Древнее сказание

Сказав это, Яруха скрылась в кустах.

Доман настолько увлекся, обдумывая слова Ярухи, что всю ночь напролет и глаз не сомкнул, а как утро настало, тотчас же отправился в храм.

Здесь увидел он Диву, которая с опущенной головою стояла у раскрашенного столба и тихим голосом пела грустную песню. Постепенно звуки делались тише и тише. Дива умолкла. Доман, которого она еще не заметила, приближался к ней осторожно…

Девушка подняла голову: лицо ее выражало печаль, хотя- я с оттенком какой-то уверенности; она лишь слегка покраснела.

Доман весело приветствовал Диву.

— Я бы сказку тебе рассказал, — начал он, — если бы ты захотела меня послушать.

— Какую? — спросила Дива.

— О тебе и о самом себе, — ответил Доман. — Что бы сказала ты, если б я внес за тебя выкуп в храм, а тебя взял отсюда в свою светлицу? У меня не было бы ножа… чем бы ты защищалась!

Дива вспыхнула, отрицательно покачав головой.

— Нет, этому не бывать, — проговорила она, — ты не сделаешь этого…

— Ну, а если бы сделал?…

Говоря таким образом, Доман в раздумье опустил глаза вниз, когда же он поднял их, Дивы не было у ограды. Она вошла в храм, села на камне, прижала обе руки к сердцу и со страхом поминутно оглядывалась…

Доман долго следил за нею, наконец, воскликнул с решимостью:

— Случалось же прежде, да и не один еще раз… Почему бы и теперь не повториться тому же… По доброй воле со мною не пойдет, но сопротивляться не будет… Без нее я жить не могу!.. Она должна быть моею!.. Собственной кровью заслужил я ее!..

Он уж хотел было тронуться с места, как Визун неожиданно удержал его за руку:

— Что с тобою, Доман?

— Еще вчерашняя битва из головы не выходит… да… и много других дел, о которых я думал ночью во время бессонницы… Кстати, скажи-ка, старик, правда ли, что князья увозили женщин из храма?…

Визун посмотрел на него.

— И не только князья, но и кметы? — прибавил Доман. Старик долго угрюмо молчал.

— Скверные люди, скверно и делали… что же тут особенно удивительного?… Да тебе-то на что знать об этом?

Оба взглянули друг другу в глаза.

— Казалось бы, время тебе и домой воротиться, — промолвил сердито старик. — Нечего здесь без дела сидеть…

Визун повернулся спиной к кмету и тихо побрел в свою хижину.

Доман со злостью поглядел ему вслед и направился к берегу.

Там уж Самбор давно дожидался в лодке. Доман уселся с ним рядом, и оба, взявшись за весла, отчалили от берега. Доман мысленно повторял про себя:

— Видно так суждено… Она будет моей!

XXX

Уже издали можно было заметить людей, собиравших трупы и складывавших их в одну общую кучу, которую потом засыпали землею. Люди работали над могилами — казалось, где бы тут взяться веселью? Между тем отовсюду неслись песни и оживленные крики.

— Вот чем кончилось ваше желание нас уничтожить, разбойничье племя! Куда девались ваша уверенность, мужество ваше, да пленные? Горсть земли на глаза, удар в грудь копьем — вот вам и вся награда… Долго будут вас ждать ваши жены, стоя у порогов своих… Вернетесь к ним вурдалаками разве, чтоб по ночам высасывать кровь из детей…

Итак, беспрестанно меняясь, дружина Пяста рыла могилы день, рыла другой и третий — до тех пор, пока мать-сырая земля не покрыла всех. Тела павших в битве полян предали торжественному сожжению.

Когда покончили с очисткой поля, Пяст, собрав своих воевод и старшин, обратился к ним с речью:

— Я сказал вам, что на том самом месте, где судьба нам пошлет первую нашу победу, я велю выстроить стольный город. Как сказал я, так и быть должно. Но не время еще приступать к работам: сперва пусть вернутся те, что пошли на поморцев покарать их мечом и огнем; сперва подумаем, как бы Лешков в плен захватить, чтобы опять не пожаловали сюда со своими проклятыми немцами… Пусть теперь отдыхают все… А там соберемся и мы в поморскую землю на охоту за молодыми князьями…

Эта весть всех обрадовала, и каждый пошел готовить оружие. В Миршовой хижине, снова обстроенной на скорую руку, гостил бортник-князь у старого гончара. Кметы сбирались недолго. Был назначен и день выступления в поход, как однажды утром заметили нескольких всадников, выезжавших из леса. То были Бумир и Лешки. Медленно подвигались они вперед, ни с кем не здороваясь; да и их никто ни рукою, ни словом не подумал приветствовать. Доехав до хижины Пяста, всадники сошли с лошадей.

