Шут

Иногда я разговаривал с ней об Эмили. О том, каким другом она стала для меня. Как с первого взгляда увидела во мне что-то особенное, то, чего не было у других, благородных и знатных. Я вспомнил о том, как Эмили помогла мне спастись, о том, что не будь ее, я бы истлел в лесу после стычки с кабаном.

И каждый раз, произнося ее имя, я чувствовал, как в крови будто вспыхивает пламя. Мысли устремлялись к нашей последней встрече, к поцелую. Для чего она это сделала? И как его воспринимать? Как случайный порыв? Попытку поддержать меня в миг отчаяния? Или последнее дружеское "прощай"? Что такого увидела она во мне, чтобы подвергать себя огромному риску? Я повторял ее слова, сказанные перед расставанием. В тебе есть нечто особенное. Я поняла это при первой же нашей встрече, когда посмотрела в твои глаза.

Нечто особенное... Ты слышишь, Софи? Иногда я даже чувствовал, что краснею.

Однажды вечером, когда я возвращался в деревню после посещения кладбища, ко мне прямо на улице подбежал Одо.

– Скорее, Хью, тебе нельзя возвращаться. Ты должен спрятаться!

– Что случилось?

Вместо ответа он протянул руку. Я повернулся и увидел приближающихся к каменному мостику четырех всадников. Один, важного вида толстяк, был в ярких одеждах и шляпе с плюмажем на голове.

Сердце мое дрогнуло и остановилось.

– Это бейлиф Болдуина, – сказал Одо. – И с ним трое солдат. Если они увидят тебя здесь, нам всем несдобровать.

Я быстро отступил за деревья, лихорадочно соображая, что делать. Одо прав – я не мог вернуться. Но что, если кто-то меня выдаст? Конечно, можно убежать, но город... Город призовут к ответу.

– Принеси мне меч, – сказал я.

– Меч? Ты видишь солдат? Уходи. Беги что есть сил. Представь, что нищий стянул у тебя кошелек.

Пригнувшись к земле, чтобы никто не заметил, я побежал к лесу, подступавшему к деревне с востока, перешел речку по мелководью и укрылся в кустах.

Площадь была передо мной как на ладони; я видел, как бейлиф въехал на нее с таким самодовольством, что ему позавидовал бы и Цезарь.

Собравшаяся толпа встревоженно гудела. Хороших новостей от гостя не ждали – только увеличения податей да новых указаний.

Бейлиф достал из сумки два документа.

– Добрые граждане Вилль-дю-Пер... – Он откашлялся и продолжал: – Ваш сеньор и господин, Болдуин, приветствует вас, своих подданных. В соответствии с законами страны, действующими в правление Филиппа Капета, короля Франции, герцог Трейльский, Болдуин, объявляет, что каждый, кто приютит у себя или окажет иную помощь преступнику по имени Хью де Люк, трусливому убийце и дезертиру, будет считаться его сообщником и понесет немедленное и суровое наказание. Для тех, кто не понял, объясню, что такого сообщника повесят за шею, пока он не умрет.

Кроме того, земли, собственность и прочее имущество пособника подлежат безотлагательному изъятию, конфискации и возврату в собственность герцога, а все ближайшие родственники, то есть супруг или супруга, дети и внуки, свободные или крепостные, будут обязаны нести пожизненную службу своему сеньору.

Кровь закипала у меня в жилах. Город наказывали за мои преступления. Люди теряли все: нажитую нелегким трудом собственность, землю, которую обильно полили своим потом, семью... Затаив дыхание, я ждал. Меня мог выдать кто угодно: женщина, доведенная до отчаяния и испугавшаяся угроз; неразумный ребенок...

Бейлиф обвел толпу презрительным взглядом и грязно выругался.

– Думаете? Подумайте хорошенько.

Тишина над площадью повисла такая, словно все разом затаили дыхание. Но никто не проронил ни слова. Никто.

И тогда вперед выступил отец Лео.

– Наш сеньор, Болдуин, мудрый и милостивый господин. Мы снова убедились в этом.

Бейлиф пожал плечами.

– Иначе нельзя, святой отец. Нам донесли, что этого негодяя видели в здешних краях.

– А что в другом документе? – крикнул кто-то из толпы. – Какие хорошие новости ты принес нам, бейлиф?

