Страница 21 из 50
Осер: Вы были соавтором заключения о вскрытии, не правда ли, доктор?
Финк: Минуточку. Я был вызван в качестве консультанта с целью осмотреть раны; это не означало, что я руководил «шоу» (show — спектакль. — Прим. авт.).
Осер: Руководил «шоу» доктор Хьюмс?
Финк: Я слышал, как доктор Хьюмс задал вслух вопрос: «Кто здесь главный?» И я услышал, как армейский генерал — я не помню его фамилии — заявил: «Я главный». Вы должны понять, что в тех обстоятельствах там были представители правопорядка, военные разных рангов и нам необходимо было координировать операцию согласно приказам.
Осер: Но вы были одним из трех профессиональных патологоанатомов, стоявших у анатомического стола?
Финк: Да.
Осер: Был ли армейский генерал профессиональным патологоанатомом?
Финк: Нет.
Осер: Был ли он медиком?
Финк: Нет, по моим данным, не был.
Прервем этот диалог и посмотрим на его продолжение на следующий день, 25 февраля.
Осер: Не вспомнили ли вы фамилию армейского генерала, который, по вашим словам, приказал доктору Хьюмсу не обсуждать ни с кем заключения о вскрытии.
Финк: Это был не генерал, а адмирал.
Осер: Как была фамилия адмирала?
Финк: Который предупредил, чтобы мы не обсуждали результатов вскрытия?
Осер: Да.
Финк: Это был адмирал Кении,[16] там было несколько адмиралов, осуществлявших руководство.
Нужно заметить, что это был единственный случай, когда патологоанатом, участвовавший во вскрытии покойного президента, подвергся нелицеприятному допросу за всю 20-летнюю историю преступления века. Не исключено, что после первого дня его показаний Финк получил хорошенькую взбучку из Вашингтона за то, что он раскрыл сам факт присутствия в секционном зале армейского генерала. Окажись Хьюмс и Босуэлл, как и Финк, в качестве свидетелей на суде и перед такими представителями обвинения, которые в отличие от комиссии Уоррена стремились бы установить объективные факты, а не замазать истину, то им пришлось бы также нелегко.
Заместителю окружного прокурора Осеру удалось вытянуть из Финка крайне важное свидетельство относительно обследования патологоанатомами пулевой раны, произведенной «рыскающей пулей», как официально назвали пулю, найденную на носилках в Парклэндском госпитале. По словам Финка, он установил сквозной характер раны путем обследования входного отверстия в верхней части спины и выходного — в горле. Он повторял, что этого было достаточно и что не было необходимости производить рассечение всего пулевого канала. Однако Финк прекрасно знал всю спорность такого суждения, знал, что для американских патологоанатомов и судебно-медицинских экспертов, которые хорошо помнили, как Хьюмсу, по его словам, эта рана казалась несквозной, решение не производить рассечение будет выглядеть крайне странным. И поэтому Финк сделал еще одно существенное признание. Восемь раз Осер ставил в упор вопрос, почему не производилось рассечение-пулевого канала. Финк юлил. Наконец вопрос — в девятый раз — с обращением к судье заставить Финка отвечать.
Осер: Ваша честь! Я просил бы, Ваша честь, приказать свидетелю ответить на мой вопрос. Обращаюсь к свидетелю: почему вы не произвели рассечение пулевого канала? Почему?
Финк: Насколько я помню, мне было сказано не производить рассечение, но кем, этого я не помню.
Осер: Мог это быть один из адмиралов или один из генералов, находившихся в секционном зале?
Финк: Я не припоминаю.
Человеческая память, конечно, несовершенна. Оставим забывчивость Финка и его коллег на их совести, но дело даже не в этом. Светилы американской патологической анатомии и судебной медицины охарактеризовали как непростительную профессиональную ошибку решение бетесдовских медиков, чем бы оно ни мотивировалось, воздержаться от рассечения пулевого канала. Суммируя их высказывания, независимый расследователь Томпсон писал еще в 1967 году в книге «Шесть секунд в Далласе»: «Эту рану обследовали пальцами и металлическими зондами, но ее не рассекали. Но в этом суть проблемы, которую не может пояснить никакое количество рентгеновских и фотоснимков. Среди специалистов судебной медицины известно, что единственное максимально достоверное средство проследить след пули — это произвести рассечение ткани на пути пули. Такое рассечение — дело тяжелое, утомительное и требующее тщательности. Но без него характер раны на спине президента навсегда останется под вопросом».
