Владычица Жемчужины

Исполнив свой долг, конара Инггрес почувствовала огромную усталость. Она заснула рядом с Реккком, по-прежнему обнимая его за плечи.

Любой, кто когда-нибудь входил в лабораторию гэргона, ощущал себя непрошеным гостем. Возможно, такое чувство возникало из-за бесконечных километров нейронной сети, вьющейся блестящими кольцами. Где кончался мозг гэргона и начиналась нейронная сеть, не знал никто, даже другие техномаги. Знали только Гули, но им запрещалось об этом говорить, чтобы не выдать тайну происхождения гэргонов. Сахор считал, что готов к посещению лаборатории Нита Батокссса, но лишь сейчас понял, как сильно ошибался. Невозможно приготовиться к всепоглощающей злобе, которая словно зараженная вирусом жидкость пропитывала лабораторию. Хотелось либо убежать отсюда и никогда не возвращаться, либо спалить лабораторию дотла. Сахору казалось, что если он прикоснется хоть к одному прибору, то тут же заразится злобой, как все, кто побывал здесь: Нит Нассам, Нит Имммон, Гуль Алуф, даже его отец.

— Что ты расскажешь Ниту Нассаму? — спросил он, чтобы скрыть страх. — За кого меня выдашь?

— Позволь мне о нем позаботиться, — раздраженно проговорил Нит Имммон.

— Нам нужна твоя помощь, — вмешалась Гуль Алуф. — Мы в тупике. Нит Батокссс заблокировал доступ ко всем серверам и нейронным сетям.

— Мы просто не можем воспользоваться его данными, хотя, кажется, уже все перепробовали, — вздохнул Нит Имммон.

— Абсолютно все, — разочарованным эхом повторила Производительница.

Их слова лишь укрепили Сахора в желании спалить лабораторию. Интересно, сможет ли пламя уничтожить царящее здесь зло?

Будет намного лучше, если тайны Нита Батокссса так и останутся нераскрытыми. Сахор понимал это так же ясно, как и то, что судьба в'орннов решится на Кундале.

Только ничего не выйдет. Ему не позволят уйти. Сахор начал жалеть, что выбрался за территорию Музея Ложной Памяти. Если бы он остался там, то не пошел бы на склад с вспомогательной лабораторией и не попал бы в ловушку Гуль Алуф. Хотя какой смысл жалеть о том, что уже случилось? Он ведь скучал по отцу и затеял все ради него.

Прежде всего Сахор подошел к тускло светящейся гороновой камере. Яйцевидная и зловещая, она явно была центром лаборатории.

— Мы осмотрели каждый чип, — проговорила Гуль Алуф.

«Не сомневаюсь, вы занялись ею в первую очередь».

— Мы занялись ею в первую очередь.

Сахор подавил улыбку и стал изучать камеру. Волны реконструированных нейронных цепей, голографические экраны, волокна подачи воды толщиной с руку, странные фотонные цепи — где же скрывается тайна? Сахор подошел к каждой из трех приборных панелей на разных терминалах. На самой ближней была конической формы прорезь, слишком маленькая для того, чтобы вставить инфо-кристалл.

— Не знаешь, для чего она? — спросил он у Гуль Алуф.

— Очередная загадка, — обреченно проговорила Производительница.

За приборными панелями виднелись украшенные яркими затейливыми фресками стены, увитые побегами апельсиновой сладости. Распустившиеся бутоны располагались почти симметрично. Сахор вдохнул сладковатый запах.

— Что-нибудь нашел? — обеспокоенно спросил Нит Имммон.

— Пока нет, — соврал Сахор. На самом деле он уже увидел предостаточно и сделал определенные выводы. К своему сожалению, он лишний раз убедился, как похожи они были с Нитом Батоксссом. Сахор сам потратил немало времени, изобретая различные способы утаивания информации от Товарищества. Очевидно, Нит Батокссс занимался тем же. В этом они вели себя словно братья. Несмотря на противоположную жизненную позицию, у них было очень много общего. Сахору стало не по себе от того, что после смерти его враг оказался ближе, чем при жизни. Он так долго изучал кундалианскую культуру и так долго жил среди кундалиан, что понял: это наглядно подтверждает теорию о Колесе Судьбы, которое, вращаясь, соединяет живых и мертвых.

— Гуль Алуф уже столько раз осматривала все оборудование.

— Без какого-либо результата, — раздраженно проговорила Производительница.

