Страница 15 из 46
При пересылке «Робинсоновских бумаг» бельгийской зондеркоманде парижское отделение абвера в сопроводительном письме от 19 января 1943 г. указывало, что советский агент, известный под псевдонимом «Гарри», после ареста последнего сотрудниками РСХА был отправлен в Берлин, поскольку «его разыскивали в рейхе начиная с 1930 г. и его контакты в партийных и политических кругах прослеживались вплоть до высших кругов рейха».
«… Он был чрезвычайно важной личностью, которая играла весьма активную роль уже в период оккупации Рурской области. К началу германско-советской войны, он, согласно его собственным показаниям, занимался разведкой в военных целях. Проявил себя умным и находчивым, что подтверждается Треппером, и установил превосходные отношения с голлистскими кругами. После того, как он вернется в Париж, его необходимо об этом обстоятельно допросить».
В «Робинсоновских бумагах» упоминаются имена значительного числа лиц, личности многих из которых так и не были окончательно установлены. Расшифрованы лишь отдельные псевдонимы. К примеру, «Сисси» — это Рашель Дюбендорфер, советский агент, действовавшая в Швейцарии во время Второй мировой войны против Германии.
В 1961 г. французской контрразведке стало известно, что Робинсон был сотрудником известного советского агента Кима Филби, который в 1960-х гг. внезапно исчез в Англии и затем появился в Советском Союзе.
Как уже говорилось, в 1942 году немцы решили начать «радиоигры» с Москвой с территории Бельгии и Франции. После этого решения зондеркоманда Паннвица установила две радиостанции в предместьях Парижа. Использовались передатчики немецкой охранной полиции («Шупо»). Когда советский Центр потерял связь с Треппером, у него возникло подозрение относительно «Большого Шефа». Постоянно испытывавший трудности с обеспечением радиосвязи, Треппер неожиданно наладил ее. Во время «радиоигры» московский Центр ни разу не выражал своих сомнений насчет его лояльности. А между тем его руководство не могло не обратить внимание на то, с каким трудом поступали донесения от Треппера начиная с осени 1941 г. и с какой легкостью они стали приходить после 25 декабря 1942 г.
Немцы, составлявшие текст донесений, которые следовало передать в Москву, не всегда оказывались достаточно внимательны. Были случаи, когда они передавали один и тот же материал по нескольку раз. Например, 22 марта 1943 г. были переданы одна за другой две части донесения. 5 апреля 1943 г. первая часть была снова передана в Москву в качестве; самостоятельной информации. Затем обе части были переданы 16 апреля в виде донесения, состоящего из двух частей, а вторая часть — как отдельные донесения — 27 апреля 1943 г. В этот день Москва получила донесение, якобы поступившее от «Фабриканта», т. е. Абрагама Райхмана. Аналогичное донесение, без указания источника, было передано 16 марта, а затем 23 марта 1943 г.
Еще один пример несогласованности. 30 июня 1943 г. немцы передали по другой рации сообщение, которое слово в слово повторяло донесение, в тот же день переданное Треппером, хотя один советский агент должен был находиться в Париже, а другой — в Марселе. Этот другой агент, Гуревич, который вел «радиоигру» под условным названием «Марс», летом 1943 г. был переброшен немцами в Париж и поселен вместе с Треппером на вилле, где оба получили возможность вместе разрабатывать планы на будущее. Даже если в Москве не догадывались, что Гуревич работает под контролем немцев, такое неоднократное повторение донесений должно было бы насторожить Центр.
Одной из непременных задач всякой «радиоигры» является снабжение противника дезинформацией. Последняя должна быть убедительной, однако, особенно когда речь идет о сведениях военного характера, они должны быть тщательно отфильтрованы, чтобы не нанести ущерба собственной армии и не раскрыть секретных данных, например, количество частей, их расположение, численность и вооружение. Осуществить такого рода дезинформацию по отношению к московскому Центру было исключительно сложно, поскольку общепринятая практика заключалась в том, чтобы ставить одинаковые задачи различным разведгруппам и таким образом сравнивать получаемые сведения.