Да, одна «рыскающая пуля» наставила немало вопросительных знаков. И вернуться к ним стоит хотя бы для того, чтобы представить себе, как грубо и бесцеремонно управлялись с фактами и здравым смыслом участники второго заговора.
В ночь с 22 на 23 ноября из штаб-квартиры ФБР в Вашингтоне в далласское отделение ФБР ушла телеграмма, гласившая, что на спине президента обнаружено «неглубокое отверстие без выхода» и, «по мнению патологоанатомов национального медицинского центра ВМС, пуля, проделавшая это отверстие, вышла сама из спины жертвы во время закрытого массажа сердца в Далласе до отправки трупа в Вашингтон». Данная телеграмма была составлена на основе донесений Сайберта и О'Нейла. Напомним, что ни один из далласских врачей вообще не заметил этого «неглубокого отверстия» на спине. Лифтон полагает, что оно могло быть «добавлено» на отрезке между Парклэндским госпиталем и Бетесдой. Но каково бы ни было предположение Лифтона, в то время события разворачивались следующим образом.
Версия о несквозной ране прошла в четырехтомный доклад ФБР от 9 декабря 1963 года и в дополнение к нему, датированное 13 января 1964 года. Как отмечалось выше, сотрудники комиссии Уоррена в течение зимы и весны 1964 года продолжали блуждать в потемках относительно характера ран на спине и в горле. Иными словами, сквозной раны все еще не было.
Что за парадоксы, скажет читатель. Ведь достаточно вспомнить, как «безошибочно», без рассечения пулевого канала, сквозной характер раны был установлен подполковником Финком еще 22 ноября!
Во избежание парадоксов было найдено, вернее сотворено, разъяснение. Чтобы оно звучало правдоподобно, потребовалась изрядная изобретательность, ибо надо было свести концы с концами: сделать рану сквозной и объяснить прежние суждения о несквозном ее характере.
Лифтон установил, что доктора Хьюмса навещал в Бетесде юрисконсульт комиссии Уоррена Арлен Спектер. И вот в марте 1964 года Спектер уже официально ведет допрос Хьюмса и его коллег. Сценарий и его исполнение были бесподобны.
Спектер: Пытались ли вы во время обследования мертвого президента зондировать отверстие пальцем?
Хьюмс: Да, сэр, я пытался.
Спектер: И в это или примерно в это время, когда вы пытались установить, была ли какая-нибудь пуля в теле президента, не сообщил ли вам кто-нибудь из секретной службы, что пуля была найдена на носилках в Парклэндском госпитале?
Хьюмс: Да, сэр, они привлекли мое внимание к этому.
Спектер: И на том отрезке вашего обследования, когда вы узнали о только что найденной на носилках пуле, не осенила ли вас какая-нибудь предварительная теория (великолепная подсказка! — Прим. авт.), объяснявшая бы точки входа и выхода пули?
Хьюмс: Да, сэр. Мы могли установить с абсолютной уверенностью, что пуля прошла верхушечную часть правого легкого, причинив ему повреждение. У меня не было в тот момент информации от доктора Перри о ране под кадыком. И хотя это было возможным объяснением точки выхода пули, мы также должны были рассмотреть вероятность того, что пуля каким-то необъяснимым образом (?!) была остановлена на своем пути в теле президента и затем фактически выпала на носилки.
Американские медики говорят, что бессмысленно полемизировать по поводу этого «объяснения». Но они отвергли другое заявление Хьюмса и его коллег, а именно, что «рыскающая пуля», проходя между двумя большими мышцами, не оставила «никакого канала». Главный судебно-медицинский эксперт Нью-Йорка доктор Милтон Хелперн заявил: «Аксиомой судебно-медицинской экспертизы является то, что пуля, проходя через тело, оставляет различимый канал». Хелперн добавил, что 6,5-миллиметровая пуля, которая, согласно докладу комиссии Уоррена, поразила президента Кеннеди, должна была бы оставить канал диаметром не менее 0,6 мм.
16
Адмирал Эдвард Кении — главный хирург ВМС США. (Прим. авт.)