Царица Хатасу

– Да, да! Царица, не захочет разбить счастье своего ребенка. Она спасет тебя. О, только бы поскорее нам обвенчаться, чтобы я имела право защищать тебя!

Хоремсеб подробно объяснил ей задуманный план, и через час закрытая лодка увозила их в Сэс.

Хоремсеб приказал Хапзефу держать дворец закрытым и во что бы то ни стало разрушить бога. Когда же он сел в лодку и очертания его жилища слились с темнотой, князь в мрачном изнеможении опустил голову. У Нейты замерло сердце от зловещего предчувствия, и она разрыдалась на груди Хоремсеба.

Глава XXVIII. Смерть Саргона

Саргон и Кениамун приехали в Фивы смертельно уставшие. Они сделали все возможное и невозможное, чтобы добраться поскорей. Хетт сгорал от нетерпения донести обо всем царице. Конечно, известие, что Нейта жива, наполнит ее сердце радостью! Молодой человек достаточно хорошо знал Хатасу, чтобы не сомневаться, что она не замедлит освободить Нейту и покарать Хоремсеба за его преступления. Он был убежден, что это удовлетворит даже его жажду мести.

Захватив свою переписку с Нефтисой, планы дворца и садов, которые он начертил уже в дороге, Саргон отправился в царский дворец. Узнав, что дежурит Хмунготен, он приказал передать, что желает немедленно видеть его.

Начальник принял его с радостью и удивлением.

– Откуда ты явился, Саргон? Мы думали, что тебя поглотил Нил. И как ты нехорошо выглядишь! – сказал он, пожимая руку принцу.

– О, там, где я был, воздух очень нездоровый. Но дело не во мне. Я должен немедленно увидеть царицу и открыть ей чрезвычайно важные дела. Могу я быть допущен к ней?

– Царица с Тутмесом в малом ковровом зале. Я пойду доложу ей, – ответил Хнумготен.

Через несколько минут, которые показались нетерпеливому хетту вечностью, начальник телохранителей вернулся.

– Следуй за мной! Фараон Хатасу согласилась принять тебя, – сказал он, ведя его через зал и маленькую галерею к белой в золотую полоску портьере.

Приподняв портьеру, Саргон очутился в небольшой комнате, одна сторона которой была совершенно открыта и выходила в сад, засаженный пальмами, акациями и ароматным кустарником.

У золоченого стола из кедрового дерева, стоявшего на пурпурном возвышении, сидели Хатасу и Тутмес. Между ними лежала шахматная доска. Доклад Хнумготена, очевидно, прервал игру, так как царевич с недовольным видом стал барабанить по фаянсовой доске. Его взгляд с презрительным пренебрежением скользнул по хетту, который простерся, переступив порог комнаты.

– Встань, Саргон! Скажи, что важное ты хочешь сообщить мне, – благосклонно сказала царица.

– Дочь Ра! Твоя мудрость оценит важность моего донесения, но его может слышать только твое ухо, – ответил Саргон, устремляя на Тутмеса хмурый и многозначительный взгляд.

Царевич поднял голову. Гнев и удивление сверкали в его черных глазах.

– Говори смело! Мой брат пользуется моим полным доверием, – ответила царица, облокачиваясь на стол и бросая дружеский взгляд на Тутмеса. Тот встал, довольный и признательный. Пожав руку царице, он оперся на спинку ее кресла.

– Так как ты приказываешь, моя славная повелительница, то я буду говорить и раскрою тебе неслыханные преступления, – сказал Саргон после минутного колебания. – Дело касается Нейты.

При имени Нейты царица вздрогнула и взор ее омрачился.

– Что ты узнал о ее судьбе?

– Она жива, но находится во власти Хоремсеба. Этот преступный человек владеет страшным неизвестным ядом. Он околдовал Нейту, и она пылает к нему страстной любовью. Сейчас он погрузил ее в волшебный сон. Неподвижная и бесчувственная, как труп, но живая, она уже несколько недель лежит во флигеле, скрытом в саду.

– Сознаешь ли ты всю важность подобного обвинения против одного из членов царского рода? – подозрительно спросил Тутмес. – Очень возможно, что такой красивый и обольстительный человек, как Хоремсеб, без всякого колдовства покорил сердце Нейты, и она добровольно последовала за ним. Может быть, она прячется в его дворце именно от тебя! Она никогда не любила тебя, а твоя дикая страсть уже подвергала опасности ее жизнь.

В темных глазах Саргона вспыхнула смертельная ненависть.