Сахор продолжал разглядывать лабораторию, моментально подмечая то, что пропустила Гуль Алуф. Чем важнее тайна, тем ближе к поверхности ее нужно прятать. На самые заурядные предметы никто никогда не смотрит. Всегда кажется: чем дальше прячешь, тем надежнее.

Так на что же Производительница точно не обратила бы внимания? Сахор практически закончил осмотр и не был доволен результатом. К тому же Гуль Алуф и, вне всякого сомнения, Нит Нассам искали здесь ответ на загадку несколько недель.

Сахор задумчиво изучал лабораторию, пытаясь обнаружить что-то особенное в освещении и расположении предметов относительно друг друга. Вдохнув аромат апельсиновой сладости, он почему-то решил пересчитать бутоны. Что же здесь не так? Он снова сделал глубокий вдох. Не слишком ли сладкий запах? Разве так пахнет апельсиновая сладость? Почему раскрыты все бутоны?

Сахор немного растерялся.

Внезапно он все понял. Сердца бешено забились. Кровь стучала так сильно, и Сахору показалось, что его пульс услышали даже Гуль Алуф с Нитом Имммоном. Пройдясь по лаборатории, он остановился у колец нейронной сети. Прямо за ними стену обвивали побеги апельсиновой сладости.

— Что-нибудь нашел?

— Кажется, да.

Пальцы Сахора заскользили по кольцам нейронной сети. Со стороны казалось, что он рассматривает какой-то завиток. На самом деле нейронная сеть его совершенно не интересовала, а смотрел Сахор на цветки апельсиновой сладости. Они были такими нежными и прекрасными! Как же он раньше не догадался! Нит Батокссс поработал на славу! Ему удалось провести всех, кроме Сахора!

Некоторые бутоны были искусственными. Именно в них Нит Батокссс и хранил секретную информацию.

24

Черная Гвардия

Маретэн и Майя вели Бассе на запад по лесистому хребту — к лагерю Джервы. Кундалиане с трудом поспевали за художницей, особенно Бассе, который еще не полностью оправился после ранения. Но уже то, что он мог идти в ногу с Майей, было поразительно. Маретэн считала большой удачей то, что они встретили Миннума и Джийан. Если бы не их помощь, Бассе бы наверняка умер.

Высоко в небе быстро плыли белые облака, постепенно превращаясь в тучи. Раскаты далекого грома сотрясали долины. Воздух стал влажным, и одежда прилипла к телу. При повышенной влажности отчетливо ощущались все запахи леса: жирного перегноя, голубого мха, белых как мел скал и обнаженных древесных корней.

При других обстоятельствах путники, может быть, насладились бы чарующим ароматом весеннего леса. Но сейчас все их мысли были лишь о том, как поскорее сообщить Джерве о приближающихся кхагггунах. Что случится потом, Маретэн не знала. Вне всякого сомнения, Джерва попытается отбиться, однако, учитывая соотношение сил, шансы кундалиан были невелики.

Вот партизаны спустились в уже знакомую лощину. До лагеря оставалось не более пятисот метров. Маретэн заставила Майю и Бассе идти еще быстрее, на ходу обдумывая варианты быстрой эвакуации отряда.

Художница бежала впереди кундалиан и вдруг остановилась как вкопанная. Пот градом тек по ее лицу, грудь тяжело вздымалась. Вскоре подоспели Бассе и Майя и увидели то же, что и Маретэн.

На дальней стороне лощины, прислонившись к скале, стоял Кин, младший брат Джервы. Он зачем-то разделся до пояса, а его краги, как показалось Маретэн, обгорели почти до колен. Кин пристально смотрел вперед. Бассе помахал рукой, однако приятель его не заметил. Майя негромко окликнула Кина, и ее он тоже не услышал.

Все трое подбежали к Кину, звали его, трясли за плечи — парень не реагировал. Бассе потрепал Кина по плечу, Майя провела рукой прямо перед его глазами, Маретэн, опустившись на колени, умоляла ответить. Бесполезно. Художница приложила ухо к сердцу Кина. Оно билось, хотя как-то гулко и медленно.

— Что же с ним случилось? — спросила Майя.

Бассе негромко вскрикнул. Он смотрел на свою руку, которой только что касался плеча Кина. Ладонь была в крови. Сильно дрожа, Маретэн повернула Кина, чтобы осмотреть его спину. Все трое окаменели от ужаса. На спине совсем не было кожи! Словно не желая их пугать, Кин беззвучно упал на землю.