Страница 57 из 65
— Любимая, — начал он, пытаясь придумать что-то, что сделало бы ее счастливой. Или, если это было невозможно, просто убрало бы эту опустошенность из ее глаз.
— Не называй меня так, — сказала она так тихо, что он едва смог услышать ее. — Называй меня как прежде, моим именем.
Он хотел вопить. Он хотел кричать. Он хотел трясти ее за плечи и заставить понять, что она ничего не понимает. Но он не знал, как сделать одну из этих вещей и потому он просто кивнул головой и сказал:
— Я увижу тебя через несколько недель.
Она кивнула. Один раз. И затем отвела взгляд.
— Надеюсь, что так и будет.
— До свидания, — сказал он мягко и закрыл за собой дверь.
* * * * *
— Ты много чего можешь сделать с зеленым, — сказала Оливия, перебирая потрепанные портьеры в западной гостиной. — Ты всегда замечательно выглядела в зеленом.
— Я не собираюсь одевать портьеры, — ответила Миранда.
— Да, я знаю, но все хотят видеть лучшее в гостиной, разве ты так не думаешь?
— Я полагаю, есть один такой человек, — Миранда повернулась, дразня Оливию ее запальчивой речью.
— О, прекрати. Если тебе не нужен мой совет, то ты не должна была меня приглашать, — губы Оливии изогнулись в простодушной улыбке. — Я так рада, что ты это сделала. Я ужасно по тебе скучала, Миранда. Хейвербрикс ужасно унылый зимой. Фиона Беннет продолжает обращаться ко мне.
— Отвратительное обстоятельство, — согласилась Миранда.
— От явной скуки у меня появляется желание принять одно из ее приглашений.
— О, прошу тебя, не делай этого.
— Ты же не сердишься больше из-за того инцидента с лентой у меня на дне рождения, правда?
Миранда свела большой и указательный пальцы на расстоянии полдюйма друг от друга.
— Разве что чуть-чуть.
— Слава Богу. Оставим это. В конце концов, ты умыкнула Тернера. И прямо у нас из-под носа, — Оливия все еще немного обижалась, что она была не в курсе отношений своего брата и лучшей подруги. — Хотя, должна признать, он поступил совершенно по-свински, сбежав в Лондон и оставив тебя здесь одну.
Миранда натянуто улыбнулась за складками ткани, которую перебирала.
— Все не так плохо, — пробормотала она.
— Но твое время так близко, — Оливия выступила вперед. — Он не должен был оставлять тебя одну.
— Он не оставил, — сказала Миранда твердо, пытаясь сменить тему разговора. — Ты ведь здесь, не так ли??
— Да, да, и я осталась бы до рождения ребенка, если бы могла, но мама говорит, что это неприлично для девушки, не состоящей в браке.
— Я не могу придумать ничего более приличного, — парировала Миранда. — Можно подумать, ты не окажешься в таком же положении через несколько лет.
— Мне потребуется муж для начала, — напомнила ей Оливия.
— Я не вижу проблемы с этим. Сколько предложений ты получала в этом году? Шесть?
— Восемь.
— Тогда никаких жалоб.
— Я не жалуюсь, я просто… О, неважно. Она говорит, что я должна остаться в Роуздейле. Мне не разрешили остаться с тобой.
— Гардины, — напомнила ей Миранда.
— Да, конечно, — сказала Оливия оживленно. — Если мы сделаем зеленую обивку, то портьеры могут быть контрастирующим цветом. Возможно, дополнительный оттенок для драпировки.
Миранда кивнула и надлежаще улыбнулась, однако мысли ее были далеко. В Лондоне, если быть точной. Ее муж вторгался в ее мысли каждую секунду, каждый день. Она могла обсуждать вопрос с домоправительницей, когда его улыбка внезапно всплывала у нее перед глазами. Она не могла дочитать книгу, потому что звук его смеха постоянно звучал у нее в ушах. И ночью, когда она почти спала, легкое, мягкое прикосновение его поцелуя дразнило ее губы, пока она не начинала заболевать желанием почувствовать его теплое тело рядом с собой.
— Миранда? Миранда!
Миранда услышала Оливию, нетерпеливо повторявшую ее имя.
— Что? О, я сожалею, Ливии. Мой ум был за мили отсюда.
