Владычица Жемчужины

Строгие надсмотрщики, вот кто они, эти друуги. Довольно жуткие типы, если быть совсем точным. Знает ли кто-нибудь, о чем они думают и мечтают? Возможно, только Дар Сала-ат, но у нее совершенно иная миссия, и Миннум ей не завидовал. Бедная Риана, ей не позавидовал бы ни один здравомыслящий кундалианин или в'орнн!

Маленький соромиант снова подумал о Кристрен. Что же в ней такого? Почему она его заинтересовала? Потому что у нее такие способности? Потому что она смогла послать ему волшебный побег? Потому что у нее синие, как море, глаза? Поэтому он трепещет, когда смотрит на украшенный татуировками череп? Миннум презирал себя. На карту поставлена его жизнь, на него положилась Джийан, а он только и думает, что о саракконской девушке! Что это — возбуждение, испуг или то и другое вместе, — Миннум понять не мог. Однако стоило ему заглянуть в синие глаза Кристрен, как он забывал обо всем. Он старался хотя бы отодвинуть мысли о девушке на второй план, хотя и тут ничего не получалось.

Сосны стали ближе, и Миннум побежал медленнее. Он легко нашел Варду, а вот с Оком Айбала справлялся с огромным трудом. Друуги частично вернули ему способность колдовать, и Миннум смог увидеть энергетический шлейф, связывающий архонта с Оком. С тяжело бьющимся сердцем бывший некромант рванул к первым трепещущим сосенкам.

Расстояние между Миннумом и Вардой сокращалось, а беспокойство маленького соромианта росло. Что бы ни видели в нем друуги, он справедливо считал себя трусом. В конце концов, трусость не такое уж плохое качество. Именно трусость не позволила коротышке участвовать в жугких обрядах, которые практиковали другие соромианты.

Самым ужасным было то, насколько знакомым казался Миннуму страх. Пробираясь по лесу, словно запуганный кролик, он думал, что всю свою жизнь испытывал лишь страх, и считал, что на другие чувства уже не способен.

К счастью, это было не так. Теперь Миннум понял, как сильно ошибался. Было здорово просто стоять рядом с Кристрен! Миина, какое счастье, что она есть! Испытав незнакомое чувство, соромиант не желал от него отказываться. Как же он жил раньше? В темноте и пустоте, не ведая, что присутствие почти незнакомой девушки может сделать его счастливым. Оказывается, для счастья нужно не так уж много!

В непосредственной близости от Варды Миннум начал физически ощущать энергетический шлейф, связывающий архонта с Оком. Соромианту казалось, что он попал внутрь шлейфа и с него сдирают кожу. Частички энергии жалили, словно голодные осы.

У Миннума душа ушла в пятки. Сила Калиго не шла ни в какое сравнение с силой и могуществом Варды. К тому же архонт обладал воистину демонической злобой. В прежней жизни, до того, как Миина лишила Миннума памяти и магической силы, коротышка видел, как Варда убил другого соромианта одним взглядом. Миннум содрогнулся; ему казалось, он ступает не по лесной тропе, а по зыбучему песку. Что же делать? Маленький соромиант не решался даже послать разведывающий импульс, потому что дразнить архонта и подстрекать его к атаке не хотелось. Нет, необходимо придумать что-то другое.

Внезапно Миннум выбросил все из головы, услышав, как стонет Кристрен.

Секрет подготовки Кристрен заключался в умении приходить в полную неподвижность. Этим искусством она овладела полностью, что доказала на острове Висячего Скелета, где ее не заметили ни соромианты, ни саракконы. Абсолютная неподвижность делала ее невидимой.

Оказавшись на северной опушке леса, девушка остановила сначала тело, а потом — разум. Все страхи, волнения и переживания растеклись по пружинящей лесной тропе, на которой стояла Кристрен. Единственным ощущением была тишина, такая же прочная и непроницаемая, как стены, обрамляющие монастырь Пяти Твердынь.

Это молчание мало походило на то, что возникает ранним утром или в часы перед закатом. Это была живая тишина, которую при желании можно использовать. Окутанная ею, словно теплым коконом, Кристрен принялась смотреть, как солнечные лучи играют на сосновой хвое. Вот всколыхнулась какая-то ветка, и саракконка увидела союзника Варды, одного из ардиналов Синтайра. Вне всякого сомнения, Гуазу искал именно ее. Да только он не замечал Кристрен, хотя их разделяло не более четырех метров.

