Родовое влечение

– Судьба какой южноамериканской страны беспокоит его на этот раз? – спросила Джиллиан, когда они проталкивались через длиннющие очереди тех, кто всю неделю стоял за билетиком на центральный корт, но так и не приблизился к своей цели. – Он как лох-несское чудовище – все его видели, но доказательства его существования так и не получены. Ну что ж, ты сможешь восполнить его отсутствие теннисом.

– Он ничего об этом не знает. – Мэдди пришлось повысить голос, чтобы перекричать группу анархистов, воинов Классовой войны, протестующих против того, что тори дали Мердоку эксклюзивное право на телевизионную трансляцию турнира. – Алексу не нравится, когда я якшаюсь с hoi polloi.[20]

Пробравшись внутрь, Джиллиан проскочила мимо одетого в ливрею вышибалы и прошла в зону приема корпоративных гостей. Этот элитарный палаточный городок, состоящий из золотисто-кремовых палаток и финансируемый различными банками, телесетями и фирмами по обслуживанию всевозможных мероприятий, возвышался на лужайке, как огромные лимонные меренги.

– Принюхайся, – тихо проговорила Джиллиан. – Я уже чувствую запах Мужа! – Она повернулась к Мэдди и включила свою улыбку мощностью в двести ватт. – Зубы?

Мэдди проверила, не застряли ли в них остатки завтрака и не остались ли на них следы губной помады.

– В порядке.

– Грудь? – После внимательного изучения Мэдди запустила правую руку в левую чашечку бюстгальтера Джиллиан и произвела кое-какие исправления. Одобрив результаты, Джиллиан закинула голову, дабы Мэдди смогла продолжить инспекцию. – Нос?

– Все чисто.

– Чулки? – Она повернулась спиной, чтобы Мэдди проверила, не сместились ли швы, а затем повела свой крохотный отряд через полосатую площадку для крикета к палатке «Скай ТВ». Едва они пересекли застеленный красным ковром порог, им в руки сунули шампанское и закуски. Мэдди начала задыхаться от ароматов лосьонов после бритья, витавших над известными деятелями от телевидения. Вокруг них насыщалась «массовка»: вратарь из «Челси», дама из рекламы предметов женской гигиены, уникальный Дэвид Фрост, несколько промышленных магнатов – тех, кто делает миллионы на оболочке для салями или шарикоподшипниках или ежегодно выпускает рождественские открытки с фотографиями детей, которых они никогда в жизни не видели, и один бывший диктатор банановой республики. У джентльменов были тяжелые подбородки, у дам – тяжелые драгоценности. Это был верный способ попасть в мир богатства.

Мужчины сгрудились возле телевизора и смотрели, как Моника Селеш с кряхтением движется к кульминации матча.

– Боже, она же сильна, как лошадь, – наклонился к экрану огромный кочан квашеной капусты. – У нее же мышцы каменные. Она может убить ударом ноги.

– Закрой глаза и представь себя в ее постели. Мне нравятся шумные девчонки.

Своим поведением они не сильно отличались от обычных спортивных хулиганов, которые сначала наливаются пивом, а потом устраивают дебош.

– Я тоже заядлый болельщик, – прошепелявил сквозь выбитые зубы один из ответственных сотрудников «Скай» с изъеденным оспой лицом и огромным брюхом. В поисках более диких компаньонов старик Руперт, кажется, начал нанимать исключительно южно-африканцев.

– Я бы не прочь перепихнуться с тем номером, – внес свой вклад в беседу его гость, некое Бесподбородочное Чудо в галстуке.

Наблюдая за тем, как он ест, Мэдди наконец-то поняла, почему Высший класс в результате вековой селекции искоренил волевые подбородки. Тем, у кого были нормальные подбородки, приходилось постоянно утираться, а у Чуда сок от лобстера капал прямо на пол.

Позади них сидели дамы с морщинистыми шеями. Они с мрачной решимостью уничтожали пирожные, не замечая прилипших к бледной губной помаде крошек. Их лица, покрытые толстым слоем крем-пудры, походили на цементные маски, пальцы были унизаны кольцами, ступни выпирали из тесных туфель, щиколотки пухли как на дрожжах, однако у всех на лбу было четко написано: «жена».

