не собираюсь в этой книге воспоминаний подробно оценивать современную эстраду. И не потому, что тогда волей-неволей придется нарушать корпоративную этику (я еще состою в рядах эстрады, пусть и не в самых передовых). А потому, что не люблю ни осуждать, ни пророчествовать. Эстрада — не фундаментальная наука, здесь другой суд, другие мерки: любят тебя или не любят, хотят тебя слушать или не хотят. Да, эстрада сейчас цветет. Однако цветут, как известно, не только розы и прочие благородные растения, но и крапива, растущая на задворках. Эстрада открыта всем ветрам и поветриям: кто-то еще поет красиво, кто-то хрипит, кто-то поет роковым голосом. Но рок-то наш доморощенный. «Русский рок» — это лукавство. Нечто вроде «американской частушки». Нашу эстраду просто заполонило дилетантство, в нее занесло случайных людей. Слава Богу, мы избавились от цензуры, от диктата художественных советов. Но внутренняя цензура, то есть чувство меры и вкуса сочинителя или исполнителя, не всегда хорошо служат делу. Вот почему в эфире, на телеэкране, на дисках столько шелухи. Раньше «мусор» такого рода оседал в кабаках. Сейчас за деньги можно исполнить все. Потому дилетантство и процветает. Конечно, и в самодеятельных потугах иногда промелькнет талант, душа, искренность. Но далеко не всегда. Эстрада, которая некогда была Золушкой, сейчас потеснила с телеэкранов, из эфира академические виды музыкального искусства. Но она развивается волнообразно: то мельчает, то наполняется. Наполняется количественно, но мельчает качественно. Хотя я уже замечаю, что в ней появляется возвращение к содержанию. Песни-пляски — хорошо, музыка дискотек — это энергия, которую растрачивают. Но надо же иногда и дыхание перевести, оглянуться назад, заглянуть в себя, задуматься о жизни. И уже явно ощущается, что молодое поколение ухватилось за ниточку по имени «ностальгия». В этом нет ничего плохого. Старые песни, возможно, и наивны, но в их основе задушевность, мелодия и поэзия.
В нашей песне еще недавно работали профессионалы: композиторы и поэты. Сейчас пока это редкое явление. Зато уровень нашей эстрады продолжают поддерживать ее признанные мастера и талантливые певцы молодого поколения. Первым в этом ряду называю Иосифа Кобзона. Возможно, у многих сразу возникнет невольный штамп — «старейшина», «генерал» нашего эстрадного цеха. Ерунда все эти ярлыки и звания! Кобзон есть Кобзон. Равнозначная себе величина. И то, что мэтр чаще других появляется на телеэкране, у микрофонов радио, а в последнее время и в среде политиков — это еще ни о чем не говорит. Для кого-то он отец-наставник, профессор и советник; для кого-то объект зависти или антипатии… Для меня — коллега и друг, с которым мы разделили столько и светлых и печальных дней нашей жизни. Иосиф живет, вернее сказать, творит жизнь и по сей день в чрезвычайном режиме, который бы я определил так: «готовность номер один». Он всегда неуловим, и в молодые его лета, и тем более сейчас. Встретиться с ним чаще можно случайно, чем по договоренности. Дружеское участие требует времени, а у него со временем туго. Или у меня не всегда соответствующее настроение. Вот вроде бы и образовалось «окошко» для встречи, а у меня, скажем, настроение со знаком минус. А сидеть с другом и показывать кислую физиономию, кому это интересно?
Теперь я имею намного меньше возможностей ходить на его концерты: у него они растянуты часов на пять. Я, конечно, выдержу и больше, но вот мой песик Чарлик, вряд ли: столько ждать он не может. Что ж, если завели собаку, приручили, то надо отвечать за нее и быть внимательным к потребностям преданнейшего существа. Я уважаю в Иосифе отзывчивого человека. Многие знают о его помощи людям. Он помогал и помогает всем, кто в этом нуждается. Отмечу эту его черту и я. Не могу сказать, что я что-то когда-то просил у него. Не обо мне речь. Есть люди, облеченные властью, которые могли бы помочь, да, увы, не помогают. Есть и такие, кто умеет охотно обещать и невежливо забывать обещанное. Иосиф — человек слова. Великолепная, но редкая черта в наше цинично равнодушное, суетное время.