Проблему эту немцам решить не удалось. От разведчиков, обосновавшихся в Швейцарии, Центр получал первоклассную информацию, поставлявшуюся из Берлина высокопоставленными членами вермахта, ОКБ (верховного командования вермахта), ОКХ (верховного командования сухопутными войсками) и др., едва такие ценные сведения попадали им в руки. Благодаря этому Москва имела в своем распоряжении эталон, который служил ей как бы прививкой от дезинформации, касающейся перемещений и дислокации немецких войск.
Во время всего периода «радиоигры» Треппера немцы сообщали лишь информацию общего характера, приводя при этом причины, по которым было невозможно достать более конкретные сведения. Такого рода отговорки были не свойственны Трепперу, который многие годы снабжал Центр первоклассной информацией и не допускал в работе сбоев или провалов.
Требования Центра о поставке ему точных, подробных данных становились все более настойчивыми. Офицеры зондеркоманды, которые вели «радиоигру», зависели в своей работе от главнокомандующего Западным фронтом. Чем больше упорствовал Центр, тем труднее приходилось немецким контрразведчикам.
5 июня 1943 г. немецкий главнокомандующий в письменной форме изложил свои соображения. Он указал, что он против передачи разведданных для продолжения «радиоигры» «Эйфель». Он отметил, что московский Центр вот уже некоторое время ставит настолько конкретные вопросы военного характера, что «радиоигра» может продолжаться лишь в том случае, если на них будут даваться столь же конкретные ответы, «иначе Москва поймет, что ее водят за нос». Поэтому он решил не брать на себя ответственность за предоставление информации, необходимой для «радиоигры». Он также придерживался того мнения, что военное положение немецких войск на Западе таково, что нет никакого смысла вводить Москву в заблуждение.
Однако, по мнению зондеркоманды, смысл продолжать игру все-таки был. Сотрудники СД и полиции безопасности (Зипо) были соответствующим образом проинформированы. Что из этого получилось, не известно, однако 17 июля 1943 г. главнокомандующий войсками Западного фронта предоставил немецким контрразведчикам дополнительный материал для продолжения игры.
После бегства Треппера в сентябре 1943 г. операцию «Эйфель» пришлось прекратить; началась «радиоигра» «Кента» (операция «Марс»), продолжавшаяся до конца войны (уж не за нее ли в 2004 г. он получил орден от петербургских властей?).
Если посмотреть на донесения, предоставленные Трепперу для его «игры», то мы увидим, что в ряде случаев зондеркоманда передавала в Москву информацию, которая якобы была получена ранее «Фабрикантом» (Абрагамом Райхманом). Эти ссылки на источник должны были подсказать московскому Центру, что Треппер работает под контролем противника, поскольку «Фабрикант» был мелкой сошкой в брюссельской разведывательной группе. В его задачи входило изготовление фальшивых паспортов для членов разведгруппы; им двигали в основном корыстные интересы. А за тем, чтобы добывать разведывательную информацию, к нему обращались редко. Поэтому Москва должна была догадаться — по крайней мере, в то время, когда начиналась «радиоигра» — что Райхман, как и его возлюбленная, Мальвина Хофштадтерова (Грубер), в 1942 году были арестованы гестапо и затем перевербованы.
Другим источником был Рене, хотя маловероятно, чтобы в составе группы Треппера в Бельгии или Франции мог быть советский агент под именем Рене. Поэтому, когда перед Центром неожиданно предстал Рене в качестве якобы ответственного представителя группы Треппера, ему задали ряд вопросов для установления личности нового источника. По-видимому, в Москве решили лишний раз убедиться, что Треппер не ведет двойной игры. Хотя некоторые сотрудники зондеркоманды, вовлеченные в операцию «Эйфель», стали подозревать, что Москва, похоже, разгадала их происки, большинство немецких контрразведчиков сочли акцию в высшей степени успешной. Но если повнимательней изучить радиобмен между Москвой и «радиоигроками», то мы убедимся, что Москва гораздо больше выиграла от операции, чем Берлин.