Страница 17 из 42
Она повернула голову, глаза ее вспыхнули за линзами небольших очков.
— Если это займет столько времени для чего? Чего ты хочешь добиться? Я не собираюсь менять свое решение, знаешь ли.
Он вздохнул и откинулся на стуле, засунув большие пальцы за низко висящий пояс.
— Летти, два дня назад ты еще была влюблена в меня, — осторожно напомнил он. — Не думаю, что что-то изменилось. Ты только чувствуешь небольшое беспокойство. Ты это преодолеешь.
— Это не случай предсвадебной лихорадки, Ксавьер Августин. Я разгневана и обижена, и не изменю своего решения. Не тешь себя ложными надеждами.
Он тоскливо улыбнулся.
— Все, что мне осталось — это маленькая надежда, дорогая. Ты хочешь и это отобрать наравне со всем прочим?
Она моргнула, а затем хмуро свела брови.
— Не смей вызывать во мне жалость. Не поверю ни на минуту, что ты действительно испытываешь глубокую привязанность ко мне. Найди себе другую подходящую жену. Я выбываю из гонки.
— Еще нет, — протянул он, испытывая желание рассмеяться над ее решением удариться в насыщенную событиями жизнь. — Ты еще ничего не сделала, чтобы тебя дисквалифицировали.
— Сделаю.
— Сомневаюсь. Ты слишком, черт возьми, умна, чтобы действительно сделать какую-нибудь глупость, чтобы только допечь меня.
Она стукнула ножом по столу.
— Ты невыносим.
— Всего лишь отчаялся. Я тебя очень хочу, Летти.
Он наблюдал, как румянец выступил у нее на щеках, и она торопливо огляделась вокруг. Летти явно боялась, что кто-нибудь со стороны мог их подслушать. Ксавьер мог бы словесно успокоить ее. Все либо смеялись над жонглирующими шутами, либо громко разговаривали с соседями. При всем своем желании и намерениях Ксавьер и Летти могли бы пребывать в одиночестве в битком набитой комнате.
— Прекрати такое говорить, — невнятно пробормотала Летти, вонзив маленькие белые зубы в ломоть черного хлеба.
Ксавьер наклонился ниже и прошептал ей в ухо.
— Сожалею, что ты была так расстроена отчетом детектива. Я никоим образом не хотел обидеть тебя.
— Тогда зачем ты заплатил кому-то, чтобы за мной шпионили?
Он нахмурился.
— Это не в прямом смысле слежка.
— Нет, это слежка.
— Все, что я могу сказать, у меня были свои причины.
Она повернулась к нему с блеском в глазах.
— Какие причины?
Ксавьер созерцал ее долгое время, размышляя, как много можно ей поведать. Черт, что за неразбериха. Но ясно, что Летти потребует кое-каких ответов от него.
— Это длинная история, любимая. И не имеет к нам никакого отношения.
— Еще как имеет, черт возьми.
Ксавьер начал было спорить по этому поводу, но его прервал еще один звук горна, сопровождаемый монотонной барабанной дробью. Он посмотрел вокруг и увидел, что жонглеры удалились, и их сменила группа музыкантов, наряженных менестрелями.
— Что сейчас? — ворчливо спросил он.
— Бродячие певцы, — откликнулась Летти, глядя с ожиданием. — Это, должно быть, забавно.
Один из музыкантов выступил вперед и поднял руку, призывая к тишине и вниманию. Когда он добился своего, то снял шляпу с колокольчиками и низко всем поклонился.
— Мои господа и дамы, умоляю вас послушать песню, которую спою для вас сейчас. Прошу вас помнить, что я всего лишь посланник, скромный слуга отважного рыцаря, который дал мне поручение выразить глубокое восхищение его красивой леди. Его единственная просьба в том, чтобы она выслушала его искренние слова признательности ее красоте и изяществу.
Всеобщие аплодисменты приветствовали это объявление, и менестрель выступил вперед и встал прямо напротив Летти. Ксавьер увидел, что глаза ее расширились от удивления и признательности. Она взглянула в сторону помоста, и Шелдон Пибоди склонил голову с тем, что вероятно означало благородное изящество.