Кобзона нередко предавали. В том числе и те, кому он помогал. Случались времена, когда ему было чертовски трудно. Вокруг его имени начиналась настоящая свистопляска. Было такое впечатление, что все, кто держал в руках перо или микрофон, соревнуясь в пакостях, дружно ополчились против артиста, а главное, против бизнесмена. А что же те, кому он в свое время протянул руку помощи? Где были они? Кто-то сыграл в глухонемого, кто-то согласно кивал из толпы злопыхателей. Кобзон же, может, и стал осмотрительней по части своей «скорой помощи», но своему природному альтруизму не изменил.
Я не раз говорил о его певческой выносливости. Повторю то, что как-то написал к очередному юбилею артиста: «Кобзон спел советских песен больше, чем их написали». Это и в шутку, и всерьез. Он не обиделся. Наоборот, оценил юмор, в котором больше серьезного, чем иронического. Да, у Иосифа беспредельное желание петь и столь же беспредельные возможности его голосовых связок и всего организма, а также феноменальная память. Но не только память феноменальна у Кобзона. Он поражает и песенными марафонами. Вы можете назвать певца, который в силах отпеть на сцене восьмичасовой рабочий день в стиле и темпе нон-стоп? Я не могу понять, как это возможно. Физиология? Да! Профессионализм как черта характера? Безусловно! Но ведь есть за этим и еще нечто непостижимое, что ни разгадать, ни объяснить невозможно. Дай-то Бог ему и дальше ставить рекорды, а главное, оставаться самим собой. Сильной натурой. В творчестве. В политике (хотя лично мне эта его ипостась не так интересна). В любви.
Когда я, подыгрывая окружающим, называю ее по имени-отчеству, она не противится. И мне тогда кажется, что она солидная дама-примадонна, вроде милейшей Изабеллы Даниловны Юрьевой, а я — юный, и у меня все еще впереди. Но вообще для меня она просто Алла. Я был в Баку на ее концертах три раза. От меня такого обычно не дождешься. Я уже говорил об этой своей черте. Я и в Большой театр редко хожу, за исключением премьер, когда там поневоле уровень премьерный. В Баку мы и познакомились с Аллой и тогдашним ее мужем Евгением Болдиным. Она уже знала себе цену. Эта женщина, которая поет. Хотя, разумеется, «великая» о ней говорили другие: от продюсеров до бесчисленных разновозрастных поклонниц. Но она не возражала. Правда, я как-то, под настроение, заметил ей: «Знаешь, Алла, насчет великости пусть история скажет». Она не обиделась, не дрогнула ни черточкой лица. Лишь вздохнула, как бы устало перевела дыхание, опустив взгляд. Что бы о ней ни говорили, другой такой, такого размаха и такой породы, нет и на горизонте пока не видно. Алла — личность. Голосом ли она будет дальше брать тысячные залы или всей своей статью, характером бойца, на сцене она — актриса, при нас, на наших глазах творящая песню. Не со всем, что она делает на сцене как режиссер (а она профессиональный дипломированный постановщик), я согласен. Но и в этом она — Алла, это ее стиль. Она и на сцене неожиданна, и в жизни непредсказуема. Когда меня спрашивают: «Какая она, Пугачева, в жизни?» Я честно отвечаю: «Не могу знать». Сегодня она такая, завтра другая. Искренняя до мурашек и очаровательно фальшивая. Тонкая, трепетная, деликатная до слез, и грубая. Хохотушка и, страдающая от собственных рефлексий, флегма. И ангел, и бесенок. Словом, личность! Существо неподражаемое (кстати, когда Пугачевой пытаются подражать, — смешно). Вся она кипит внутри, но не всегда этот вулкан сдерживает. И чего тут удивляться, что мы ожидаем от нее штиль, а она на нас с ясного неба — шторм.
Еще одно имя — Тамара Гвердцители. Умный, содержательный музыкант. Не просто певица, а человек, который сам садится за рояль, сам может аккомпанировать себе. Владение инструментом, музыкальная культура очень помогают пению. Тамару Гвердцители отличает благородный вкус. Она не поет дешевых песенок, репертуар ее настоящий. Недаром ее оценили в Париже, где она выступала в «Олимпии», работала с Мишелем Леграном. Как-то я спросил: «Тамара, ты же чистокровная грузинка, откуда у тебя в голосе этот „французский барашек“, это настоящее шансонное тремоло? Такое ощущение, что поет француженка». — «Сама не знаю».