К новому берегу

Когда родился Артур, все советовали ей отдать ребенка в сиротский дом, но она оставила его у себя.

Тяжелое это было время, особенно в первый год после рождения Артура. Когда малыш начал ходить, она стала брать его с собой на работу. Постепенно все привыкли к нему и не считали помехой.

Ильза твердо решила воспитать сына сама, хотя бы это потребовало от нее величайших жертв, вырастить его настоящим человеком, достойным деда, Петера Лидума.

Не будь она такой красивой, ее жизнь, наверно, шла бы гораздо ровнее и спокойнее и она была бы избавлена от многих унижений.

Не случилось бы и того, что произошло несколько дней тому назад. Богатей Стабулниек, в доме которого она жила, давно засматривался на нее. И вот однажды, когда Ильза сбрасывала с сеновала сено коровам, кулак взобрался к ней и нагло заявил: «Живи со мной — и тебе будет неплохо…» Уверенный, что его предложение не может быть отвергнуто, Стабулниек попытался обнять Ильзу. По его понятиям, девушка, которая прижила ребенка, не имела права строить из себя недотрогу, и он думал, что ничем не рискует, предлагая ей столь выгодные условия.

Хозяйка, для которой проделки мужа не составляли секрета, следила за каждым его шагом. И в этот раз она появилась на сеновале именно тогда, когда ее присутствие, по мнению мужа, было менее всего необходимо. Она видела, как Ильза наградила оплеухой хозяина.

— Прочь с моих глаз, бесстыжая потаскуха! — закричала Стабулниеце. — Вешайся на шею парням, чего пристаешь к женатым!

Спорить и оправдываться не имело смысла. Ильза собрала скудные пожитки, какой-то сердобольный батрак отдал ей старые санки — и вот она очутилась с сыном зимой на большаке.

Ни разу в эти годы не вспомнил о ней Антон Пацеплис, не пытался помочь. Впрочем, если б и попытался, Ильза отказалась бы от его помощи. Встреча свадебного поезда только всколыхнула в сердце Ильзы ненависть и презрение к этому человеку.

3

Поздно вечером Ильза дошла до какой-то корчмы. Здесь прохожие и проезжие могли останавливаться на ночлег. Она заказала самое дешевое — чайник чаю. Покормив Артура, съела ломоть хлеба с соленым творогом и, выбрав укромный угол, приготовила на широкой скамье постель для сына. Артур сразу уснул. Ильза примостилась рядом и так провела всю ночь. Она долго не могла заснуть. По углам и у стен устраивались на ночлег возвращавшиеся домой крестьяне и возчики бревен; они ездили на дальние лесные вырубки. За столом долго играли и громко смеялись картежники. Какой-то старичок рассказывал, как он судился с хозяином из-за невыплаченного заработка: начал с волостного и кончил окружным судом, но ничего не добился.

— Не было деньжат, чтоб заплатить адвокату. А ведь я не знаю ни статей, ни законов, ни всех этих высоких порядков. Поэтому и не высудил. А если написать прошение самому президенту, еще неизвестно, как повернется.

— Почему ж не напишешь? — спросил кто-то.

— У меня вот с почерком не ладится, некрасив он, — ответил старичок. — Такое прошение, пожалуй, не положат ему на стол.

— А если и дадут прочесть, ты думаешь, он лучше твоих судей? — мрачно усмехнулся какой-то возчик. — Все одним миром мазаны. У президента тоже большое поместье с батраками и батрачками. Ты думаешь, он станет другому кулаку глаза выклевывать? Как же, дожидайся…

Несколько раз Ильзу охватывала легкая дрема, но стоило кому-нибудь громче заговорить, шумно двинуть скамейкой или, бросая карты, стукнуть по столу — она просыпалась. Лишь под утро, когда кругом все спали, она тоже задремала. Как только в окне забрезжил серый рассвет, все постояльцы поднялись, развязали дорожные сумки и принялись закусывать. Вскоре на большаке заскрипели полозья и зафыркали лошади. Ильза разбудила Артура и отправилась дальше.

Весь день шла она по большаку мимо кабаков, церквей и незнакомых усадеб, а к вечеру свернула на проселочную дорогу и несколько километров брела по ней. Стало смеркаться. Налево от дороги стояла замшелая батрацкая избенка с полуразвалившейся трубой и двумя оконцами. По другую сторону на пригорке кичливо возвышался двухэтажный деревянный дом с верандой, застекленной цветными стеклами; позади дома был разбит большой фруктовый сад. Новый каменный коровник, конюшня и клеть находились несколько поодаль, по обе стороны пригорка. К хозяйскому дому вела аллея из старых ив.

