Утро космоса. Королев и Гагарин

До 4 октября оставалось две недели… Почему же так спокойно встретили сообщение о подготовке к пуску спутника ученые?

«Нам казалось, что Сергей Павлович говорит о дале­ком будущем, – признался позже один из участников заседания. – Слишком фантастичной выглядела сама возможность появления принципиально новой области науки…»

Вечером встречались во Внукове у газетного киоска. Королев, Келдыш, Воскресенский, Глушко, Пилюгин…

Летели, как обычно, ночью.

– Рабочее время надо беречь, – говорил Сергей Павлович.

Утром самолет приземлился на степном аэродроме. Несколько деревянных домиков, палатки, вагончики… «Космодром Байконур» – этим словам еще только суж­дено было родиться…

Он всегда торопился. Казалось, догадывался, что жизнь подарила всего 59 лет, и он дорожил каждой ее минутой. Работал, не зная выходных и отпусков, вникал в каждую мелочь вовсе не потому, что не доверял своим соратникам и сотрудникам, – просто не имел права че­го-то не знать: ведь он был Главным конструктором.

Но иногда этот стремительный бег в будущее, кото­рое он умел и видеть и приближать, вдруг становился незаметным – Сергей Павлович как бы останавливался, чтобы лучше осмотреться, а может быть, даже подумать о том, не сделал ли он ошибки, не свернул ли с избран­ного пути. Эти мгновения его жизни помнят все, кто был рядом.

Есть такая любительская фотография: Королев стоит у подножия ракеты и смотрит ввысь, на корабль, куда только что забрался экипаж. Он смотрит чуть сбоку – у Сергея Павловича была короткая шея, и оттого выра­жение лица Главного конструктора необычно: во взгляде чувствуется отрешенность и волнение, сомнение и страст­ное желание проникнуть в то будущее, что придет через полчаса, когда ракетные двигатели заработают во всю мощь. Рядом с громадой носителя человек выглядит ма­леньким, почти беспомощным, но стоит всмотреться в черты этого словно вырубленного из скалы лица, и начи­наешь понимать, насколько велика сила этого человека, которого за глаза, а иногда и впрямую коротко называ­ли СП. Кажется, его взгляд уже проложил дорогу в кос­мос той ракете, что должна взлететь.

Таким его запомнили. На всю жизнь, потому что СП вошел в нее сразу и навсегда, если уж любили его, то беспредельно…

Слишком велика была дистанция между Главным конструктором и рядовыми инженерами и техниками, поступившими на работу в конструкторское бюро С. П. Королева. Это много позже те самые «рядовые» станут прославленными космонавтами, героями, людьми, которыми мы, современники, гордимся. А в самом начале космической эры сияло имя их Главного конструктора, уже тогда он казался легендарной личностью (да и был ею!), но тем не менее нашлись-таки в его жизни минуты, когда он становился рядом с ними, помогал, советовался, беседовал. И эти мгновения они помнят до мельчайших подробностей. Время не стирает их из памяти, и сегодня они по-прежнему возвращаются к Сергею Павловичу, к своему Учителю, хотя некоторым из них уже больше лет, чем было тогда Королеву. Годы не щадят и космо­навтов, они не старят только тех, кого уже нет с нами…

Каким же помнят космонавты Королева? И что в ха­рактере Главного конструктора нравилось больше всего?

«Он был беспредельно предан своему делу!» – так ответил на мой вопрос дважды Герой Советского Союза Георгий Гречко. А потом космонавт рассказал о несколь­ких случаях, которые помогли ему сделать этот вывод.

Спутник уже собран. Начались заключительные испытания. И вдруг обнаружена течь электролита.

По распоряжению Королева испытатели разобрали объект. Королев стоит рядом, смотрит. И вдруг он уви­дел нечто необычное…

– Что это такое?! – закипел Сергей Павлович. – Откуда такая безответственность!

Испытатели не могли понять, что так возмутило Глав­ного. А Королев уже «бушевал».

Выяснилось, что Сергей Павлович увидел… некраси­вую пайку. Соединение было добротным, надежным, со­ответствовало техническим условиям, но выполнено было некрасиво, «грязновато», как говорят специалисты.