Когда Селеш перепрыгнула через сетку, четверо из толпы мужчин сели за столик Мэдди. Они вполголоса продолжали словесную партию, перекидываясь сальными замечаниями через копченого лосося. Южноафриканец, спокойный, как вареный омар, подал первым:

– Я в любой день предоставлю свой номеронабиратель в распоряжение того номера из Аргентины.

– Не-е, ты никогда не доводишь дело до конца, – ударил с лета австралийский пивной барон. – Ты забываешь, что это не просто перепих, это охота.

Жены принялись поправлять кольца, поигрывать шарфиками, взбивать прически – короче, они всеми силами давали понять, что присутствуют за столом.

– В том-то и вся проблема с женой. – Пивной барон большим пальцем указал на жену и улыбнулся, обнажив пропасть гнилых зубов. – Никакой ловкости в обращении с «шарами».

Пока мужчины одобрительно гоготали, их жены беззвучно грызли булочки, предварительно с элегантной точностью поставив чашечку из гофрированного фарфора на блюдечко.

Мэдди передернуло.

– Делаем вид, что пришли сюда ради тенниса, а, сударыни? – Она налила в их фужеры шампанское. – На самом же деле мы здесь ради мужских задниц. Взгляните, вон там Агасси. Его ягодицы ведут собственную светскую жизнь. – За столом воцарилось молчание. – Я хочу сказать, – продолжала она, – они такие бодренькие, задорные. Вы не согласны?

Мэдди уже начала подумывать о том, чтобы сделать себе харакири палочкой для помешивания коктейлей, когда жена пивного барона залпом осушила свой фужер.

– Надеюсь, трахаются они лучше, чем играют, – заявила она. – Мужской залп в среднем длится всего три секунды. – Ее мужа очаровали собственные ботинки. Он внимательно изучал их вздернутые носы. – И никакой игры у сетки. Не успеешь и глазом моргнуть, как уже «Спасибо, мэм». – Другие женщины, сидевшие за столом, согласно закивали.

Пивной барон с таким усилием сдерживал себя, чтобы не вспылить, что у него от напряжения вытянулось лицо. Вокруг его рта пролегли гневные складки, напоминавшие крысиные усы.

– Не ждите от нее, черт побери, разумных высказываний. – Металлические нотки в его голосе свидетельствовали о крайней степени злости. – Она сидит на ЛРТ. Разве вы не знаете? Это вытяжка из мочи беременной кобылы.

Его жена вновь погрузилась в молчание и принялась яростно жевать свою губу, ухитряясь при этом улыбаться. Теперь Мэдди поняла, откуда все эти украшения. Это были боевые награды за храбрость перед лицом адюльтера, пренебрежения и унижения. Прежде чем Мэдди успела под столом врезать пивному барону «шпилькой» по яйцам, он неожиданно проявил интерес к трибуне. С коротким «Идешь, лапушка?» он сдернул жену со стула. Сразу после этого начался исход гостей от стола, и Мэдди, оставшись одна, отправилась на поиски Джиллиан. Она извлекла ее из объятий господина с ярко-розовым пробором. Он был большой шишкой в области переработки радиоактивных отходов.

– Кажется, это оно, – восторженно проговорила Джиллиан, когда они вышли на солнышко. – Майло Роксбург. Между прочим, он рыцарь. Его дважды посвящали в рыцари!

– Роман на два рыцаря, да? – кисло сказала Мэдди.

– У него собственная площадка для крикета! Ты хоть представляешь, сколько она стоит?

– Послушай, Джиллиан, я больше не поеду с тобой на сафари. – Джиллиан пребывала в таком экстазе, что легко перепрыгивала через ступеньки. Мэдди же спускалась за ней тяжелой поступью. – Да и тебе не следует ездить. Ты видела тех женщин? Неужели ты действительно хочешь стать одной из них?

Их продвижение было остановлено одетым в униформу дежурным, несшим вахту у нижнего яруса трибуны.

– Ш-ш-ш… – Он приложил палец к губам, призывая их к молчанию.

– Хочешь обречь себя на то, чтобы постоянно втягивать живот?

– Что? – Улыбка Джиллиан исчезла, чары разрушились. – Я выгляжу толстой?

– Эти мужики – настоящие бандиты. Алекс прав. Они обаятельны, как Эскадрон смерти.[21] Неудивительно, что он согласен умереть, лишь бы не оказаться рядом с ними.

20

«Элита, верхушка» (греч.)

21

Террористическое формирование, в основном из полицейских, в южноамериканских странах.