Страница 25 из 28
— О нет, я не могу, не могу.
Так прошло несколько самых длинных минут в моей жизни, пока я, напрягаясь, пытался освободиться от пут и успокаивал себя, что Холмс как-то спасется.
А затем наступил самый жуткий момент. Открылась дверь.
Кресло, к которому я был примотан, стояло спинкой к двери, и мне не видно было, кто у нас появился. А вот Анжела Осборн дверь видела. И мне оставалось только смотреть на нее.
Она медленно поднялась. Каким-то образом вуаль сдвинулась, и я четко увидел лицо, обезображенное шрамом. Меня охватил ужас — трудно передать словами, как изуродовал ее Клейн; но куда большее потрясение вызвало выражение ее лица.
— Потрошитель! — выдохнула она. — Силы небесные! Это Джек-потрошитель!
В этот момент я и сам увидел вошедшего. Со стыдом должен признаться, что первой моей реакцией было облегчение: осанка аристократа, цилиндр, вечерний костюм, плащ с пелериной, и я радостно воскликнул:
— Лорд Кэрфакс! Вас прислало само Провидение!
Но секунду спустя я осознал чудовищную истину.
В его руке блеснул нож. Он мельком глянул в мою сторону, но не подал виду, что мы знакомы. А я увидел на этом благородном лице следы помешательства; глаза, полные жажды убийства, горели, как у дикого зверя.
Парализованная ужасом, Анжела Осборн была не в силах выдавить из себя ни звука, губы шевелились в безмолвной молитве, а его светлость Потрошитель, приблизившись, одним взмахом ножа распорол на ней верхнюю одежду, а потом всадил клинок в ее обнаженную грудь. Лучше не описывать его неуклюжие старания расчленить ее; достаточно сказать, что они ничем не походили на мастерство его прошлых преступлений — безусловно, лишь потому, что его поджимало время.
Когда тело Анжелы Осборн рухнуло на пол в лужу крови, этот сумасшедший взял масляную лампу и погасил фитиль. Отвинтив пробку, он начал разливать масло. Его намерения были совершенно ясны. Носясь по комнате, как демон, вырвавшийся из преисподней, он оставлял за собой пятна масла; выскочил в коридор и вскоре вернулся с пустой уже лампой. Лампа полетела на пол, брызнув фонтаном стеклянных осколков. Он схватил другую и поджег лужицу масла у своих ног.
Странно, что он не сделал попытки скрыться; даже в этот самый страшный момент моей жизни я удивился: почему он так себя ведет? Маньякам часто свойственно желание прославиться — и, как выяснилось, именно это спасло меня и погубило его. Вспыхнули языки пламени, пробежали по ручейку масла, скользнули в коридор, а он кинулся ко мне. Я закрыл глаза и поручил душу Творцу. К моему несказанному изумлению, вместо того, чтобы прикончить меня, он разрезал мои путы.
Вытаращив глаза от напряжения, он рывком поднял меня и через пламя потащил к окну. Я пытался бороться, но силы маньяка удесятерились — он яростно ткнул меня об раму, и стекло разлетелось.
А он издал вопль, эхо которого до сих пор слышится мне в ночных кошмарах:
— Передай всем, доктор Ватсон! Скажи им, что Джек-потрошитель — это лорд Кэрфакс!
И с этими словами он вытолкнул меня в окно. Моя одежда уже занялась пламенем; и вот же нелепость — я отчетливо помню, как еще в падении ладонями сбивал его. Я грохнулся на булыжную мостовую; вроде бы услышал топот бегущих ног — и все. Благословенное забытье поглотило меня.
Глава 12
КОНЕЦ ДЖЕКА-ПОТРОШИТЕЛЯ
Первое, что я увидел, придя в себя, было лицо Редьярда, моего друга, который вместо меня вел прием больных. Я находился в своей комнате на Бейкер-стрит.
— Вам повезло, Ватсон, — сказал он, щупая мой пульс.
Меня тут же охватило тревожное возбуждение.
— И сколько времени я проспал, Редьярд?
— Часов двенадцать. Когда вас сюда доставили, я дал вам успокоительное.
— В каком я состоянии?
— Я бы сказал, в удовлетворительном, учитывая обстоятельства. Сломана лодыжка, и вывихнуто запястье. Ожоги, конечно, болезненные, но в целом поверхностные.
