Поцелуй перед смертью

Расслабив мышцы левой руки, он позволил методичке выскользнуть из подмышки в ладонь, так чтобы бросилась в глаза её зелёная обложка. В последний раз щелкнув пальцем по брошюре о Цюрихском университете, он двинулся к двери кладовой, не глядя на приближающуюся девицу. При этом правой рукой принялся копаться в кармане, в подкладке которого якобы застряла прикреплённая к цепочке связка ключей, и сумел-таки вытащить её наружу как раз в тот момент, когда девушка уже стояла перед дверью. Однако, продолжая сосредоточенно перебирать связку, пытаясь ухватить нужный ключ, он будто бы по-прежнему не замечал её присутствие и прозрел лишь тогда, когда она вставила свой ключ в скважину и, повернув его там и толкнув дверь, приоткрыла её, глянув на него с улыбкой. «О, спасибо», – пробормотал он, распахивая перед ней дверь шире и убирая ключную связку назад в карман. Девушка вошла внутрь, он последовал за нею, прикрыв за ними двоими дверь.

Стеллажи и стойки небольшого помещения кладовой были заставлены стеклянными ёмкостями и коробочками с различными этикетками и аппаратами странного вида. Коснувшись выключателя на стене, девушка оживила, заставив их сначала мерцать, трубки дневного света, совершенно не подходящие к старомодной обстановке комнаты. Затем она прошла к стойке в другом углу кладовой и раскрыла там свою методичку.

– Ты учишься вместе с Аберсоном? – спросила она.

Он встал в противоположном углу. Повернувшись к девице спиной, рассматривал от пола до потолка забитый бутылками стеллаж.

– Да, – сказал он.

В тишине раздавалось негромкое позвякивание стекла и металла.

– Ну, и как его рука?

– Да думаю всё так же, – отвечал он. Притронулся к пузырькам, слегка ударив их друг о друга, чтоб не возбудить подозрения у девицы.

– Ну, не идиотство ли это? – заметила она. – Говорят, без очков он ничего не видит. – Она замолчала.

На каждую бутылочку была приклеена белая этикетка с чёрной надписью. На некоторых же имелись дополнительные этикетки с бросающейся в глаза красной надписью ЯД. Он быстро пробегал глазами ряды пузырьков и бутылок, останавливая внимание только на ёмкостях, помеченных красными буквами. Список был у него в кармане, однако названия так и горели у него перед глазами, будто проецируемые на прозрачный экран.

Один реактив он уже нашёл. Бутыль стояла не далее, чем в двух футах от него, немного выше уровня его глаз. Белый мышьяк – As4O6 – ЯД. Она была наполовину заполнена белым порошком. Его рука, потянувшись было к склянке, остановилась.

Он медленно повернулся назад, так, чтобы краем глаза видеть девушку за спиной. Она пересыпала какой-то жёлтый порошок из чашечки весов в стеклянную кружку. Он снова отвернулся к стеллажу, раскрыл методичку на стойке перед собой, начал листать страницы, полные непонятных диаграмм и указаний.

Девица, похоже, заканчивала свои манипуляции; весы были отложены в сторону, выдвижной ящичек задвинут на место. Он наклонился сильнее к методичке, ведя пальцем по строке. Судя по звуку шагов, девица направилась к дверям.

– Пока, – сказала она.

– Пока.

Дверь распахнулась и закрылась. Он оглянулся назад. Он был один.

Тогда он достал носовой платок и конверты из кармана. Обернув ладонь правой руки платком, снял бутыль мышьяка с полки стеллажа, поставил её на стойку и вытащил пробку. Порошок напоминал муку. Он насыпал примерно столовую ложку мышьяка в конверт; белая субстанция легла туда с прерывистым шелестом, похожим на шёпот. Затем несколько раз сложил конверт, превратив его в плотный пакетик, и поместил его во второй конверт, тоже сложив его и сунув опять в карман. Закупорив бутыль и поставив её на место, он начал медленно двигаться вдоль стены, читая этикетки на ящичках и коробочках, наготове держа в руке третий конверт.