Ильза остановилась и сказала Артуру:

— Слезай-ка, сынок, разомни ножки. Сегодня мы дальше не поедем.

В окне батрацкой избушки показалась растрепанная женская голова; несколько мгновений женщина глядела на прибывших, затем исчезла за старой, рваной занавеской. Артур выбрался из санок. От долгого сидения ноги у него онемели, он, съежившись, жался к матери и удивленно озирался кругом.

— Вот мы и приехали к дяде Яну, — сказала Ильза. — Сейчас ты увидишь маленького мальчика Айвара. Побегай немножко.

Артур смотрел на большой дом и молчал. За последние два дня он наслушался столько хорошего и заманчивого о дяде Яне, о маленьком Айваре и о тете Ольге, что сейчас, когда долгожданный момент наступил, его охватила робость. Обеими ручонками ухватился он за юбку матери, прижался щекой к ее руке и молчал.

С другой стороны избушки скрипнула дверь. Накинув на плечи шаль, вышла Ольга Лидум и издали наблюдала за прибывшими.

Тогда Ильза взяла за руку Артура и направилась к невестке.

— Добрый вечер, Ольга… Не ждала гостей?

Как всегда унылая и замкнутая, невестка тревожно посмотрела на Ильзу, на Артура и тихо вздохнула.

— Добрый вечер… — ответила она. Лицо ее осталось таким же озабоченным. Она не протянула Ильзе руки, не расцеловалась с ней, не нашлось у нее и ободряющего слова для Артура. Ильза понимала, что у жены батрака не было никакой причины радоваться их появлению, — они могли принести только новые заботы, стать лишней обузой, сделать ее жизнь, и без того полную лишений, еще тяжелей.

— Далеко ли путь держите? — спросила Ольга, и глаза ее, обращенные к санкам, осторожно ощупали каждый предмет: ясно — они пустились в путь со всеми пожитками. Наверное, опять что-нибудь случилось. Взгляд Ольги подозрительно скользнул по фигуре Ильзы.

— Не знаю, Ольга… — ответила Ильза. — Посмотрим. Хочу поговорить с братом, спросить совета, как быть.

— Яна нет дома, — сказала Ольга. — Хозяин послал вывозить из лесу бревна.

— Вот как… — тихо отозвалась Ильза. Наступило неловкое молчание. Сдержанность и холодность невестки не удивили Ильзу — Ольга всегда была такой, и Яну жить с ней нелегко. Неизвестно, долго ли простояли бы они посреди двора, если бы Артур не заметил большого серого полосатого кота; вынырнув из дровяного сарайчика, он стоял в снегу, сердито помахивая хвостом.

— Киска! — крикнул мальчик и дернул мать за рукав. — Посмотри, мамуся, какая большая киса! Как у нас дома!

— Да, сынок, красивый кот… — отозвалась Ильза и погладила сына по головке. — Только не напугай его — киски боятся незнакомых детей.

— Чего ж мы стоим здесь, — спохватилась наконец Ольга. — Идемте в избу. Ян вернется не так скоро, а вы на ночь глядя все равно никуда не поедете. Придется переночевать у нас.

Ильза вернулась к санкам и подвезла их к дверям. Вещи сложила в сенях, санки прислонила снаружи к стене и вошла с Артуром в избу. Пользуясь случаем, за ними шмыгнул серый кот.

В комнату можно было попасть только через кухоньку, где в плите потрескивали дрова. Ильза повесила пальто на крюк у двери, раздела Артура и, обтерев сапоги, вошла в комнату. Потолок был так низок, что приходилось пригибаться, чтобы не удариться головой о почерневшую балку.

Ольга засветила маленькую керосиновую лампочку, и сразу стала видна вся нищета батрацкой семьи. В углу за печкой стояла старая деревянная кровать, до половины закрытая самодельным коричневым шкафом. У окна — стол, покрытый скатертью из пестрых лоскутков. Два стула, скамья, в углу — зеленый сундук, на стене — полочка с книгами и несколько выцветших фотографий в самодельных рамках, вот и все. Да еще малыш — Айвар; он спрятался в углу за печкой и исподтишка наблюдал за вошедшими. Когда Ильза его заметила, Айвару пришлось покинуть свое убежище и поздороваться за руку с Артуром. Они оба были одного роста и очень походили друг на друга: прямой нос, голубые глаза, только волосы у Айвара были темнее.