Страница 112 из 127
15 февраля 3-я танковая армия генерал-полковника Рауса была готова к наступлению. Утром 16 февраля она перешла в наступление, за которым лично наблюдал генерал Венк, точно знавший все мои намерения и планы. 16 и 17 февраля наступление проходило весьма успешно; мы начали надеяться, несмотря на все трудности и сомнения, на удачу этой операции, рассчитывая получить время, необходимое для принятия дальнейших мероприятий. Но тут произошло несчастье. Венк после своего доклада Гитлеру вечером 17 февраля сел в свою автомашину и, заметив сильное переутомление водителя, решил заменить его. Он сел сам за руль и… уснул, так как также сильно переутомился в этот день. На автостраде Берлин, Штеттин (Щецин) он наехал на перила моста, сильно разбился и в тот же вечер в тяжелом состоянии был доставлен в госпиталь. Выход из строя Венка привел к тому, что наступление застопорилось и его не удалось вновь наладить. Несколько недель Венк пролежал в госпитале. Вместо него был назначен генерал Кребс, который как раз был освобожден от должности начальника штаба генерала Модели и направлен на фронт.
Я хорошо знал Кребса со времени его службы в госларской егерской части. Он был умным, хорош? подготовленным в военном отношении офицером, но ему не хватало фронтового опыта, так как в течение всей войны он находился на штабной работе, занимая разные должности в генеральном штабе. За всю продолжительную службу в генеральном штабе он хорошо усвоил искусство делопроизводства и умение приспосабливаться к начальству, что делало его недостаточно стойким перед таким человеком, как Гитлер. К тому же Кребс был закадычным другом генерала Бургдорфа, начальника управления личного состава сухопутных войск, с которым он когда-то вместе учился в военной академии. Бургдорф ввел Кребса в общество своих друзей из главной ставки фюрера, в общество Бормана и Фегелейна, с которыми Кребс также установил тесную дружбу. Эти дружественные связи лишили его накануне финала кошмарной драмы в имперской канцелярии духовной свободы и независимости. Пока мы работали вместе, их влияние не было заметно, ибо главное командование сухопутных войск, как правило, представлял я сам. После моей отставки оно становилось с каждым днем все чувствительнее.
Кребс уже во время своего первого доклада Гитлеру получил дубовые листья к железному кресту; уже здесь чувствовалась рука Бургдорфа. Несколько дней спустя я направился на доклад к Гитлеру вместе с Кребсом. Мы прибыли очень рано, и других офицеров еще не было. Гитлер попросил нас зайти к нему в его небольшой рабочий кабинет. Фюрер указал на портрет Фридриха Великого работы Граффа, который висел над его письменным столом, и сказал: «Этот портрет всегда вселяют в меня новые силы, когда тревожные сводки с фронтов начинают угнетать меня. Посмотрите на властный взор его голубых глаз, на этот огромный лоб. Вот это голова!» Затем мы начали беседу о государственном и полководческом таланте великого короля, которого Гитлер ставил выше всех и на которого он хотел бы походить. Но, к сожалению, его способности не соответствовали его желанию.
В эти дни праздновалось семидесятилетие со дня рождения имперского фюрера службы труда Гирля, прекрасного старого офицера, который с величайшим идеализмом и с глубоким духовным чувством выполнял свои партийные обязанности. Гирль получил от Гитлера «Германский орден». Вечер 24 февраля он провел у доктора Геббельса. Меня тоже пригласили на этот скромный ужин. Я ответил согласием, так как высоко ценил Гирля. После ужина началась обычная воздушная тревога. Мы направились в бомбоубежище и встретили там фрау Магду Геббельс с ее благовоспитанными, милыми детьми; мне представился случай познакомиться с ними.
Находясь в бомбоубежище, я вспомнил о своей беседе с Доктором Геббельсом в 1943 г. Здесь вокруг меня сидела небольшая семья, счастье и смерть которой были тесно связаны с судьбой Гитлера. Мысль о том, что их дни уже сочтены, действовала удручающе. То, что когда-то предсказывал доктор Геббельс, наступило в конце апреля. Бедная женщина, невинные дети!