— Я знаю. Он проживает в Роуздейле сейчас, вроде как.
Миранда изобразила сердечный вздох.
— Это ребенок, кажется. Все это делает меня ужасно плаксивой.
Через два месяца, подумала она с сожалением, она не сможет списывать свои моментальные помутнения рассудка на ребенка, и что она тогда будет делать?
Она вежливо улыбнулась Оливии.
— Что ты хотела сказать мне?
— Я просто собиралась сказать, что если тебе не нравится зеленый цвет, то мы можем просто переделать комнату в цвете дымчатой розы. Ты могла бы назвать ее розовым салоном. Что совершенно подходит Роуздейлу.
— Тебе не кажется, что это будет чересчур женственно? — спросила Миранда. — Тернер тоже иногда пользуется этой комнатой.
— Хм… это проблема.
Миранда даже не сознавала, что сжала руки в кулаки так сильно, что побелели костяшки пальцев. Забавно, что даже упоминание о нем может так вывести ее из равновесия.
— С другой стороны, — сказала она, опасно прищуривая глаза, — мне всегда нравился дымчатый цвет. Давай сделаем так.
— Ты правда уверена? — теперь сомневалась Оливия. — Тернер…
— Оставь Тернера, — Миранда прервала ее с такой запальчивостью, что Оливия недоуменно приподняла брови. — Если он хотел высказать мнение по поводу обстановки, то ему не следовало уезжать в Лондон.
— Не будь такой раздражительной, — примирительно сказала Оливия, — я уверена, он очень по тебе скучает.
— Ерунда. Он наверняка не думает обо мне вообще.
* * * * *
Она часто являлась ему.
После четырех бесконечных дней в закрытом пространстве кареты Тернер думал, что сможет выкинуть из головы мысли о Миранде, как только достигнет Лондона со всеми его развлечениями.
Однако он ошибался.
Их последний разговор всплывал в его памяти много раз, снова и снова, но каждый раз, когда Тернер пытался изменить его ход, притвориться, что он сказал что-нибудь другое, придумал что-нибудь еще, чтобы сказать, все исчезало. Память расплывалась, и оставались лишь ее глаза, большие, карие, и полные боли.
Он чувствовал совершенно незнакомую ему эмоцию, вину. Она горела, колола, сжимала горло. Гнев был намного, намного легче. Гнев был чист. И он был целенаправлен. И всегда не на него.
На Летицию. На многих ее мужчин. Но никогда на него.
Но сейчас — сейчас это было нечто другое. И не было никакой возможности жить так дальше. Они могли бы быть счастливы снова, ведь так? Он был счастлив прежде. Она тоже. Она, конечно же, могла жаловаться на его недостатки, но он всегда знал, что она была счастлива.
И она будет счастлива снова, поклялся он. Однажды Миранда призналась, что он заботится о ней всеми известными ему способами. Они могли бы вернуться к тому удобному положению вещей, которое вошло в их жизнь со времени женитьбы. У нее был бы ребенок. Они были бы семьей. Он любил бы ее своими руками, своими губами, всем что угодно, но не словами.
Он победил ее однажды. И он сможет сделать это снова.
* * * * *
Две недели спустя Миранда сидела в своем новом розовом салоне, пытаясь читать книгу, но тратила гораздо больше времени, просто наблюдая в окно. Тернер предупредил, что он прибудет в течение нескольких следующих дней, и она не могла помешать своему сердцу биться быстрее каждый раз, как только слышала шум похожий на прибывающий экипаж.
Солнце опустилось за линию горизонта прежде, чем она успела заметить, что не перевернула ни одной страницы. Заинтригованный слуга принес ужин, который он забыла попросить подать, и Миранда, едва доев свою порцию супа, уснула на софе.
Через несколько часов экипаж, который она так старательно высматривала, остановился у парадного входа, и Тернер, утомленный путешествием, но все же жаждущий увидеть свою жену, спрыгнул вниз. Он достал одну из своих сумок и забрал с собой аккуратно обернутый пакет, оставив остальную часть багажа лакеям. Он осмотрел дом и заметил, что в их спальне не горел свет. Он надеялся, что Миранда еще не спала, потому что он не смог бы разбудить ее, но он так хотел поговорить с ней этим вечером, что постарался бы загладить вину.