Страница 29 из 34
— По Северу скучаешь, Сергей?
— По Северу?!
Цыганистые гаранинские глаза злобно сузились, рот сжался, цедя слова, словно пасту из залежалого тюбика.
— В рот пароход тому Северу! Дурак был! Зарабатывать, если, конечно, иметь котелок на плечах, — он постучал согнутым пальцем по голове, — и на юге можно! И совсем не плохо даже можно!..
— Точно, — не стал оспаривать эту мысль Кучаев, — люди везде работают, зарабатывают и с голода не умирают. Ты прав, Сергей.
Максиму Кучаеву стало не по себе, что он напомнил о Севере. Почему Сергей Гаранин должен мучиться ностальгическими воспоминаниями об Арктике? Ведь он ноги там оставил!
— Зарабатывают! — фыркнул Гаранин. — Гроши! — и неожиданно оживился, будто выиграл «Волгу» по спринту- Но Гаранин Сергей, сын собственных родителей, нигде не пропадет!
— Женщины выручат? — улыбнулся Кучаев и покосился на Щеглову. Гаранин рассмеялся.
— А ты злопамятный, гражданин начальник! Не-е, с женщинами покончено, Сергей Гаранин надеется только на себя. Силушка в жилушках еще имеется!
Он приподнялся над сиденьем на сильных жилистых руках, потряс култышками ног, задевая рулевое управление, плюхнулся на сиденье. Щеглова наклонилась над ним, платком убирая выступившие капли пота, нежно погладила по седым волосам.
— Не надо себя мучить, Сереженька.
— Отстань, мать!
— Я же как лучше, Сереженька.
— Тю, дура! Не встревай в мужские игры!
З.И. Щеглова-Гаранина обидчиво надула губы и отвернулась,
"А она сильно постарела", — подумал Максим Кучаев.
Сергей Гаранин рассказал Кучаеву, что живет в собственном доме на самом берегу Черного моря — "ничего себе домишко, справненький, с пристроечкой — коек двадцать выставить можно!" Что — "мечта моя — сам знаешь! — «Жигуль» есть. Хоть и с ручным управлением, но получен со скидкой — инвалид труда!" И что З.И. Щеглова, после соответственной длительной обработки, — "или меня слушайся, или катись колбасою на все четыре стороны! — Гаранин хоть и без ног, но без бабы не останется!" — оказалась бабой что надо,, "Вот только заводится с полуоборота, но в деньгах толк понимает. А выкобенивалась поначалу: не в деньгах, мол, счастье, Сереженька… Сам знаю, не в деньгах, а в их количестве!"
Узнал Кучаев и о том, что детей у них нет и быть не может — не способным к этому делу оказался железный мужик Сергей Гаранин!.,
Рассказывает Сергей Гаранин о своей жизни, а в кучаевской голове, как заноза, засела фраза, произнесенная небрежно: "Ничего себе домишко, справненький, с пристроечкой — коек двадцать выставить можно!"
Он и сам еще не может понять, что его так насторожило в этом предложении? Хотя, обманывает себя Максим Кучаев, пытается себя обмануть. Иногда в жизни ему это удавалось.
— Сергей! — повернулся Кучаев всем корпусом к Гаранину.
— Ты, случайно, комнаты не сдаешь?
Очень хотелось Максиму Кучаеву услышать, что никакие комнаты Сергей Гаранин не сдает, а, если и сдает, то по такой цене, что себе в убыток — людям же надо где-то приткнуться временно.
— Обижаешь, обижаешь, гражданин начальник, своего, можно сказать, лучшего друга! — И действительно, в цыганистых глазах плещется обида. — Да для тебя… В любое время! За так! Хоть с женою приезжай, хоть со шмакодявкою какой. Шито-крыто! Могила!
На заднем сиденье расхохоталась З.И. Щеглова-Гаранина.
— Помнишь, Сереженька, этих?
— Помню, — рассмеялся Гаранин.
Они понимали друг друга, с полуслова. Телепатическая связь работала надежно.
— Смешной случай приключился? — поинтересовался Кучаев.
— Да уж смешнее некуда. Так и быть, расскажу. Только предупреждаю, — он шутливо потряс пальцем, — если повесть сообразишь из моих слов, гонорар пополам… Значит в прошлом году было дело: подходит ко мне пожилая парочка и спрашивает: "Квартиру мужу и жене не сдадите, хозяин?" Отвечаю: "Отчего же не сдать — по три рэ с носа. Такса!"..
Поселил я их в комнатушке на двоих, а паспорта взял — еще жулье какое попадется, все нажитое унесут! Глядь в паспорта, а они — какие там муж и жена! Курортный роман. Она с Красноярска, а он — москвич.