– То, что я говорю, я могу доказать, фараон. Переодевшись рабом, я пробрался в жилище князя, этого позора Египта. Я следил за ним и открыл его преступления и тайны. Я знаю, что под руководством старого мудреца он выращивает ядовитое растение, сок которого распространяет опьяняющий аромат. Кто вдыхает его, тот порабощается животными страстями. Он пропитывает этим ядом пурпурные розы и раздает их тем, в ком хочет возбудить к себе безумную любовь. На себе князь носит благоухания, непобедимо привлекающие к нему женщин. Насытившись их страданиями, он убивает несчастных и приносит их в жертву нечистому идолу, которому поклоняется, отвергнув богов своего народа. О, мой язык отказывается передавать все ужасы, свидетелем которых я был! На этот истинный след меня направила одна из жертв чародея, которой чудом удалось ускользнуть из рук Хоремсеба. Эту женщину зовут Нефтиса. Она помогала мне, и вот наша переписка за время, когда я был во дворце Хоремсеба, – добавил Саргон, устремляя насмешливо–иронический взгляд на Тутмеса, внезапно побледневшего и вздрогнувшего при имени Нефтисы.

– Расскажи подробно, что ты видел и узнал. Я хочу знать все, – сказала царица хриплым от волнения голосом и вырвала свитки папируса из рук Саргона, прежде чем тот успел преклонить колени.

С жестоким удовлетворением, заранее наслаждаясь приближавшейся местью, хетт очень коротко рассказал о признании Нефтисы, о составленном плане действий, в котором участвовали еще Изиса и Кениамун, о том, как он проник в мемфисский дворец. Зато в мельчайших подробностях описал все, что узнал о жизни Хоремсеба, о его отношениях с Таадаром, таинственным мудрецом и стражем проклятого растения, и о человеческих жертвах, которые они оба приносят Молоху. После всего он поведал о ночных праздниках и невероятных оргиях, которыми развлекался князь, заставляя присутствовать на них Нейту, несмотря на ужас несчастной, ставшей совершенно неузнаваемой.

– Несчастный ребенок! Наконец–то ты будешь освобождена и отомщена! – разразилась бурей бледная от волнения и гнева Хатасу. – Не теряя ни минуты, я прикажу арестовать этих мерзавцев и судить их за преступления, истощившие даже терпение бессмертных!

Она хотела встать, но Тутмес, который постепенно бледнел по ходу рассказа Саргона, быстро наклонился и положил ей руку на плечо.

– Моя царица и сестра! Я всегда преклонялся перед твоей волей, признавая превосходство твоего ума. На этот раз, прежде чем принять окончательное решение, позволь мне сделать несколько замечаний. Не будет ли большой неосторожностью отдать во власть жрецов князя, принадлежащего к нашему дому? Эти гордые, жаждущие власти люди, конечно, не упустят случая овладеть огромным состоянием Хоремсеба и унизить род фараона, осудив на позорную смерть одного из его членов. Подумай и о том, что если скандал станет публичным, в народе распространится паника, народ повсюду будет видеть колдовство, а тайна, известная только Хоремсебу, сделается всеобщим достоянием. Ядовитые розы, случайно сохраненные родственниками жертв, могут превратиться в руках этих людей в опасное оружие. Наконец, в качестве последнего аргумента я прошу тебя обратить внимание на то, что Нефтиса, доносящая на князя (единственные чары которого заключаются, может быть, в его красоте), вполне могла наговорить на него. Покинутая и раздраженная любовница способна на все. Умоляю тебя, Хатасу, доверь мне следствие по этому делу. Я привезу тебе Нейту, уничтожу ядовитое растение и положу конец всей этой истории, без шума и не вмешивая в нее жрецов.

Царица внимательно выслушала соображения царевича. Идея судить самой в этом семейном деле, без вмешательства жрецов, очевидно, импонировала цельному и властному характеру.

– Но ты очень молод! – бросила она.

– Если ты боишься, что я недостаточно благоразумен и строг, то пошли со мной Сэмну, – умоляюще сказал Тутмес. – С ним и с несколькими верными людьми я отправлюсь в Мемфис. Мы произведем тайное расследование. Если Хоремсеб действительно виновен в том, что ему приписывают, если он заслуживает смерти – он умрет, но без шума. Честь нашего рода должна остаться чистой, незапятнанной, так как, что бы он ни сделал, в его жилах всё же течет наша кровь. Мы одни можем судить его, и ты одна можешь приговорить его к наказанию. Жрецам здесь нечего делать. Я же в точности исполню всякое твое приказание.