Стоявшие тут воеводы грозно смотрели на них, но Бумир ответил им тем же. Он сделал знак своим спутникам, и прибывшие, не снимая с головы колпаков, вошли в княжескую светелку. Пяст сидел у стола, приготовляясь к обеду.

Вошедшие остановились перед ним. Бумир во главе.

— Ты нас знаешь, — обратился он к старику. — Мы Лешки, сыновья той же земли, на которой и ты родился.

— А теперь завзятые наши враги, — сказал негодующим тоном Пяст.

Бумир тяжело вздохнул.

— Не говори этого, — ответил он, — вы первые пролили нашу кровь.

— Нет, мы только за нашу искали мщения, — возразил Пяст, — а проливали ее Лешек, Пепелек, старый и молодой… Много, много они напились нашей крови, прежде чем успели мы наказать их за это.

Бумир переглянулся с товарищами.

— И не только кровь, — продолжал старик, — вы хотели отнять у нас вече, свободу, а этого мы допустить не могли… Это наследство, дошедшее к нам от дедов…

— Пяст, — сказал Бумир торопливо, — мы пришли к тебе не с тем, чтобы ссориться или советовать, мы все желаем мира.

— Говорите, с чем явились ко мне.

— Согласие, мир принесли мы с собою, — отвечал Бумир. — Испокон веку жили мы на одной земле, жили — не ссорились… Хватало для всех и воздуха, и воды, и хлеба! Или ты хочешь уничтожить весь Лешков род, чтобы о нем и помину не было? Говори!

— Лешки с чужими нападают на наши земли, — промолвил Пяст в ответ на вопрос. — Сыновья Пепелка действуют как злейшие наши враги, понятно, и мы отвечаем им тем же.

— Но ведь они хотели лишь отомстить вам за смерть отца своего и матери, а кровь родителей для детей священна, — защищался Бумир.

— Довольно ли им той, которую пролили? — спросил Пяст,

— Мы с миром пришли, — продолжал Бумир, — будем жить в братском согласии, поклянемся в том на священной воде, на "камне, брошенном, в воду"! Позволь вернуться к землям своим сыновьям Пепелка, примири наш род с кметами…

Пяст призадумался.

— Почему именно вы явились ко мне, а не сами они, так недавно еще воевавшие с нами?

— И они придут, — отвечал Бумир.

— Пусть придут, пусть выскажут желания свои передо мною, старшинами, кметами. В случае, между нами согласие не выйдет, — мы отпустим их с миром… Мы вот сегодня хотели выступить на границу, теперь же будем стоять здесь и ждать, коли правду сказал ты о мире. Итак, приводи же их скорее!..

Лешки вышли из хижины, сели на лошадей и поехали восвояси. Никто до них не дотронулся пальцем.

По отъезде их Пяст вышел на двор и обратился к воеводам со словами:

— Вы их видели всех. Они мир предлагают… Говорите, что бы вы думали сделать?

Воеводы и старшины взволновались, недовольные этой вестью. Одни считали необходимым продолжать войну; других возмущало то, что Лешки избегнут примерного наказания; большинство же не верило ни словам, ни клятвам желавших мириться…

Особенно омрачились лица у всех, когда Пяст объявил, что следует обождать и не трогаться с места.

В первый раз Пяст заметил, что желания его не сошлись с желаниями воевод и старшин.

— Подождем пока, — сказал он, — а как Лешки приедут, тогда пусть каждый и выскажет свое мнение. Я буду внимательно слушать и поступлю согласно с вашей волей, если признаю ее справедливой.

Снова воины разложили костры. Всюду шли оживленные толки. Из воевод ни один не хотел и слышать о предложенном мире. Мышки усердно возбуждали всех против Лешков, опасаясь со стороны последних кровавой мести. Пяст, по обыкновению, молчал.