Страница 58 из 59
Основные положения гуманистического психоанализа были намечены, а позднее сформулированы и развиты Э. Фроммом во многих его работах, в частности, в таких, как «Бегство от свободы» (1941), «Человек для себя» (1947), «Забытый язык» (1951), «Здоровое общество» (1955), «Искусство любить» (1956), «Душа человека» (1964), «Революция надежды» (1968), «Анатомия человеческой деструктивности» (1973), «Иметь или быть» (1976) и других.
Согласно Э. Фромму, сущность любого невроза и нормального развития человека составляет его борьба за свободу и независимость. В этом смысле невроз можно рассматривать в качестве неудачной попытки разрешить конфликт между непреодолимой внутренней зависимостью и стремлением к свободе. Как правило, человек направляет свои усилия на обретение свободы от различного рода зависимостей. Но «свобода от» – это негативная свобода, которая нередко начинает его угнетать и он прибегает к «бегству от свободы». Перед человеком стоит проблема обретения свободы для чего-то созидательного, конструктивного. «Свобода для» является позитивной, состоящей в «спонтанной активности всей целостной личности человека». Реализация «свободы для» – освобождение от неврозов и путь нормального, здорового развития человека, так как подлинная свобода означает не произвол, а возможность быть самим собой, «не клубком алчных страстей, а тонко сбалансированной структурой, которая в любой момент может столкнуться с альтернативой – развитие или разрушение, жизнь или смерть».
В целом, по Э. Фромму, неврозы – это «симптомы морального поражения». Во многих случаях невротические симптомы являются не чем иным, как конкретным выражением морального конфликта. Это означает, что успешность терапевтических усилий зависит от понимания и решения моральной проблемы человека, которая заключается в безразличии человека к самому себе. Отсюда цель гуманистического психоанализа, заключающаяся в раскрытии перед человеком правды о нем самом и активизации его внутреннего потенциала для того, чтобы он был самим собой, ориентировался в своем мышлении и поведении на такие ценности жизни, приоритетом которых является не иметь, обладать (знаниями, машиной, властью, другим человеком и т. д.), а быть продуктивным, добродетельным, любящим, жизнерадостным.
Э. Фромм исходил из того, что практическая реализация идей гуманистического психоанализа предполагает такую подготовку аналитиков, при которой они могли бы видеть в пациенте прежде всего человека, а не просто «этого больного». Психоаналитики должны преодолеть «вещизм», то есть представление о самих себе и о других как вещах, преодолеть безразличие и отчуждение от других людей, от природы и от самих себя.
С точки зрения Э. Фромма, современный психоанализ вовлечен во всеобщий процесс отчуждения. Психоаналитик воспринимает пациента в качестве вещи, состоящей из отдельных частей, которые сломались и требуют замены, подобно деталям автомобиля. Соответствующие поломки он называет симптомами и видит свою терапевтическую задачу в том, чтобы отремонтировать «сломанные детали». При этом он не рассматривает пациента как уникальное единство, которое можно понять полностью только в процессе тесной связи с ним, в акте сопереживания и любви.
В отличие от подобной терапевтической практики гуманистический психоанализ ориентирован на восприятие человека в качестве целостного существа. Осуществление такого психоанализа означает способность аналитика на установление сердечных связей со своим пациентом. Психоаналитик не должен смотреть на пациента как на объект исследования и лечения. Он должен стать с ним единым целым и в то же время сохранить чувство объективности. Полное понимание происходящего – это не интерпретация, с помощью которой происходит описание пациента как объекта с различными неисправностями и объяснение причин их появления, а интуитивное постижение, возникающее у аналитика и, если анализ оказывается удачным, у пациента.
Если, как подчеркивал Э. Фромм, психоанализ будет развиваться в этом направлении, то есть станет действительно гуманистическим, то он даст человечеству неисчерпаемые возможности для духовной трансформации и развития людей. «Если же он останется крепко связанным с социальным пороком отчуждения, то, хотя он и сможет исправить ту или иную «поломку» человеческой психики, он будет при этом лишь инструментом по превращению человека в более автоматизированное и в более прилаженное к обществу отчуждения существо».
