Медвежатник

— Куда?

— В наше местечко.

Харбин опустил голову, затем поднял ее — очень медленно, затем опустил снова. Он кивнул. А потом неожиданно задрожал, словно пытаясь выйти из транса. Он почувствовал металлический привкус во рту, задрожал снова, заглянул куда-то очень глубоко в себя и сказал:

— Это нужно обдумать.

— Давай обдумаем.

— Здесь Хэкет.

— Мы избавимся от него.

Харбин опустил локти на стойку:

— Полагаю, нет другого способа справиться со всем этим.

— Никакого другого пути, — сказала она. — Это должно быть сделано. — Она отпила еще немного оранжада.

Он посмотрел на нее. Он ничего не сказал.

— Ты думаешь о Глэдден, — сказала она.

Он отвел глаза. И ничего не сказал.

— Сделай для меня одну вещь. Перестань думать о Глэдден.

Это было трудно, но он хотел выполнить просьбу Деллы. Он работал с самим собой, словно подпирал плечом тяжелую стену. Он чувствовал чудовищное сопротивление, но вдруг, странно и неожиданно, все это растворилось и ушло. Но осталось еще кое-что, и он сказал:

— Есть кое-что еще.

— Хорошо, мы разберемся и с этим. Что такое?

— Может быть, ты уже видела сегодняшние газеты. Может быть, нет. — Он позволил вырваться вздоху. — Прошлой ночью у нас были серьезные неприятности на Блэк-Хорз-Пайк.

Он рассказал ей о трех полицейских, которые умерли от пуль на шоссе, и о том, как умер Доомер, и о том, что приключилось с Бэйлоком, о страхе и тревоге, о том, какой Бэйлок нервный. Он сказал:

— Я не могу просто так бросить Бэйлока.

— А что ты можешь для него сделать?

— Ему нужна страховка. Ему нужны инструкции. Я не могу бросить его на произвол судьбы. Я должен вернуться к себе в комнату и поговорить с ним.

— Он начнет с тобой спорить.

— Я знаю, что ему ответить.

— Он выйдет из себя. Может быть, ты нарвешься на неприятности.

— Не будет никаких неприятностей.

— Он подумает, что ты пытаешься обвести его вокруг пальца.

— У него не будет оснований так думать, — сказал Харбин. — Я позволю ему забрать себе все изумруды. И после этого попрощаюсь с ним. Потом я вернусь сюда. К тебе. Мы сядем в твою машину и отправимся в дорогу. Мы приедем в то местечко на холме, и мы будем там вместе. Теперь я точно знаю, что только так и должно быть. Ничто не сможет встать между мной и тобой. Ничто. Между мной и тобой есть нечто такое, от чего ни одному из нас не убежать. Когда я бросил тебя в лесу той ночью, ты была с кем-то еще, и я был с кем-то еще. Но с той ночи прошло много времени.

Он бросил серебряную монетку на стойку и поднялся. Он улыбнулся ей и увидел, как она улыбается в ответ, и ему не хотелось уходить, несмотря на то что в уме он твердо решил сейчас же вернуться. Затем Делла кивнула на дверь, ее глаза сказали ему: иди и возвращайся.

Он покинул ресторан, пересек Атлантик-авеню и быстро двинулся в сторону Теннесси-авеню. Он вышел на Теннесси-авеню и зашагал все быстрее. Входя в отель, он чувствовал себя легко и уверенно.

В отеле было жарко, и темно, и тесно, и душно от запаха людей, которые жили в этих комнатах. Харбин подошел к двери своего номера и открыл ее.

Первое, что он увидел, — два широко открытых чемодана с вываленным наружу содержимым. Третий чемодан, тот, в котором находились изумруды, был закрыт.

Второе, что он заметил, — Бэйлок. Он лежал на полу, подогнув колени. Глаза Бэйлока были широко открыты, они почти вылезали из орбит, и зрачки Бэйлока как будто смотрели на его лоб. Кровь из раскроенного черепа струилась широким потоком, который становился еще шире, достигая плеча, а потом превращался в блестящую красную ленту, протянувшуюся к локтю.

Бэйлок был еще жив, и, пока Харбин стоял и смотрел на него, он пытался открыть рот, чтобы что-то сказать. Это было все, что мог сделать Бэйлок. Едва приоткрыв рот, он уронил голову на пол и умер.