Саракконка рассматривала Гуазу так тщательно, словно собственное лицо в зеркале. Она сознательно старалась оценить его как можно объективнее. Кристрен вообще не была очень темпераментной и считала проявление эмоций в лучшем случае обременительным, а в худшем — вредным. В самом деле, зачем давать волю чувствам?! Достаточно вспомнить бедного Куриона. Когда дело касалось Оруджо, вся онддская подготовка тут же вылетала у него из головы!

Ардинал Гуазу шел по тропинке, не догадываясь о присутствии Кристрен. Девушка застыла в коконе тишины.

Со стороны Гуазу казался субтильным, но это впечатление было обманчивым. Он был очень силен — как духовно, так и физически. Обаятельная улыбка тоже была фальшивой, поскольку не отражала злобы, покрывавшей, словно толстый слой пыли, сердце ардинала.

Вот он остановился, и блестящие птичьи глаза посмотрели прямо на Кристрен.

Как невидимые пылинки начинают танцевать в ярком луче солнца, так тишина и неподвижность позволили девушке заметить, как молекулы воздуха срастаются в гроздья. Гуазу выдул небольшой шарик, не видимый никому, кроме Кристрен. Вот ардинал сделал глубокий вдох, надув щеки, а потом с силой выдохнул, направляя шарик прямо на беглянку.

Девушка не знала ни что это за шарик, ни зачем он понадобился Гуазу. Хотя, конечно, ардинал собирался найти ее даже среди живой тишины. Интуиция подсказывала, что, когда шарик соприкоснется с аурой саракконки, он изменит либо направление полета, либо структуру. Так или иначе, Гуазу получит необходимую информацию и обнаружит ее.

Кристрен никогда не слышала, чтобы Синтайр использовал нечто подобное. Однако в свете последних событий приходилось мириться с тем, что не только соромианты пользуются рамаханской библиотекой в монастыре Пяти Твердынь, но и ардиналы активно перенимают опыт некромантов. Лужон и Хаамади, насколько помнила Кристрен, говорили именно об этом — о взаимовыгодном сотрудничестве соромиантов и Синтайра. Девушка пожалела, что до сих пор даже не поразмыслила о возможных последствиях такого союза.

Шарик начал медленно вращаться. Он обладал каким-то призматическим эффектом, и его цвет постепенно менял оттенки — от холодных к теплым. Завороженная Кристрен смотрела на медленно вращающийся шарик. Такой опасный и такой красивый; казалось, он не может причинить никакого вреда. Лишь когда сильные пальцы Гуазу сомкнулись на шее Кристрен, она поняла, в какую ловушку угодила.

Девушка жадно ловила ртом воздух. Шарик лопнул, словно мыльный пузырь, а ардинал швырнул Кристрен к сосновому стволу. Саракконка пыталась сопротивляться, однако Гуазу пригвоздил ее к сосне, причем не только руками, но и взглядом. Как же она позволила себя одурачить? По телу растекались вялость и апатия. Хотелось закрыть глаза, упасть на руки Гуазу и рассказать ему все, что он хочет.

Кристрен больше не сопротивлялась — тело расслабилось так, будто она готовилась отдаться любовнику. Голова Гуазу была совсем близко, и все же девушка с трудом различала черты его лица. Кристрен чувствовала его дыхание на щеке, и ее веки затрепетали. Гуазу нежно коснулся округлых грудей девушки, раздвинул ее ноги, а затем прильнул к ее губам. Сквозь дымку она почувствовала, как ардинал вытягивает из нее не воздух, а самые сокровенные тайны и секреты. Еще немного, и он узнает все. Еще немного, и Кристрен потеряет для него всякий интерес, как ореховая скорлупа, которую Гуазу раздавит носком сапога. Но пока что она ему нужна — и сердце девушки исполнилось благодарностью. Она любит Гуазу и расскажет все, что угодно. Она…

Раздался чуть слышный шорох, губы Гуазу оторвались от Кристрен, и она застонала. Пока одурманенная девушка стояла у сосны, дожидаясь возвращения ардинала, Гуазу беспокойно оглядывался по сторонам. Наверное, это крыса или какая-то другая лесная мелочь.