Страница 14 из 34
— Так я и думал! — усмехнулся парень и отвернулся в сторону. — Ты, Володька, подскажи этому корреспонденту из "Колымки", — нет, тут явно что-то есть; не хочет этот водитель вести с Кучаевым разговор! — скажи корреспонденту, чтобы какследует пропесочил наших дорожников.
— Подскажу.
— Ну, я пошел…
Уставшие Кравченко и Кучаев ехали молча. И вдруг Кравченко, — вроде бы ни с того, ни с сего! — сказал улыбнувшись.
— Знаете, Леонидыч, как зовут парня!
— Какого?
— Ну того, который на вас косяки кидал!
— Ага! — и Кравченко это заметил. Значит, не показалось Кучаеву, -
Алешкой он себя называл.
— Как бы не так! Это мы его так зовем. А настоящее его имя… Тьфу, черт, язык сломаешь! Абдулкадир его зовут.
— Абдулкадир, — попробовал на язык имя Кучаев. — Абдулкадир… Где-то я уже слышал это ими…
— Возможно. Поселок наш — маленький, все друг дружку знают.
— Абдулкадир…
— Ну да, Абдулкадир. Но никак не привыкнем: Алешка да Алешка. Должно быть, обидно парню, что его перекрестили. Но мы же не со зла. Верно, Леонидыч?
— Верно.
— Я к тому клоню, Леонидыч, чтобы вы прописали о нем в газете. Неужь, не заслуживает?
— Абдулкадир… Абдулкадир… Память дырявой становится. Совсем недавно я слышал это имя. Нет, не вспомню!..
Дальняя дорога располагает к разговорам. Да и после того, как Кучаев помог Кравченко избежать поездки на «Весенний», водитель стал разговорчивее… Рассказал о своей жене Валюхе, о двух своих детях, которых он приобрел вместе с женою…
— От меня, Леонидыч, детей быть не может. Третьего хотели — не получается. Так что Валюхе я даже благодарен, что она с таким приданным.
— Дети папой зовут?
— А то как же! — кустистые брови Кравченко поползли вверх. — А то как же! Я и есть им отец!
— Первая она у тебя!
— Так уж и первая! — Володя рассмеялся. — Ох и настырный вы народ, журналисты! Так и быть, доложу в подробностях. Не для печати, конечно!
Кравченко строго посмотрел на Кучаева, — все, что услышите, могила!
Кучаев улыбнулся.
— Чтоб мне провалиться на этом месте! Чтоб мне ботинки всегда тесными стали! Что б мне…
— Нет, я серьезно, Леонидыч!
— И я серьезно, Володя. Клянусь, никогда и нигде не употреблю ни одного слова во вред тебе.
Володя рассмеялся.
— Если роман напишите, то, пожалуйста, расписывайте на всю катушку. А в газету вставлять не надо. Договорились?.. Леонидыч, вы Абдулкадира помните?.. Ну, Лешку?
— А как же!
— Так моей первой была его жена.
— Жена?..
— Ага. Но об этом я не знал тогда. Был я в командировке в Казани и в одном ресторане познакомился с девушкой… Что вы на меня так смотрите, Леонидыч?! А-а, понимаю, по моему рассказу выходит, что я алкаш какой!.. Сразу поясняю, чтобы недоразумений не было — пью в меру, за рулем себе не позволяю, а в отпуске или в командировке бывает и позволишь себе лишнее… Сейчас я вообще редко к растреклятой прикасаюсь — натерпелась в прошлом Валюха от алкаша! Терпеть пьяных не может женушка моя разьединственная… Так вот, увидел я в том ресторане девушку татарского происхождения… Красоты, замечу, необыкновенной. Как выяснилось потом, студентка, на юридическом учится. Насимой ее звали. Насима Нуршина.
— Насимой!
— Встрепенулись то что!?..
— Нет, нет, я…
Слышал это имя Максим Кучаев! Не мог не слышать! И, от Сергея Гаранина слышал, и от Семёна Курилова слышал…
— Продолжай, Володя!.. Действительно, хоть в роман вставляй!
— Ну, выпили мы, то да се… Проснулся в ее постели — в общежитии она жила… До сих пор удивляюсь, как она меня, в драбадан пьяного, мимо коменданта провела?!. Короче, просыпаюсь, а Насима вся в слезах — невинности я ее лишил. Н-да…
— Как — невинности?! — встрепенулся Кучаев, — Ты ж говорил, — женой она была Абдулкадира?