Он нашёл то, что ему было нужно через несколько минут: коробку, наполненную желатиновыми капсулами, блестящими овальными пузырьками. Для верности он взял шесть штук, положил их в конверт и аккуратно опустил его в карман, чтобы не раздавить капсулы. Затем, убедившись, что всё находится в первоначальном состоянии и порядке, взял методичку со стойки, погасил свет и вышел из кладовой.

Забрав свои учебники и пиджак, он покинул сначала здание, а потом, уже во второй раз сегодня, и кампус. Его охватило чувство удивительной лёгкости; первую часть задуманного им плана он исполнил быстро и точно. Конечно, пока это был только примерный план, и он вовсе не собирался доводить его до конца. Надо ещё прикинуть, что делать дальше. Полиция ни за что не поверит, что Дорри случайно приняла смертельную дозу мышьяка. Это должно выглядеть как самоубийство, очевидное, несомненное самоубийство. Нужна предсмертная записка или ещё что-нибудь не менее убедительное. Потому что стоит им заподозрить неладное и начать расследование, девица, впустившая его в кладовую, всегда будет тут как тут, чтобы дать против него показания.

Он шагал медленно, помня о хрупких капсулах в левом кармане своих брюк.

Они встретились с Дороти в восемь и направились в кинотеатр, где всё еще показывали картину с Джоан Фонтейн.

Прошлым вечером Дороти так хотелось туда пойти; весь мир казался ей серым – как те пилюли, которые ей надо было проглотить. Но сегодня – сегодня всё сияло радостью. Она уже почти замужем, и все беды её сметены прочь, как ветер уносит сухие листья; не только переживания из-за беременности, но и всё остальное, что отравляло её жизнь: одиночество, неприкаянность. Серым мог быть лишь тот неизбежный день, когда отец, и без того, конечно же, разгневанный её скоропалительным и самовольным замужеством, вдобавок узнает о причине её спешки. Но даже и это казалось сегодня всего лишь пустяком. Она всегда ненавидела его неуступчивую правильность и сопротивлялась ей лишь тайком и с ощущением вины. Теперь она может показать своё неповиновение открыто; она под защитой мужа. Отец, конечно, устроит из-за этого сцену, но её это мало пугает.

Она воображала счастливую, полную тепла жизнь в трейлерном лагере, и ещё большее счастье наступит, когда появится маленький… Ей не терпелось скорее уйти из кино, здесь её только отвлекали от действительности, прекрасней которой не мог быть ни один фильм.

Наоборот, ему не хотелось вчера идти в кинотеатр. Он вообще не очень-то жаловал кино, особенно картины, бьющие на эмоции. Но почему-то сегодня, сидя в удобном кресле в темноте кинозала, обняв Дороти, так что ладонь мягко легла ей на грудь, он погрузился в состояние приятной расслабленности, которое испытывал впервые с того воскресного вечера, когда Дороти призналась, что забеременела.

Всё его внимание было обращено на экран, как если бы он мог найти там разгадку самых глубоких тайн жизни. Он получил от фильма огромное наслаждение.

А после, у себя дома, он приготовил капсулы.

Он наполнил желатиновые чашечки порошком, пропустив его через воронку, свёрнутую из листа бумаги, а затем надел на них чашечки размером чуть больше, вторые половинки капсул. На всё ушёл почти час; первые две капсулы он испортил: одну раздавил, а другая размокла от испарины, покрывавшей его пальцы, – и только следующие две пилюли получились как надо.

Покончив с этой процедурой, он отнёс поврежденные капсулы, пустые оболочки и оставшийся порошок в ванную комнату и спустил всё в унитаз. То же самое он сделал с листком бумаги, послужившим в свёрнутом виде воронкой для пересыпаемого мышьяка, и с конвертами, в которых принёс порошок, прежде разорвав их в мелкие клочки. Затем он поместил капсулы с мышьяком в свежий конверт и спрятал его в нижнем ящичке бюро, под пижамой и рекламными проспектами «Кингшип Коппер», при виде которых на лице у него появилась кривая ухмылка.

В одной из тех книг, что он читал сегодня днём, было сказано, что смертельная доза мышьяка колеблется от одной десятой до половины грамма. По его приблизительному подсчёту, две изготовленные им капсулы вместе содержали пять граммов.