Страница 66 из 140
В полку продолжалась напряженная учеба. После выступления И. В. Сталина 3 июля в тот же день было приказано срочно перегнать самолеты на другой аэродром, рядом с железнодорожной станцией: наш полк в полном составе направлялся на запад, в действующую армию. Быстро разобрали самолеты, упаковали их в самолетные ящики и погрузили в эшелоны.
И снова застучали по рельсам колеса теплушек и платформ. В вагонах с двухъярусными нарами разместились летчики, техники, весь обслуживающий персонал. В Балашове разгрузились, собрали самолеты и перелетели в Донбасс. Там полк был разделен на два полка: 40-й и 446-й истребительные. В составе 446-го истребительного полка мне пришлось пройти боевой путь с августа 1941 года вплоть до его расформирования в начале 1943 года. Это был период тяжелейших испытаний, вынужденного отступления наших войск под натиском сильного и умелого противника. Но были и периоды относительно успешных наших наступательных операций — в районе Ростова-на-Дону в конце 1941 года и Барвенковско-Лозовская операция 1942 года. Затем снова трагические провалы нашего наступления на Крымском фронте, под Харьковом. Враг уже был под Сталинградом и в предгорьях Кавказа.
Уполномоченный представитель Сталина в Крыму подмял под себя образованного, но безвольного командующего фронтом и всем руководил сам. Руководил, как может это делать человек в военном отношении мало компетентный, а по натуре сильный, не считавшийся ни с чьим мнением. Мне рассказывали, что когда после катастрофы в Крыму Мехлис явился с докладом к Сталину, тот не пожелал слушать его, сказал только одну фразу: «Будьте вы прокляты!» — и вышел из кабинета.
В своей книге «Дело всей жизни» маршал А. М. Василевский писал, что 4 июня 1942 года Ставка в своей директиве отмечала: «Основная причина провала Керченской операции заключается в том, что командование фронта — Козлов, Шиманин и представитель Ставки Мехлис, командующие армиями фронта, обнаружили полное непонимание природы современной войны…»
Командующим немецкой 11-й армии в Крыму был генерал Манштейн, который до начала 30-х годов возглавлял оперативную группу немецкого генерального штаба по вопросам изучения тактики иностранных армий. Манштейн дважды присутствовал на маневрах, проводимых Красной Армией, причем особенно интересовался вопросами ввода в бой мощных воинских соединений.
Л. З. Мехлис прибыв на Крымский фронт представителем Ставки остался верен своим привычкам: вместо конкретной помощи он стал перетасовывать руководящие кадры. Первым его шагом была замена начальника штаба фронта Федора Ивановича Толбухина — опытного военачальника. Виноватых он искал повсюду и расправлялся с теми, кого считал в чем-то неправыми, безжалостным образом. Однако в день прорыва немцами нашего фронта Мехлис, отвечающий за все, что творилось в Крыму, не долго думая, послал телеграмму Верховному Главнокомандующему (об этом очень красноречиво пишет С. М. Штеменко в своей книге «Генеральный штаб в годы войны»), пытаясь уйти от ответственности и переложить вину на других. Он прекрасно понимал, чем это грозит. Ведь это именно он занимался расследованием обстоятельств прорыва нашего Западного фронта немцами в начале войны и по его настоянию виновные, во главе с командующим фронтом Павловым, были расстреляны и объявлены врагами народа.
Ответ Сталина на телеграмму Мехлиса примечателен:
«Вы держитесь странной позиции постороннего наблюдателя, не отвечающего за дела Крымфронта. Эта позиция очень удобна, но она насквозь гнилая. На Крымском фронте вы — не посторонний наблюдатель, а ответственный представитель Ставки, отвечающий за все успехи и неудачи фронта, и обязанны исправлять на месте ошибки командования… Вы требуете, чтобы мы заменили Козлова кем-либо вроде Гинденбурга. Но вы не можете не знать, что у нас нет в резерве Гинденбургов…
Если бы вы использовали штурмовую авиацию не на побочные дела, а против танков и живой силы противника, противник не прорвал бы фронта и танки не прошли бы. Не нужно быть Гинденбургом, чтобы понять эту простую вещь, сидя два месяца на Крымфронте».