В эти дни в Берлин прибыл также глава венгерского государства Салаши. Гитлер принял его в моем присутствии в мрачном зале имперской канцелярии. Многие ценные вещи были уже вывезены из нее. Беседа проходила вяло. Новый человек производил тяжелое впечатление; каких-либо действий от него трудно было ожидать. Он казался выскочкой против своей воли. У нас не было больше союзников.
За прошедшие месяцы противник все больше опустошал территорию Германии своими воздушными налетами. Сильно пострадала наша военная промышленность. Особенно чувствительной была потеря заводов синтетического горючего, от работы которых в основном зависело снабжение нашей армии горючим. 13 января был уничтожен завод в Пелитце (Полице) под Штеттином (Щецин). 14 января противник разбомбил нефтесклады под Магдебургом, Дербеном, Эменом и Брауншвейгом, заводы Лейна и завод горюче-смазочных материалов в Маннхейме, 15 января – бензоловые заводы под Бохумом и Реклингхаузеном. Кроме того, 14 января был уничтожен нефтеперегонный завод Гейде в Дании. По нашим сводкам, союзные державы потеряли во время этих бомбардировок 57 самолетов, мы потеряли 236 самолетов. Теперь, после выхода из строя большинства наших заводов горюче-смазочных материалов, командование располагало лишь нефтяными месторождениями в Цистерсдорфе (Австрия) и в районе озера Балатон (Венгрия). Это обстоятельство до некоторой степени объясняет, почему Гитлер принял решение перебросить основные силы, которые удалось снять с Западного фронта, в Венгрию, чтобы удержать в своих руках последние районы добычи нефти и венгерские нефтеочистительные заводы, одинаково важные для производства продукции, необходимой для бронетанковых войск и военно-воздушных сил.
Обстановка в Венгрии, как политическая, так и военная, была крайне напряженной. 20 января 1945 г. Венгрия заключила с русскими перемирие к обязалась выставить против Германии на стороне русских восемь пехотных дивизий.
До конца января корпуса генералов Неринга и фон Заукена с боями отходили через Калиш. 1 февраля у Кюстрина (Костшин) русские вышли к Одеру; они достигли района западнее Кульма (Хелмно) и Эльбинга (Эльблонг). 2 февраля пал Тори (Торунь). 3 февраля противник обошел мужественно защищавшийся Шнейдемюль (Пила) и вторгся в Западную Померанию.
5 февраля была потеряна коса Курише-Нерунг (Куршская коса). Начались бои за Франкфурт-на-Одере и Кюстрин (Костшин). В Померании русские продолжали наступление между городами Пиритц (Пыжице) и Дейч-Кроне (Валч).
6 февраля начались бои за город Познань. У Кюстрина (Костшин). противник создал предмостное укрепление за Одером.
8 февраля атаки русских у Пиритца (Пыжице) и Арнсвальде (Хощно) были отбиты, однако бои в этих районах продолжались еще несколько дней.
10 февраля противник начал наступление в районе западнее Вислы, у городов Шветц (Свеце) и Грауденц (Грудзендз). 12 февраля был потерян Эльбинг (Эльблонг).
Воздушные налеты противника на наши нефтеперегонные заводы продолжались; непрерывно подвергались бомбардировке многие наши города. Особенно сильно доставалось Берлину.
13 февраля мы потеряли город Шветц (Свеце) на Висле, значительную часть территории Померании и на правом фланге, в Венгрии, крепость Будапешт. 15 февраля мы потеряли Конитц (Хойнице), Шнейдемюль (Пила) и Тухель (Тухоля); 16 февраля – Грюнберг (Зелена Гура), Зоммерфельд (Жемш) и Зорау (Журав). Противник окружил Бреслау (Бреславль). 18 февраля такая же участь постигла Грауденц (Грудзендз). 21 февраля пал Диршау (Тчев).
В течение нескольких дней, с 17 по 22 февраля, группе армий «Юг» удалось ликвидировать предмостное укрепление русских на р. Грон. Этот успех был одержан благодаря умелому руководству командующего группой армий генерала Велера, о котором Гитлер сказал после доклада ему плана наступления: «Хотя Велер и не является национал-социалистом, но он настоящий мужчина!»
24 февраля мы потеряли Познань и Арнсвальде (Хощно), 28 февраля – Шлохау (Члухув), Хаммерштейн (Чарне), Бублитц (Боболице), Бальденберг (Бялы-Бур) в Померании, а 1 марта – Нойштеттин (Щецинек).