– Чуть не забыл... – Бейлиф улыбнулся, почесал голову, развернул пергамент и, не читая, пришпилил его к стене церкви. – Увеличение податей и сборов. На десятую часть. Всех без изъяна.

– Что? – выдохнула толпа. – Несправедливо. Такого не может быть. Мы не согласны.

– Могу только посочувствовать. – Бейлиф равнодушно пожал плечами. – Причины вам известны. Сухое лето, плохой урожай, много скота пало...

Он оборвал себя на полуслове. Как будто увидел что-то. Взгляд его уперся в постоялый двор. Я замер.

– Не тот ли это постоялый двор, что несколько недель назад был сожжен до основания? Не тот ли это постоялый двор, который принадлежал преступнику, которого мы ищем? – Все молчали. – Кто посмел отстраивать его заново? Если я правильно помню, последний его владелец... плохо кончил.

Люди беспокойно зашевелились.

– Я спрашиваю, кто его отстраивает?

Он наклонился и поднял с земли камень.

Все, подумал я. Это конец.

– Его отстраивает город, – прозвучал над площадью звучный голос. Отец Лео выступил вперед. – Нам нужен постоялый двор.

В глазах бейлифа вспыхнули злобные огоньки.

– Весьма похвально, святой отец. И очень благородно. Тем более что такие уверения я слышу от человека, в честности которого никто не сомневается. Тогда скажите мне, кто будет им управлять?

Снова молчание.

– Я! – Мари, жена мельника, встала рядом с отцом Лео. – Я буду присматривать за постоялым двором, пока мой муж чинит мельницу.

– Какая расторопность! Что ж, хороший выбор, если принять во внимание, что у вас, кажется, нет наследников, которым перешла бы мельница.

Бейлиф смотрел на Мари и, наверно, никак не мог решить, верить ей или нет. Наконец он бросил на землю камень, который все еще держал в руке, и положил руку на седло.

– Надеюсь, вы меня не обманули. Возможно, в следующий раз я задержусь здесь подольше. – Его взгляд снова уперся в Мари. – И тогда у меня будет возможность удостовериться в вашем гостеприимстве.

Глава 84

Едва бейлиф и солдаты скрылись из виду, как по городу прокатилась волна паники. Выбравшись из укрытия, я направился к площади, благодарный своим землякам – никто из них не сказал против меня ни слова. Но настроение людей заметно изменилось.

– И что нам теперь делать? – вопрошал, качая головой, перепуганный до смерти Мартин. – Ты все слышал, Хью? Эта сволочь что-то подозревает. Долго ли нам удастся притворяться, что мы ничего не знаем?

– Если герцог заберет землю, мы все погибнем, – добавил бледный от страха Жан Дье, крестьянин, у которого было несколько детей. – Без земли нам не на что рассчитывать.

Люди снова собирались вокруг меня, встревоженные, напуганные, злые. Многие видели во мне корень всех бед.

– Если хотите, чтобы я ушел, я уйду, – сказал я, опустив голову.

– Дело не в тебе, – пробормотал портной и огляделся, ища поддержки. – Все боятся. Мы только-только начали оживать. Если солдаты Болдуина вернутся...

– Они вернутся, Мартин, можешь не сомневаться. И будут возвращаться снова и снова. Независимо от того, уйду я или останусь.

– Мы приняли тебя, – крикнула жена пекаря. – Чего еще ты от нас хочешь?

Я подошел к постоялому двору. Где-то там, в его руинах, жила частичка души Софи.

– Неужели вы думаете, что я таскал камни и бревна и возводил стены только для того, чтобы кто-то снова все разрушил? Я обещал жене, что восстановлю наш дом. И я не собираюсь отказываться от своего обещания.

– Мы все тебя понимаем, Хью, – заговорил портной. – И чувствуем то же, что и ты. Но что нам делать? Как остановить их?

– Мы должны защищаться, – крикнул я.

– Защищаться? – шепотом повторила толпа.

– Да, защищаться. Положить конец беззаконию. Сказать "хватит!". Драться. Показать им, что мы не сдадимся, не покоримся, не отступим.

– Предлагаешь драться с нашим сеньором? Но мы связаны с ним клятвой.

– Я уже говорил. Откажемся от клятвы.