— А… Холмс? Где он? Неужели он…
Жест Редьярда заставил меня повернуть голову. По другую сторону постели сидел Холмс, очень серьезный. Он был бледен, но, кажется, не пострадал. Я испытал огромное облегчение.
— Что ж, я должен покинуть вас, — сказал Редьярд и напомнил Холмсу, что мне нельзя много разговаривать.
Боль, естественно, мне мешала, но я не мог справиться со своим любопытством. И хотя Холмс трогательно заботился о моем здоровье, подозреваю, что и он испытывал то же самое. И вскоре я ему уже рассказывал, что произошло в комнате бедной Анжелы Осборн после их ухода.
Холмс кивал, но я видел, что он борется с необходимостью принять какое-то решение.
— Боюсь, старина, — наконец сказал он мне, — что это было наше последнее совместное приключение.
— Почему вы так считаете? — разочарованно спросил я.
— Потому, что ваша милая жена никогда больше не доверит заботу о вашем благополучии моим неуклюжим рукам.
— Холмс! Я не ребенок!
Он покачал головой:
— А сейчас вам нужно поспать.
— Вам известно, что я не усну, пока не узнаю, как вы сбежали от Клейна. В бреду мне уже чудились ваши останки…
Я передернулся, и он взял меня за руку — редчайший порыв!
— У меня появилась возможность сбежать, когда загорелась лестница, — сказал Холмс. — Клейн так злорадствовал, что даже не сразу заметил пожар. А счет шел на секунды — дом-то вспыхнул как трут. Клейну было не до оружия, когда кругом огонь. Они оба с подручным погибли под рухнувшим потолком. Так что от «Ангела и короны» остались одни руины без крыши.
— А вы, Холмс! Как вы-то…
Холмс улыбнулся и пожал плечами:
— Вы же сами утверждали, что я способен избавиться от любых пут. Вот я и избавился. Нужен был подходящий момент, шанс. Пожар предоставил его. К сожалению, я был не в силах спасти Майкла Осборна. Похоже, он сам хотел смерти, бедняга, и сопротивлялся моим стараниям вытащить его; он бросился в пламя, и, чтобы спастись самому, мне пришлось оставить его тело.
— Мир его праху, — пробормотал я. — А это чудовище, Джек-потрошитель?..
Серые глаза Холмса подернулись дымкой печали.
— И лорд Кэрфакс тоже погиб. И тоже в силу несчастного стечения обстоятельств. Как и его брат.
— Естественно. Он предпочел смерть в огне петле палача.
Холмс продолжал о чем-то думать.
— Ватсон, — предельно серьезным голосом тихо сказал он. — Давайте будем уважать решение благородного человека.
— Благородного? Никак вы шутите? Ах да, понимаю. Вы имеете в виду моменты, когда он был в ясном рассудке. А что герцог Ширский?
Холмс уткнулся подбородком в грудь:
— У меня плохие известия и о герцоге тоже. Он покончил с собой.
— Понимаю. Он не смог пережить жуткого открытия: его старший сын — преступник! Как вы это узнали, Холмс?
— Выбравшись из огня, я прямиком направился в его особняк на Беркли-сквер. Вместе со мной был Лестрейд. Но мы опоздали. Он уже знал печальные новости о лорде Кэрфаксе. И упал на меч, рукоятку которого держал в руках.
— Настоящая смерть патриция!
Мне показалось, что Холмс кивнул, но на самом деле он просто склонил голову. Он был полон скорби.
— Тяжелая история, Ватсон, очень тяжелая, — сказал он и погрузился в молчание.
Я чувствовал, что он хочет свернуть разговор, но сам я такого желания не испытывал, забыв и про сломанную ногу, и про боль от ожогов.
— Не понимаю вас, Холмс! Ведь Потрошитель мертв!
— Да, — сдержанно сказал он. — И довольно, Ватсон, вам надо отдохнуть. — Он как будто собрался встать и уйти.
— Я не могу отдыхать, пока не сойдутся все части головоломки! — закричал я; он покорно остался сидеть. — Даже я в состоянии проследить последовательность событий, которые завершились пожаром. Маньяк Потрошитель, действовавший под прикрытием благотворительности как лорд Кэрфакс, не знал ни как выглядят, ни где находятся Анжела Осборн и Макс Клейн. Я прав?
Холмс не ответил.
— Когда вы нашли его логово, — продолжал я настаивать, — вы ведь уже знали, кто он такой?