Первый поцелуй

Питер повернулся к ней с веселой улыбкой.

– Матильда Ховард, вы что же спланировали это?

Она отодвинулась, делая вид, что обижена таким обвинением, но ее губы слегка подрагивали.

– Я ни за что бы не стала выдумывать ложь о ране моей кобылы.

Питер тихонько хмыкнул.

– Она действительно повредила ногу, – сказала Тилли.

– Конечно, – скептически отозвался он.

– Она хромает! – возразила девушка. – На самом деле. Просто я решила использовать это обстоятельство в своих интересах. Вы же не хотели бы, чтобы я отменила нашу прогулку, не так ли? – Она оглянулась через плечо на горничную и грума, которые со счастливым видом болтали, стоя рядышком возле небольшой группы деревьев.

– Не думаю, что они заметят, если мы исчезнем, – сказала Тилли, – при условии, что отправимся не очень далеко.

Питер выгнул бровь.

– Исчезнувший исчезает. Если мы окажемся вне поля их зрения, то имеет ли значение, насколько далеко мы уйдем?

– Конечно, имеет, – возразила Тилли. – Это – вопрос принципа. В конце концов, я не хочу стать причиной их неприятностей, тем более что они так старательно ничего не замечают.

– Прекрасно, – сказал Питер, решив, что в ее словах была некоторая логика. – Вон то дерево подойдет? – Он указал на большой вяз, находившийся на полпути между Роттен Роу и Серпантин Драйв.

– Прямо между двумя главными дорогами? – наморщив носик, спросила Тилли. – Это ужасная идея. Пойдемте туда, на другую сторону Серпантина.

И в результате они продолжили прогулку, лишь едва различимые для слуг Тилли, но одновременно, к большому облегчению и тревоге Питера, на виду у всей остальной публики.

Несколько минут они шли в полной тишине, а затем Тилли довольно легкомысленным тоном произнесла:

– Этим утром до меня дошел новый слух о вас.

– Надеюсь, что вы прочитали его не у Уислдаун.

– Нет, – задумчиво ответила девушка, – мне рассказали об этом сегодня утром. Другой мой поклонник. – А затем, поскольку Питер не попался на ее приманку, Тилли добавила: – Когда вы так и не появились.

– Едва ли я могу бывать у вас каждый день, – сказал Питер. – Об этом бы стали сплетничать, и, кроме того, мы ведь уже договорились о встрече сегодня днем.

– О ваших визитах в наш дом уже сплетничают. И полагаю, что еще одно посещение вряд ли привлекло бы дополнительное внимание.

Питер почувствовал, что улыбается: медленная, ленивая усмешка согрела его изнутри.

– Да вы никак ревнуете, Тилли Ховард?

– Нет, – возразила она. – А вы?

– А я должен?

– Нет, – призналась она, – но раз уж мы об этом заговорили, почему же я должна ревновать?

– Уверяю, у меня нет от вас секретов. Я провел утро в Таттерсолле, осматривая лошадей, которых не могу себе позволить.

– Звучит довольно печально, – заметила она. – А вы не хотите узнать, что за слух я услышала?

– Почти также сильно, – произнес он, растягивая слова, – насколько, полагаю, вы желаете мне его рассказать.

У Тилли вытянулось лицо, а затем она сказала:

– Я не такая уж сплетница… нет… но мне сказали, что вы вели достаточно бурную жизнь, когда вернулись в Англию в прошлом году.

– И кто вам это сказал?

– О, никто конкретно, – ответила она, – и это совсем не важно…

– Очень важно, – пробормотал он.

– Как случилось, – продолжила Тилли, игнорируя его ворчание, – что я никогда не слышала о ваших кутежах?

– Вероятно, потому, – очень сухо ответил Питер, – что это не предназначалось для ваших ушей.

– С каждым мгновением становится все более интересно.

– Нет, с каждым мгновением становится все менее интересно, – заявил он тоном, предназначенным для того, чтобы прекратить все дальнейшие обсуждения. – Именно поэтому я изменил свою жизнь.

– Вы заставляете меня думать, что это было весьма захватывающе, – с улыбкой заметила Тилли.

– Отнюдь.

– Что же случилось? – спросила Тилли, раз и навсегда доказывая, что любые его попытки заставить девушку подчиниться окажутся тщетными.