На заднем сиденье засмеялась З.И. Щеглова, но Гаранин так посмотрел на нее, что она сразу умолкла. В строгости держал жену Сергей Гаранин.
— Стало быть, всем ясно, она с Красноярска, а он — москвич. Однако, помалкиваю в тряпочку — это их горе! Но, когда с ними рассчитываться стал, тут-то я их и прихватил за жабры: "Извините, говорю, с вас по червонцу с носа. Итого: двое суток — сорок рэ!" "Отчего же? — поинтересовался тот. — Отчего же?"
И Гаранин показал, как тот приподнял удивленно нос. — "Отчего же? Мы же с Вами так не договаривались?"
— Какой хамлюга! — вновь вмешалась З.И. Щеглова-Гаранина. — Чего они себе только не позволяют на курортах!
— Молчи, мать!.. Они, видите-ли, договаривались! Тут-то я и врезал ему всю правду-матку. Говорю: разврат в курортной зоне я поддерживать не собираюсь. Не заплатите, сообщу по адресу, согласно паспортной прописке… Заплатили, как миленькие…
— Значит, сдаешь комнаты? Так я и думал.
— А я что, — хуже других? Что я, шиломделанный! Житьу моря и водичкой не поплескаться!
З.И. Щеглова-Гаранина, внимательно следившая за разговором, вставила и свое слово.
— Сейчас, Максим Леонидович, опасно, сейчас очень даже опасно сдавать комнаты. Прямо-таки рискуешь. А вдруг они, — Щеглова-Гаранина показала испуганными глазами в сторону автостанции, там все прибывали и прибывали автобусы и троллейбусы, под завязку набитые отдыхающими, — а вдруг они оттуда… Вдруг они заражены…
— Откуда? — не понял Кучаев.
— Из Чернобыля, — доверительно пояснила Щеглова.
— Как это — заражены? — оторопел Кучаев. Даже он, решивший уже ни чему не удивляться, опешил. — Как это? Чем заражены? Вирусами гриппа? Холерой?! Чумой?!
— Частицами, — обидчиво ответила Щеглова-Гаранина, — частицами, испускающими излучение. Говорят, вечером на ялтинскую набережную выйти опасно.
— Почему? — Кучаеву захотелось завыть волком. — Почему?
— А потому! Которые оттуда — светятся.
Кучаев взглянул на Гаранина: не слышишь, какую ересь несёт твоя зазноба? Скажи что-нибудь! Одерни ее! Но тот только ухмыльнулся: что с бабы возьмешь! Где промолчать бы надобно, болтает что попадя!
— Сергей!
— Ну я — Сергей. Что случилось?
— Да как она так может?
Кучаев хватался за спасительную последнюю соломинку, его мозг отказывался что-либо понимать, воспринимать… Вот сейчас Сергей Гаранин врежет этой… дуре!
— Как говорится, — ухмыльнулся Гаранин, — береженного и Бог бережет!.. Так куда прикажете доставить Вас, гражданин начальник?
Из приемника доносилась тихая музыка и в ее звуках, в общем^го нейтральных, совершенно далеких от маршевых, Максим Кучаев вдруг уловил беспокойные тревожные нотки, чернобыльские нотки, трагедийные… В этой камерной музыке — наверное, под нее даже танцевать можно! — Кучаеву слышались солдатские шаги в тяжелых кирзовых сапогах, раскаты сражений, полыхание пожарищ — горит крыша над четвертым блоком! — металлические голоса — продукт раций и переговорных устройств, пушечные взрывы выбрасываемого в воздух пара и марганца — отчет с театра военных действий, а не успокаивающая музыка. И на ее фон, не заглушая веселые звуки, накладывается голос киевского редактора-интеллигента: "Срочно выезжай в эту распроститучью Ялту…"
Не прощаясь, Максим Кучаев распахнул дверцу и вылез из машины.
— Обидчивые мы стали!.. На себя бы оглянулись!
Задерживать Кучаева Гаранин не стал. Не стал и выяснять отношений. Понял Сергей Гаранин главное: отныне и навсегда они больше чем чужие, они — враги.
— Тю, ненормальный какой-то, — подала голос З.И. Щеглова-Гаранина, — не бери в голову, Сереженька. Ты же сам мне говорил…
— Молчи, дура!
— Как что, сразу — дура!
— Дура — она дура и есть!..
— Я ж, как ты хочешь…
Максим Кучаев поспешно отошёл в сторону, прислонился к парапету. И вскоре до него донеслись знакомые голоса З.И. Щегловой и Сергея Гаранина, он их сразу вычленил из десятка других.