— Была. Но в паспорте у нее печати не было. А Абдулкадир промышлял на своем «газоне» где-то в горах… Она и сейчас старается услать его работать куда подальше. В прошлом году Лешка Резаев весь зимник в Певеке провел!.. Н-да… Так насчет невинности: слепому видно — лапшу мне на уши вешала!.. Но, поверил я тогда. Это сейчас я шибко умный! "Успокойся, говорю, Насимочка, не насильник я какой. Женюсь на тебе, если ты, конечно, пойдешь за простого шоферюгу"… "Жить-то на что будем?" — всхлипывает Насима. Тогда я ей и сказал, что на Зеленом Мысу моя сберкнижка лопается от вкладов… Дело было улажено…
У Анюйска машина остановилась.
— Обед! — скомандовал Кравченко.
Был ли это обед, или — полдник, или — ужин — поди разберись! В рейсе по часам не ориентируются. Желудок — вот кто подает сигналы к остановкам.
Кравченко отвернул крышку термоса, себе налил в аллюминиевую кружку, Кучаеву — в крышку от термоса.
— Подкрепимся, Леонидьгч! Может, вы что-нибудь погорячее хотите? Спиртяжки вам налить? Не за рулем же!
— Что ты, Володя! — отказался Кучаев. — Уж потерпим до обещанной бутылки. Посмотрим, что там твоя Валюха сообразит!
— Потерпим, — засмеялся Кравченко, — и неожиданно, без всякого перехода, добавил, — люблю я свою Валюху. И с ужасом думаю, что было бы со мною, если б остался жить с той?!
— С Насимой Нуршиной? — подсказал Кучаев.
— С ней самой. У меня комната была на Зеленом Мысу и стали мы с Насимой жить-поживать и детишек ждать.
— Постой, ты ж говорил…
— Что замужем оказалась Насима?..
— Говорил. За Лешкой Резаевым, Только не расписаны они тогда были. Но все равно, муж он ей был. Самый настоящий… Да, так я о чем? Вот я и говорю, стали мы жить-поживать и детишек ждать. Не дождались. Может быть, были бы детишки, так по другому сложилась бы жизнь… Нет, не сложилась бы! Приехал однажды с рейса, а из ее постели… Из нашей постели выскочил шоферюга. В подштаниках. Н-да…
Максим покосился на пудовые кулаки Кравченко.
— Нет, нет, не тронул я его. За что? Сучка не захочет, кобель не вскочит!.. Оденься, говорю, нежным французом прикинулся, оденься, говорю, дружок, а то простынешь. Н-да…
— Разошлись?
— Тогда не разошлись. Любил же я ее. У меня так получается: женюсь — не люблю, а потом привязываюсь, что ли… Вот и с Валюхой так — жизни без нее не мыслю. И с той тоже так было… Все оправдание ей находил. Думал — случайность. Может, обманул тот шоферюга ее, горы ей пообещал золотые? На золотишко Насима падкая. На золотишко да на денежки! Н-да… но я оправдывал, пытался ее оп равдать. Мало ли какие казусы подкидывает жизнь! А наш брат на расправу скор — поспешит, а потом расплачивается всю жизнь… Н-да… Но с того дня стало мне в рейсах беспокойно. И к подначкам — а шоферня мастера на это дело! — чувствительным стал. Вам интересно это слушать, Леонидыч?
— Очень, — искренне ответил Кучаев, — только ты, Володя, не переживай задним числом — вишь, губы все понскусал. Слушаю я тебя внимательно, слушаю…
— В Погындино, в столовке однажды с шоферней раздавили пару бутылок, а после принятия разговоры завели. Обычные. О женщинах. Я возьми и тоже вклинься. Будто бабаед я какой записной. И женщин я имел раз-два и Обчелся. а туда же! Говорю: "А у меня бабец на всю Колыму разъединственная, что тебе на кухне, что — в постели!" Один разбитной малый рассмеялся и говорит: "Правильно мыслишь, братишка молочный., согласен с тобою на все сто процентов, лучше твоей жены в постели не встречал…" Обьгчная шутка?.. Согласен. Злая, но шутка. Раньше бы я как шутку и воспринял… Эх, да что там говорить! Кто только с нею не переспал! А муж всегда узнает ой этом последним… Н-да…
— Где она сейчас? Встречаетесь?
— Где же ей быть? — удивился Кравченко. — От длинного рубля она не уедет. На Зеленом и живет. Заочно институт окончила. Юристом работает.
— Замужем?
— Так я ж вам говорил, Лешка Резаев ее муж. Когда мы с нею разбежались, вызвала она своего Абдулкадира из Казани, повинилась перед ним… Простил. А зря! Извелся с нею Лешка Резаев…
— Что-продолжает?
— Не останавливалась. Сейчас повадилась Насима ходить к одному писателю местному… Нет, фамилии его я не помню, но говорят, пишет неплохо… Так вот Насима сейчас этому писателю мозги полоскает…