Д
ДЕЖА ВЮ (франц. deja vu) – «уже виденное», ощущение того, что имеющееся место в настоящем встречалось в прошлом и уже переживалось человеком.
К проблеме «уже виденного» З. Фрейд обращался на ранних этапах возникновения и развития психоанализа. Так, в статье «О покрывающих воспоминаниях» (1899) он поднимал вопрос о сохраняющихся в памяти воспоминаниях детства, о переживаниях, которые эти воспоминания вызывают в более позднее время, об ошибочных воспоминаниях, имеющих место в жизни человека. В этой статье не обсуждался вопрос у феномене «уже виденного» в собственном смысле этого слова, но предпосылки к осмыслению его были очевидны. Не случайно два года спустя в работе «Психопатология обыденной жизни» (1901) в поле зрения З. Фрейда оказались разнообразные ошибочные действия, включая и те, которые были обозначены им как «уже виденное».
Основоположник психоанализа обратил внимание на своеобразные ощущения, испытываемые человеком в определенных ситуациях, когда ему представляется, что он уже переживал то же самое, находился в точно таком же положении, хотя ему и не удается отчетливо вспомнить прежнее, имевшее место ранее. Человек может относиться к данному феномену («уже виденному»), как к чему-то чудесному, интригующему, жуткому, поскольку не находит, как правило, разумного объяснения ему. Дело доходит до того, что подчас он может рассматривать «уже виденное» в качестве доказательства своего, так сказать, предсуществования. Некоторые психологи обращали внимание на данный феномен, но их объяснения сводились или к психическому расстройству человека, или к возникновению у него различного рода иллюзий, или к наличию сопутствующих обстоятельств, по ассоциации вызывающих своеобразное видение настоящего как уже знакомого, пережитого. Однако ни одно из этих объяснений не представлялось З. Фрейду удовлетворительным, правильным, адекватным образом отражающим существо «уже виденного».
В предложенном им объяснении того, что было названо «дежа вю», З. Фрейд исходил из предположения, в соответствии с которым в основе данного явления лежат бессознательные фантазии человека. Ощущение «уже виденного» отвечает, по его словам, «воспоминанию о бессознательной фантазии». В качестве иллюстрации он привел пример собственного мимолетного переживания «уже виденного», возникшего на основе эмоционального состояния, послужившего поводом для появления бессознательной фантазии, которая возникла у него в результате желания улучшить свое положение как практикующего врача. Речь шла об «удивительном совпадении» – о встрече с людьми, о которых он только что думал. Дело в том, что несколько дней спустя после получения звания профессора З. Фрейд гулял по Вене и вдруг его мысли сосредоточились на необычной фантазии о родителях одной девочки, ранее обратившихся к нему в связи с тем, что у ребенка неожиданно стали проявляться первые признаки навязчивости. Он с интересом отнесся к этому случаю, но вскоре родители девочки отклонили его лечение и дали ему понять, что хотели бы обратиться к одному из зарубежных авторитетов. В процессе прогулки по городу у З. Фрейда возникла фантазия о том, что родители девочки вновь просят его возобновить лечение их дочери, так как теперь они полностью доверяют ему. В ответ на эту просьбу он мысленно говорит, что звание профессора ничего не меняет в отношении его терапевтических способностей и что если он не был пригоден им, когда был доцентом, то они могут обойтись без него и теперь, когда он стал профессором. На этом месте его фантазия была прервана громким приветствием, исходящим как раз из уст тех родителей, которым он только что «отомстил», мысленно отклонив их предложение, и которые, как оказалось, в тот момент проходили мимо него. Подобное совпадение не было ни иллюзией, ни чудом. З. Фрейд шел по почти безлюдной улице навстречу родителям девочки, лечение которой у него было прервано ими, и на расстоянии нескольких шагов до них узнал их фигуры. По внутренним эмоциональным мотивам он устранил это восприятие из сознания, но эти же самые мотивы дали знать о себе в форме самопроизвольной фантазии «отмщения».