Страница 15 из 50
Но мы не можем себя отнести и к Азии. Россия — не Запад и не Восток обитаемой Ойкумены, а гигантский Север, нависающий над Евразией. И мы не Евразия, так как кроме географического, никакого другого смысла в этом понятии нет. А в нас есть определенный смысл, не исчерпывающийся географическим местоположением. Мы не Запад и не Восток — мы страна Севера. Мы ограничены Арктикой, Западом и Востоком. С политическим Югом у нас прямых границ нет.
России пора признать свою уникальность и перестать ломиться в чужие двери. В нашей категории кроме нас никого нет. Других таких стран просто не существует. Мы не страна-цивилизация и мы не страна, расколотая между двумя цивилизациями. Мы — слоеный пирог из нескольких цивилизаций. Единственная страна, похожая в этом смысле на Россию, — это США. Но там правящий класс принадлежит одной цивилизации. А у нас даже правящий класс — слоеный, как торт «Наполеон».
Плотность населения России в десятки раз ниже плотности населения Европы. Средние расстояния между нашими городами намного длиннее расстояний между европейскими бургами, вилями и таунами[16]. Огромность расстояний и разобщенность поселений сыграли важнейшую роль в российской истории.
Николай Бердяев считал, что «русские не любят государства и не склонны считать его своим»[17], что «они или бунтуют против государства, или покорно несут его гнет», «зло и грех всякой власти русские чувствуют сильнее, чем западные люди». Однако вряд ли можно столь уверенно утверждать, что русские не склонны считать государство своим. В нас сильно панибратское, свойское отношение к государству.
В России часто проявляется бытовое неуважение, подчеркнутое нахальство по отношению к своей власти, стремление доказать всем и себе в первую очередь, что власть плоха, коррумпирована, недостойна, прекрасно понимая, что таким образом можно вызвать и жесткую обратную реакцию. Вековое ли это рабство сказывается или что-то еще? Идеологами анархизма и нигилизма по отношению к власти в старой России были не крепостные, а представители высшего дворянства, такие как князь Кропоткин, поэтому гипотеза о рабстве как единственном источнике неприятия власти представляется неубедительной.
Взглянем на взаимоотношения власти и народа с точки зрения географии. Плотность населения достигла в России 1 человека на 1 квадратный километр только к середине XVII века. Низкая плотность населения при отсутствии эффективных средств коммуникации и транспорта означала высокую степень автономии отдельных поселений. Каждая Деревня представляла собой как бы остров, куда только изредка попадает почта и о политических событиях узнают лишь тогда, когда возвращается отставной солдат или когда набирают рекрутов. О смене самодержцев, конечно, рано или поздно узнают, но жизнь от этого не меняется. Какое влияние мог оказать царь, сидя в Петербурге, на жизнь деревень, затерянных где-нибудь в югорских землях? Никакое! Власть осуществлялась ее местными представителями непопулярных профессий фискальных, полицейских приставов и прочего служилого люда. Отсюда возникало представление о далеком абстрактном царе с открытки и враждебной бюрократической прослойке, которая искажает политическую линию владыки, естественно, себе на пользу. В силу отдаленности деревень ее жители могли физически ликвидировать особо нелюбимого представителя власти, не слишком опасаясь гневной реакции со стороны удаленного за тысячи верст царя. Тотальный и постоянный контроль над жителями многочисленных деревень с помощью транспорта и связи образца XVI–XIX веков был неосуществим. Настоящий абсолютизм в России смогли ввести только большевики в XXвеке, впервые в истории распространив централизованную государственную власть на всю территорию страны — «Чингисхан» на этот раз был вооружен телеграфом.
Что могла противопоставить госсистема стихийному анархизму необъятных русских просторов? Во-первых, разветвленную систему сбора информации. Политический сыск зарождается в России одновременно с зарождением государственности[18]. Во-вторых, периодические показательные порки «нарушителей конвенции» для превентивного устрашения и удержания остальных в рамках политической линии. В-третьих, поощрение властей на местах путем приоткрывания для них возможности кормиться не только со стола государя, но и прихлебывать понемножку из частных котлов во вверенном им хозяйстве. Все эти методы работали при всех режимах и работают до сих пор.
На таких огромных территориях могла существовать только такая жестко-мягкая система осуществления власти со значительной опорой на местные ресурсы. В отношениях с этническими окраинами существовала классическая феодальная система отношений сюзерена и вассалов. Царь делегировал власть вассалам и почти не вмешивался в их деятельность. Формирования единой имперской нации после географических присоединений Финляндии, Польши, Кавказа и Средней Азии не происходило. Посетив Варшаву и Самарканд, невозможно было понять, что ты побывал в одной и той же империи.
Из необходимости общего выживания в неблагоприятных условиях возникал своеобразный симбиоз власти и народа. Царскую власть могли поругивать дома, в основном имея в виду ее местных представителей, но апеллируя к ней всякий раз, когда возникала реальная угроза в лице иноземных захватчиков или отечественных разбойников. От народа требовались рекруты, а в остальном он был предоставлен самому себе. Общенациональные системы образования и здравоохранения вплоть до советской власти находились в зачаточном состоянии.
Географический фактор определяет дороговизну коммуникаций между людьми, предприятиями и рынками в России. Транспортная составляющая и «штраф на климат» всегда будут утяжелять стоимость российской промышленной и сельскохозяйственной продукции. Дешевизна и доступность энергии являются императивом российской экономики. Мощные трансконтинентальные коммуникации — скелет России. Федеральная власть в России должна быть намного сильнее, чем, скажем, в Германии, просто в силу расстояний и сложности контроля над выполнением принимаемых решений.
Описание С. Хантингтоном России как единой православной цивилизации неточно. Православие является наиболее влиятельной религией в России и основным культурным источником, однако на территории России несколько цивилизаций и они представляют собой не лоскутное одеяло, как на Украине или в Канаде, а сложный многослойный пирог. Межцивилизационные трещины идут не столько поперек, отделяя одни географические области от других, сколько вдоль, по толщине «социального пирога».
Мы не знаем, когда в древности была заселена Россия. Предположения о сроках и первоисточниках великого переселения народов до сих пор остаются не более чем предположениями. Недавние находки останков сверхдревних людей в Европе свидетельствуют о ненадежности общепринятых представлений о расселении людей в нашей части света. Российская деревня может оказаться одним из самых древних способов расселения в истории. Археологически это трудно проверить, так как русская деревня — это своеобразное кочевье. По мере хозяйственного истощения почв при традиционном подсечно-огневом земледелии деревня просто снималась с места и передвигалась на несколько километров или десятков километров. Жители деревни могли запросто сняться с места и уйти. Это представляло сущий кошмар для сборщиков податей. Закрепление крестьян на земле во времена Бориса Годунова было необходимым вынужденным шагом для финансирования возникшей при его предшественниках Российской империи.
Традиционная проторусская цивилизация с ее язычеством так и не была искоренена ни православием, ни петровской вестернизацией, ни советским атеизмом. В России не было периодов, аналогичных по жестокости и тотальности европейским кампаниям охоты на ведьм, т. е. кампаниям по искоренению традиционных древних культур. В России доисторическая культура ушла под поверхность, но во многом сохранила свою силу. В периоды кризиса вновь возникают рецидивы более древних культур — будь то Григорий Распутин, постреволюционное деревенское богоборчество или Анатолий Кашпировский.
16
[16]Burg, ville, town — город (нем., франц., англ.).
17
[17]Бердяев Н. Русская идея.
18
[18] См., например: Лурье Ф. Политический сыск в России. 1648–1917. М.: Центрполиграф, 2006.