Глава 15

Харбин позволил своей голове медленно повернуться и посмотреть на нераскрытый чемодан. Чемодан сказал ему все, что Харбин хотел знать. Ему нужно было принять какое-то решение, но он понимал, что оно все равно запоздает. Добежать до двери не было времени, а выпрыгивать в окно — просто глупо. Чуть-чуть приоткрытая дверь кладовки теперь растворилась вовсю, и оттуда вышел Чарли Хэкет с револьвером в руках. Рукоятка оружия, которой Хэкет раскроил Бэйлоку голову, была красной от крови.

— Ради Христа, — сказал Харбин, — не пускай в ход эту вещицу, не теряй головы. Что бы ты ни делал, не теряй головы.

— Заткнись! На кровать, лицом вниз.

Харбин лег на кровать и уткнулся в подушку. Он полагал, что сейчас примет удар, как принял его Бэйлок. Его губы двигались, касаясь подушки.

— Это тебе ничего не даст.

— Кончай базарить, — сказал Хэкет, — разве что тебе есть что продать.

Харбин заставил себя сосредоточиться на закрытом чемодане, на чемодане, который Хэкет уже собирался было открыть, когда в коридоре послышались шаги, заставившие Хэкета скользнуть обратно в кладовку. Харбин думал о том, что делает сейчас Хэкет. Он спрашивал себя, осматривает ли Хэкет тот чемодан.

— Где изумруды?

В голосе Хэкета неожиданно послышались истерические нотки, и Харбин слегка воспрянул духом.

— Поговорим как деловые люди, — сказал он.

— Ты не в том положении, чтобы говорить как деловой человек.

— Ты хочешь получить изумруды?

— Прямо сейчас.

— В таком положении я не могу этого исполнить, — сказал Харбин. — Я не могу создать для тебя изумруды прямо из воздуха. Все, что я могу, — это привести тебя туда, где ты найдешь их.

Наступила тишина. Затем Хэкет приказал ему повернуться. Харбин повернулся, начал было садиться, и тут Хэкет сказал:

— Что мне в тебе не нравится, так это то, что ты слишком напуган.

— Точно. — Харбин указал на оружие. — Только будь благоразумен, Чарли. Это все, о чем я прошу. Будь благоразумен.

— Ну хорошо, я буду благоразумным. И задам тебе благоразумный вопрос. Где изумруды?

— Если я скажу тебе, ты меня в любом случае укокошишь. Но даже тогда у тебя не будет гарантий, что я сказал правду.

— Не будем ходить вокруг да около. Что ты предлагаешь?

— Никаких предложений, Чарли. Просто постарайся собрать все воедино и взглянуть на полную картину. Вот ты, вот я, вот изумруды. И...

— И это все.

— Это не все. — Харбин говорил медленно, со значением. Он видел признаки истерики в глазах Чарли Хэкета и чуть подрагивающие губы. Он знал, что должен использовать эту истерику, но он не мог использовать ее слишком долго, потому что именно истерия довела Хэкета до убийства. Истерическое нетерпение привело Хэкета в эту комнату, вызвало вспышку ярости и заставило руку Хэкета опустить рукоять револьвера на череп Бэйлока. Харбин понимал, что имеет дело с неуравновешенным типом и в любой момент пушка может выстрелить. Хэкет спросил:

— Что еще?

— Девушка.

— Девушка, — повторил Хэкет. — Ее здесь нет. Ты не можешь мне сказать ничего нового о девушке. — И тут его губы слегка задрожали в уголках, показались зубы — это была почти улыбка. — Ты знал ее много лет, а я — всего несколько дней. Но, полагаю, я знаю ее лучше, чем ты.

— Ты даже не знаешь ее настоящего имени. — Харбин, сидя, выпрямился. — Ее зовут вовсе не Ирма Грин. Ее зовут Глэдден. А теперь, если хочешь, я тебе кое-что расскажу. — И, не дожидаясь ответа, он продолжил: — Тебя обвели вокруг пальца, Чарли. Она тебя дурачила. Ты вступил в игру, но ты не знал, что это была ее пьеса. Ты слишком торопился и теперь не удивляйся, когда я скажу тебе, что ты — в проигрыше, ты у нее в руках, и она может сделать с тобой все, что захочет.

Уголки рта Хэкета опустились.

— То, что она знает, — ноль.

— Она знает много.

— Что, например?

— Тебя лично.

— Мое лицо? — Хэкет на мгновение закашлялся. — Что значит лицо?

— Я имею в виду не только твое лицо, Чарли. Я имею в виду твое имя. Не то имя, которое ты ей назвал, не Чарли Финли. Я имею в виду другое имя, подлинное имя, имя, которое ты от нее скрывал. Но она его узнала.