— Черт. — Произнес Ксавьер сквозь зубы. Краем глаза он видел, как Пибоди красовался, сидя там под желто-полосатым пологом, когда снова кто-то захлопал. Нетрудно догадаться, какой смелый рыцарь устроил это представление. В один из этих дней, решил Ксавьер, ему нужно что-то сделать с доктором Пибоди.
Менестрель начал тренькать на лютне и петь медленно и печально. Ксавьер развалился на стуле и нетерпеливо начал постукивать пальцами по поясу.
Кровь бросилась Ксавьеру в голову, когда прозвучали последние слова песни. Услышав их, он вскочил на ноги.
Ласкать красивую белую грудь, — взревел он. — Черт возьми, кто ты такой, Пибоди? Никто, я уточняю, никто не смеет рассуждать о красивой белой груди моей невесты, кроме меня.
— Ксавьер, — зашипела Летти, яростно оттаскивая его за рукав, — Ксавьер, пожалуйста, сядь. Это поэзия трубадуров. Они всегда поют о груди, глазах и волосах. Сядь, пожалуйста, ради Бога.
Ксавьер проигнорировал ее, все его внимание было направлено на глумливую улыбку Пибоди.
— Я требую извинений. Здесь и сейчас.
— Вы хотите, чтобы я извинился? — Шелдон изобразил изумление. — Почему, черт возьми, я должен извиняться? Вы не услышали ничего, кроме скромного дара прекрасной, разумной, весьма очаровательной женщине.
— Это чертово оскорбление, вот что это такое, ты, ублюдок. И ты извинишься, черт возьми.
Ксавьер уперся рукой о белую скатерть и перемахнул через стол.
Он легко приземлился на середину комнаты и устремился к помосту, на котором восседал Пибоди. Музыканты бросились в разные стороны, парочка из них споткнулась из-за неуклюжих длинноносых туфель. Толпа притихла.
— Ксавьер, ты представляешь, что вытворяешь? — озабоченно взывала Летти. — Пожалуйста, вернись. Не устраивай сцену.
— Мне наплевать, что Пибоди окажется в неловком положении, — заявил Ксавьер, сознавая, что все сборище Кутил безмолвно наблюдает за ними. — Он заслужил это, поскольку поставил тебя в неловкое положение.
— Но я не смущена, — понизив голос, уточнила Летти. — Честно. Это только поэма, Ксавьер.
Ксавьер не обратил внимания на ее слабые протесты. Он сыт по горло Шелдоном Пибоди. Он прошел, остановился перед главным столом и смахнул в сторону блюда и подносы с едой, которые громоздились перед Пибоди, как баррикада. Тарелки, кубки, ножи и подносы каскадом посыпались на белую скатерть.
— Что за черт? — вскочил на ноги Пибоди, когда вино полилось ему на колени. — Вы соображаете, что творите, Августин?
Другие гости, сидящие под пологом, быстро убрались с дороги, отодвинувшись к краю, но не сделали попыток прекратить сцену. Похоже, толпа вошла во вкус, наслаждаясь новым представлением.
Сэр Ричард, огромный краснолицый мужчина лет пятидесяти, схватил нож и постучал по кубку, привлекая внимание.
— Я вижу, у нас здесь небольшое дельце в духе рыцарства и установления чести. Кажется, два отважных рыцаря добиваются благосклонности одной и той же прекрасной леди. Что скажете, дамы и господа? Как мы должны с этим поступить?
— Пусть они оба напишут стихи, а мы завтра рассудим их, — завопил один тип в красно-серой тунике. — Победитель будет развлекать даму завтра вечером.
— Пусть леди выберет между ними сама, — предложила дама в высоком и широком головном уборе с вуалью.
— Я «за», пусть леди выбирает, — вторила Элисон Крейн. — Это ее право.
— А я говорю, пусть сражаются за нее, — предложил кто-то еще. — Пусть устроят поединок в стрельбе из лука или сразятся в шахматы.
— Нет, поиски. Устроить поиски.