Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 4

III. В борьбе за народное дело я был инородное тело

В стране рабов, кующих рабство,среди блядей, поющих блядствомудрец живет анахоретом,по ветру хер держа при этом.В стране рабов, кующих рабство,среди блядей, поющих блядство,мудрец живет анахоретом,по ветру хер держа при этом.Как нелегко в один присест,колеблясь даже, если прав,свою судьбу – туманный текст– прочесть, нигде не переврав.На все происходящее гляжуи думаю: огнем оно гори;но слишком из себя не выхожу,поскольку царство Божие – внутри.Прожив полвека день за днеми поумнев со дня рождения,теперь я легок на подъемлишь для совместного падения.Красив, умен, слегка сутул,набит мировоззрением,вчера в себя я заглянули вышел с омерзением.В живую жизнь упрямо верил я,в простой резон и в мудрость шутки,а все высокие материиблядям раздаривал на юбки.Толстухи, щепки и хромые,страшилы, шлюхи и красавицыкак параллельные прямыев мое душе пересекаются.Я не стыжусь, что ярый скептики на душе не свет, а тьма;сомненье – лучший антисептикот загнивания ума.Будущее – вкус не портит мне,мне дрожать за будущее лень;думать каждый день о черном дне– значит делать черным каждый день.Мне моя брезгливость дорога,мной руководящая давно:даже чтобы плюнуть во врага,я не набираю в рот гавно.Я был везунчик и счастливчик,судил и мыслил просвещенно,и не один прелестный лифчикпри мне вздымался учащенно.Мой небосвод хрустально ясени полон радужных картинне потому, что мир прекрасен,а потому, что я – кретин.На дворе стоит эпоха,а в углу стоит кровать,и когда мне с бабой плохо,на эпоху мне плевать.Я держусь лояльной линиис нравом времени крутым;лучше быть растленным циником,чем подследственным святым.В юности ждал я радостиот суеты и свиста,а превращаюсь к старостив домосексуалиста.Я живу – не придумаешь лучше,сам себя подпирая плечом,сам себе одинокий попутчик,сам с собой не согласный ни в чем.Пишу не мерзко, но неровно;трудиться лень, а праздность злит.Живу с еврейкой полюбовно,хотя душой – антисемьит.Я оттого люблю лежатьи в потолок плюю,что не хочу судьбе мешатькроить судьбу мою.Все вечные жиды во мне сидят –пророки, вольнодумцы, торгаши,и, всласть жестикулируя, галдятв потемках неустроенной души.Я ни в чем на свете не нуждаюсь,не хочу ни почестей, ни славы;я своим покоем наслаждаюсь,нежным, как в раю после облавы.Пока не поставлена клизма,я жив и довольно живой;коза моего оптимизмапитается трын-травой.С двух концов я жгу свою свечу,не жалея плоти и огня,чтоб, когда навеки замолчу,близким стало скучно без меня.Ничем в герои не гожусь –ни духом, ни анфасом;и лишь одним слегка горжусь –что крест несу с приплясом.Я к тем, кто краен и неистов,утратил прежний интерес:чем агрессивней прогрессисты,тем безобразнее прогресс.Пусть гоношит базар напрасныйкто видит цель. А я же личноукрылся в быт настолько частный,что и лица лишен частично.Я понял вдруг, что правильно живу,что чист и, слава Богу, не бездарен,по чувству, что во сне и наявуза все, что происходит, благодарен.Это счастье – дворец возводить на песке,не бояться тюрьмы и сумы,предаваться любви, отдаваться тоске,пировать в эпицентре чумы.Мой разум честно сердцу служит,всегда шепча, что повезло,что все могло намного хуже,еще херовей быть могло.Живу, ни во что без остатка не веря,палю, не жалея, шальную свечу,молчу о находке, молчу о потере,а пуще всего о надежде молчу.Клянусь компотом детства моегои старческими грелками клянусь,что я не испугаюсь ничего,случайно если истины коснусь.Что расти с какого-то моментамы перестаем – большая жалость:мне, возможно, два лишь сантиметрадо благоразумия осталось.В жизненной коллизии любойжалостью не суживая веки,трудно, наблюдая за собой,думать хорошо о человеке.Я не верю вранью отпетомуо просвете во мраке мглистом.Я отчаялся. И поэтому стал отчаянным оптимистом.На всех перепутьях, что пройдены,держали, желая мне счастья,стальные объятия родиныи шею мою, и запястья.На дереве своей генеалогиихарактер мой отыскивая в предках,догадываюсь грустно я, что многиекачаются в петле на этих ветках.Склонен до всего коснуться глазомразум неглубокий мой, но дошлый,разве что в политику ни разуя не влазил глубже, чем подошвой.Во всем со всеми наравне,как капелька в росе,в одном лишь был иной, чем все –я жить не мог в гавне.Любому жребий царственный возможен,достаточна лишь смелось вжиться в роль,где уничтожен – лучше, чем ничтожен,унижен – как низложенный король.За то, что смех во мне преобладаетнад разумом средь жизненных баталий,фортуна меня щедро награждаетобратной стороной своих медалей.Замкнуто, светло и беспечальноя витаю в собственном дыму;общей цепью скованный случайно,лишь сосед я веку своему.В этом странном окаянстве –как живу я? Чем дышу?Шум и хам царят в пространстве,шумный хам и хамский шум.Когда– нибудь я стану знаменит,по мне окрестят марку папирос,и выяснит лингвист-антисемит,что был я прибалтийский эскимос.В эту жизнь я пришел не затем,чтобы въехать в сенат на коне,и доволен сполна уже тем,что никто не завидует мне.Отнюдь я не был манекен,однако не был и в балете;я тот никто, кто был никем,и очень был доволен этим.Есть мечта у меня, беречьбуду крепость ее настоя:когда вновь будут книги жечь,пусть мою огня удостоят.Что стал я пролетарием – горжусь;без устали, без отдыха, без фальшистараюсь, напрягаюсь и тружусь,как юный лейтенант – на генеральше.Средь шумной жизненной пустыни,где страсть, и гонор, и борение,во мне достаточно гордыни,чтобы выдерживать смирение.Каков он, идеальный мой читатель?С отчетливостью вижу я его:он скептик, неудачник и мечтатель,и жаль, что не читает ничего.Господь – со мной играет ловко,а я – над Ним слегка шучу,по вкусу мне моя веревка,вот я ногами и сучу.Всю молодость любил я поезда,поэтому тот час мне неизвестен,когда моя счастливая звезда взошлаи не нашла меня на месте.Тюрьма была отнюдь не раем,но часто думал я, куря,что, как известно, Бог – не фраер,а значит, я сижу не зря.Множеству того, чем грязно время,тьме событий, мерзостных и гнусных,я легко отыскиваю семяв собственных суждениях и чувствах.Блуд мировых переустройстви бред слияния в экстазе –имеют много общих свойствсо смерчем смыва в унитазе.Эпоха, мной за нравственность горда,чтоб все об этом ведали везде,напишет мое имя навсегдана облаке, на ветре, на дожде.Куда по смерти душу примут,я с Богом торга не веду;в раю намного мягче климат,но лучше общество в аду.