Войска трех армий вели тяжелейшие бои, отступая к Керчи. 19 мая 1942 года враг овладел Керчью и Керченским полуостровом. Остатки наших войск с огромными трудностями, неся большие потери, переправились через пролив и оказались на Таманском полуострове.
А вот, что писал Н. Г. Кузнецов — адмирал флота в книге «Накануне»: «Л. 3. Мехлис был, пожалуй, самым подходящим человеком для роли представителя Центра на фронте. Обладая широкими полномочиями, он всюду пытался подменить командование, все сделать по-своему, подавляя всех и в то же время не неся никакой ответственности за исход боевых операций.
Еще в 1940 году на апрельском совещании Сталин прямо сказал ему:
— Вы там, на месте, имели привычку класть командующего к себе в карман и распоряжаться им как вам вздумается.
Мехлис принял этот упрек скорее как похвалу. Он и в годы Великой Отечественной войны действовал так же, с типичной еврейской наглостью.
…И вот мы в штабе Крымского фронта. Командующий Крымским фронтом Д. Г. Козлов уже находился «в кармане» у Мехлиса, который вмешивался буквально во все оперативные дела. Начальник штаба П. П. Вечный не знал, чьи приказы выполнять — командующего или Мехлиса. Маршал С. М. Буденный тоже ничего не смог сделать. Мехлис не желал ему подчиняться, ссылаясь на то, что получает указания прямо из Ставки. Побывав в Керченской базе и бригаде морской пехоты, я выехал в Новороссийск, а оттуда в Поти, где стояла эскадра флота. Здесь меня застало известие о наступлении врага на Керченском полуострове и критическом положении, в котором оказались наши войска. После я узнал, что Мехлис во время боя носился на машине под огнем, пытаясь остановить отходящие войска, но все было напрасно. В такой момент решающее значение имеют не личная храбрость отдельного начальника, а заранее отработанная военная организация, твердый порядок и дисциплина. Когда положение в Керчи стало катастрофическим, Мехлис пытался свалить ответственность за случившееся на командира Керченской базы А. С. Фролова. Он позвонил мне и потребовал, чтобы я отдал Фролова под суд, иначе расстреляет его своим приказом.
— Этого вы не посмеете сделать, — ответил я.
По приказу Льва Мехлиса, по чьей вине операция и провалилась, пулеметы с катеров заградотрядов расстреливали десантников, пытавшихся переплыть в отступлении Керченский пролив».
Эту страшную и горькую правду я слышал от непосредственных защитников Керченского полуострова.
В моем личном архиве находятся сотни фотокопий немецких совсекретных документов, заверенных архивом, о катастрофе Крымского фронта и трагедии Севастополя, которые я готовлю к публикации.
Я так много уделил внимания положению в Крыму потому, что в 1943 году в составе 43-го гвардейского штурмового авиационного полка принимал участие в боях за Керчь и видел, как многие советские воины сложили свои головы, и, может быть, потому, что в 1942 году так все бездарно получилось. О Мехлисе я упоминаю потому, что от многих очевидцев слышал о его самоуверенной наглости и презрении к людям. А ведь это был начальник Главного политического управления Красной Армии — заместитель министра обороны.
Маршал Советского Союза К. А. Мерецков, бывший начальник Генерального штаба, а в 1943 году — командующий Волховским фронтом, в своей книге «На службе народу» писал, что Л. З. Мехлис в это время был членом Военного совета фронта. Вот как он его характеризует: «О Мехлисе стоит сказать несколько слов особо. Это был человек с крайне гнусным характером. Он воспринимал все упрощенно и прямолинейно и того же требовал от других. Способностью быстро переориентироваться в часто меняющейся военной обстановке он не обладал и наличие этой способности у других рассматривал как недопустимое по его понятиям применение к обстоятельствам…
Неудача в Крыму, видимо, кое-чему его научила. Возможно, он понял, что вопросы тактики, военного искусства не его сфера деятельности. Так или иначе, но Мехлис на Волховском фронте занимался главным образом политработой и организацией снабжения войск всем необходимым… Это был человек честный, смелый, но склонный к подозрительности и очень грубый. От Сталина он никогда ничего не скрывал. Сталин это знал и поэтому доверял ему… Добавлю, что среди офицерства уважением он не пользовался».