Питер остановился, будучи не в состоянии одновременно ясно мыслить и двигаться. Казалось бы, с его опытом сражений он должен без труда справиться с данной проблемой, но нет. Во всяком случае, не в Гайд–парке.

И уж точно не с Тилли.

Забавно, что в течение большей части прошлой недели он был в состоянии забыть о Гарри. Конечно же, у него были беседы с леди Кенби, и, бесспорно, острая боль возникала всякий раз, когда Питер видел мужчин в военной форме и встречал их пустой безжизненный взгляд.

Тот же взгляд, который он очень часто видел в зеркале.

Но когда он был с Тилли, – странно, ведь она была сестрой Гарри и так во многом на него похожа, так вот, когда он был с нею, Гарри уходил. Питер не забывал о нем, нет, но Гарри не нависал над ним как обвиняющий призрак, напоминая, что он, Питер, жив, а Гарри – нет, и так будет всю его оставшуюся жизнь.

Но до того как он встретил Тилли…

– Когда я вернулся в Англию, – начал он, голосом тихим и медленным, – прошло не так уж много времени после смерти Гарри. И не так уж много времени с момента гибели еще очень многих мужчин, – едко добавил он, – но именно Гарри был тем человеком, потерю которого я чувствовал наиболее остро.

Тилли кивнула, и он попытался не обращать внимания на подозрительно заблестевшие глаза девушки.

– Я не совсем понимаю, что случилось, – продолжил он. – Я не собирался вести себя подобным образом… Но казалось такой случайностью, что я остался жив, в то время как Гарри погиб. И однажды вечером, отправившись на встречу с друзьями, я внезапно почувствовал, что должен жить за нас обоих.

Он целый месяц не выходил из загула. Возможно, даже несколько дольше. Питер плохо помнил то время, будучи чаще пьян, чем трезв. Он проиграл все деньги, которые у него имелись, и только благодаря явной удаче не оказался в работном доме[10]. И, конечно же, были женщины. Не так много, как могло бы быть, но значительно больше, чем следовало бы. И теперь, глядя на Тилли, на женщину, которую он будет обожать до своего смертного часа, Питер чувствовал себя грубым и грязным, словно сделал предметом насмешки нечто весьма ценное и божественное.

– Почему вы замолчали? – спросила Тилли.

– Не знаю, – пожав плечами, ответил Питер. И он действительно не знал. Однажды ночью, находясь в игорном доме, в момент редкой трезвости он вдруг понял, что подобная «жизнь» не делала его счастливым. Он не жил за Гарри. Он даже не жил за самого себя. А просто бежал от своего будущего, выдвигая любую причину, чтобы не принимать решений и не двигаться вперед. Осознав все это, Питер тут же покинул это место, чтобы больше никогда туда не возвращаться. И сейчас он понял, что, должно быть, оказался несколько более осмотрительным в своей разгульной жизни, чем ему представлялось, поскольку до сих пор никто не вспоминал об этом. Даже леди Уислдаун.

– Я чувствовала то же самое, – тихо сказала Тилли, и ее глаза некоторое время сохраняли странную, рассеянную мягкость, словно она все еще была где–то в другом месте, и в другом времени.

– Что вы хотите этим сказать?

Она пожала плечами.

– Ну да, конечно, я не имею в виду выпивку и азартные игры, но после того, как нам сообщили о… – Она остановилась, откашлялась и отвела взгляд прежде, чем продолжила. – Кое–кто лично прибыл в наш дом, вы знали об этом?

Питер кивнул, хотя он и не был посвящен в эти подробности. Но Гарри происходил из одного из самых благородных домов Англии. Это означало, что армия сообщит семье Гарри о его гибели с личным посыльным.

– Это выглядело так, что я постоянно чувствовала, словно он находится рядом со мной, – сказала Тилли. – Полагаю, так оно и было. На все, что я видела или делала, я тут же задавала себе вопрос: «А что подумал бы Гарри?» Или: «О, да, Гарри понравился бы этот пудинг. Он съел бы двойную порцию, не оставив мне ни крошки.»

10

the poorhouse – работный дом – благотворительное учреждение, созданное для оказания помощи нуждающимся и в виде помощи предоставляющее оплачиваемую работу под условием проживания в таком доме и подчинении его внутреннему порядку. Работные дома впервые появились в Англии в XVI веке для борьбы с нищенством и имели принудительный характер.