– Первый спутник, всего лишь первый спутник! – возмущался Королев, – а вы позволяете себе такую пайку!

– Но ее же никто не увидит, – заметил кто-то. Неосторожная фраза переполнила чашу терпения.

– А вы для кого работаете? Не для себя разве?! Вы­говор… Это у меня еще мягкий характер, а вообще-то за такое отношение к делу увольнять надо… – И еще долго Сергей Павлович не мог успокоиться. Даже много лет спустя он напоминал об этой злосчастной пайке.

В таблицу заправки носителя вкралась ошибка. Ра­боты были приостановлены, а на вершине ракеты ждал запуска третий искусственный спутник Земли.

– Под рукой не было электронной вычислительной машины, – говорит Георгий Гречко, – так что при­шлось вооружиться логарифмической линейкой и взять­ся за расчеты… Около часа ночи заходит в комнату Сергей Павлович. «Что делаешь?» – спрашивает. От­вечаю: «Заправку считаю». Он уже знал, что эту рабо­ту надо проводить на космодроме. «Иди спать, позд­но», – говорит СП. Я ему объясняю, что если пойду спать, то к утру не будет расчета. Королев внимательно посмотрел на меня, помолчал, а потом коротко бросил: «Тогда считай». И ушел. Потом несколько раз заходил, интересовался, как идут дела. И всю ночь тоже не спал…

Много лет прошло с тех пор, а до мельчайших по­дробностей помнит космонавт ту бессонную ночь Глав­ного конструктора, одну из очень многих.

Георгий Гречко находит в своем архиве фотогра­фию: ракета и космический корабль в степи между монтажно-испытательным корпусом и стартовой пло­щадкой. Дюзы ракетных двигателей горят в ярких лу­чах солнца…

– Это вывоз ракеты, – говорит космонавт, – есть в стороне от насыпи всего одна точка, откуда ракета и корабль выглядят столь величественно. Когда теперь бываю на космодроме, за вывозом носителя я смотрю только отсюда… Эта привычка идет от Сергея Павло­вича. Было так: раньше мы запускали небольшие ра­кеты – метеорологические, геофизические, и вот рож­дение гиганта, который начал космическую эру. Раке­та – самая большая в мире – появляется из совер­шенно невиданного до сих пор ангара… Такое раньше можно было увидеть разве только в фантастических фильмах. Конечно, мы, молодые инженеры, старались взглянуть в эти минуты на ракету. Шлагбаум – даль­ше не пускают. Мы на цыпочки поднимались, чтобы увидеть что-нибудь… Пять часов утра, рассвет… К со­жалению, ничего не видно. Вдруг рядом останавливает­ся машина, выходит Сергей Павлович. «Хотите вывоз посмотреть, ребята? – спрашивает и тут же распоря­жается: – Давайте ко мне в машину». Привез на это самое место. – Гречко показывает на снимок. – «От­сюда лучше всего видно, – сказал Королев, – если есть свободное время, я тут бываю…» Оставил нас и уехал… До сих пор я волнуюсь, когда вижу вывоз ра­кеты, ее установку и, конечно, старт. Не знаю, может, кто-то привык к этому, а я не могу. Для меня каждый запуск – событие.

Для многих из тех, кто 4 октября 1957 года был на Байконуре и видел, как уходил в небо первый искус­ственный спутник Земли, отсчет космической эры че­ловечества начинается со звуков горна, прозвучавшего за несколько минут до старта.

Неожиданно – это не предусматривал график под­готовки к пуску – на опустевшей стартовой площадке появился трубач. Он запрокинул голову, поднес к гу­бам горн.

Одним эти звуки напомнили о Первой Конной, о ми­нувшей войне, о прожитых годах.

Другим показалось, что горнист провозглашает бу­дущее, о котором так долго они мечтали и во имя которого они не щадили себя.

Ни перед одним из запусков, на которые столь бо­гаты минувшие годы, не появится на стартовой горнист. Он был здесь единственный раз, 4 октября 1957 года, соединив для людей, открывших космическую эпоху, прошлое с будущим.

У летчиков праздник. Товарищи по службе поздрав­ляли молодых – Юрия и Валентину Гагариных. Один из тостов прозвучал символически: