Страница 19 из 59
ХVІII
НА ВОЛОСОКЪ ОТЪ СМЕРТИ
Внизу, глухо стуча, работалъ воротъ. Оттуда съ земли, кричали, спрашивая Мантыка, дошло ли до него первое звено.
Мантыкъ, держась рукой за канатъ антенны, кричалъ и знаками свободною рукою показывалъ, что еще надо поднять.
— Еще немного… — вертѣлъ онъ рукою.
Мимо ногъ, мимо пояса, какъ живая, надвигалась мѣдная проволока. Коснулась верхняго каната.
- Ça va! — крикнулъ Мантыкъ и махнулъ рукою. Весь поглощенный работой, онъ забылъ про опасность,
онъ не видѣлъ земли, не замѣчалъ окружавшей его туманной бездны. Внизу шелъ поѣздъ — онъ его не примѣтилъ. Надъ нимъ шумѣлъ пропеллеромъ аэропланъ, онъ не слышалъ его. Плотно ощущая подъ собою деревянную дощечку стремянки, Мантыкъ накидывалъ готовый петли на канатъ и скрѣплялъ болтами, быстро работая, то клещами, то французскимъ ключомъ.
Первая проволока была готова. Скрипя крюкомъ, поползла дальше внизъ стремянка. Мантыкъ крѣпилъ второе звено сѣти. Работа спорилась.
Время летѣло. Саднило отъ крѣпкаго нажима на клещи руки. Лицо горѣло отъ туманной ледяной сырости.
Мантыкъ былъ уже за серединой и начиналъ подниматься ко второй мачтѣ. Онъ пѣлъ свои любимыя пѣсни, срываясь съ одной на другую, заглушая себя стукомъ молотка, скрипомъ клещей и ключа. Отъ него золотыми нитями къ землѣ тянулись проволоки. Подъ нимъ люди-муравьи крѣпили ихъ къ пріемникамъ. Въ трехъ мѣстахъ эта мѣдная сѣть была связана промежуточными проволоками съ заклепками.
Онъ ловко скусилъ конецъ проволоки клещами и замахалъ рукою, чтобы его подавали дальше. Канатъ натянулся, но, или гдѣ-то заѣло на проволокѣ крюкъ, или что-нибудь вышло не ладно, но стремянка дрогнула и не пошла дальше. На мачтѣ продолжала трещать лебедка, натягивая тросъ.
Стремянка дрожала на мѣстѣ и вдругъ канатъ лопнулъ… Освобожденная стремянка покатилась внизъ. Тросъ захлестнулъ подъ крюкъ, стремянка подпрыгнула, сорвалась съ каната и полетѣла на землю.
… «Ну… теперь» — мелькнуло въ головѣ Мантыка — «конецъ… Въ лепешку!.. Господи! помяни душу раба твоего Абрама»!
Мантыкъ невольно впился руками въ канатъ съ крюкомъ лебедки, вытягивалъ его вверхъ и выпрямлялъ крюкъ. Его начало переворачивать въ воздухѣ, лицомъ внизъ и въ ту же секунду острый, рѣзкій толчекъ, какой-то металлическій визгъ, раздавшійся подлѣ рукъ, заставилъ очнуться терявшаго сознаніе Мантыка. Его больно ударило и подбросило на стремянкѣ, но онъ усидѣлъ. Стремянка, задрожавъ, остановилась. Крюкъ зацѣпилъ за переплетъ мѣдныхъ сѣтей и стремянка повисла на уже закрѣпленной Мантыкомъ сѣти.
Внизу въ ужасѣ метались инженеры и рабочіе.
Нѣсколько мгновеній никто ничего не говорилъ. Инженеры и рабочіе застыли подъ Мантыкомъ. Онъ прочно висѣлъ теперь между проволокой антенны и землей. Первымъ нарушилъ молчаніе ужаса Мантыкъ.
— Эй, — крикнулъ онъ внизъ… — Время завтракать… Надо меня поднять.
Его голосъ былъ спокоенъ.
— Какъ поднять? — спросили снизу.
— А пустите по верхнему канату кольцо съ тросомъ. Я тросъ окручу на стремянку, вы легонько меня и поднимете.
Свои не совсѣмъ точныя французскія фразы Мантыкъ сопровождалъ выразительными жестами.
Съ этой работой провозились часа два. Мантыкъ висѣлъ все это время спокойно. Онъ разодралъ въ кровь ладонь, но это его не смущало. Послѣ той вышины, на которой онъ былъ, — эта, почти половинная, казалась ему не такъ уже страшной. Крюкъ прочно захватилъ поперечныя проволоки и стремянка висѣла хотя и криво, но надежно.
Наконецъ, стало медленно скользить надъ головою Мантыка проволочное кольцо съ продернутой въ него веревкой. Веревка подошла къ Мантыку и онъ закрѣпилъ ее на стремянкѣ.
— Готово! — крикнулъ онъ… — Ça va!
На второй мачтѣ застучала лебедка, наматывая канатъ. Онъ натянулся, крюкъ ослабѣлъ, и Мантыкъ ударомъ молотка сбилъ его съ сѣти. Стремянка качнулась и стала медленно подниматься къ верхнимъ канатамъ. Еще черезъ нѣсколько минутъ Мантыка подтянули къ мачтѣ и онъ сталъ спускаться на землю.
Когда онъ коснулся ногами твердой земли, ему показалось, что онъ упадетъ. Ноги затекли и голова кружилась. Точно земля ходила подъ нимъ. Но онъ ухватился за край лѣстнички и сдѣлалъ видь, что поправляетъ ботинокъ.
Инженеры и рабочіе окружили его.
— Ну какъ?.. Вы не ушиблись? Не ранены?
— Ничего, — отвѣтилъ Мантыкъ.
— У васъ руки въ крови.
— Пустяки.
Мантыкъ слизнулъ съ ладони кровь. Мантыка взяли подъ руки и повели въ казарму. Тамъ былъ приготовленъ завтракъ и вино. Инженеры были не на шутку обезпокоены случившимся. Особенно волновался старшій изъ нихъ.
— Это ужасно! Это ужасно! — повторялъ онъ. — Какъ могъ лопнуть стальной, испытанный канатъ?
Мантыкъ вслушивался въ его рѣчь и, прожевывая большой кусокъ хлѣба съ масломъ и кускомъ говядины и запивая его краснымъ виномъ, сталъ объяснять на своемъ русскофранцузскомъ языкѣ. Его слушали внимательно.
— Mais c'est trиs facile… Vous comprenez: — заѣло… — Мантыкъ покраснѣлъ, ища слова, — крюкъ заѣло — ni ici — ni la, — ни туда, ни сюда… А тамъ крутятъ… Ну и лопнулъ. Capoute… Mais èa n'est rien… Tout de suite prolongeons travail. Moi tout fini. Moi pas peur du tout… Это все пустяки… Ничего!.[32]
— Ni-tsche-vo! — повторилъ инженеръ. — Quel brave… — и сталъ объяснять Мантыку, что они ему заплатятъ за тотъ рискъ, которому онъ подвергался, за порѣзанную руку.
Мантыкъ смутился, сталъ совсѣмъ бурымъ и, мигая маленькими глазами, сталъ говорить уже прямо по русски.
— Да что вы, милые люди. Вотъ, ей Богу, право! Да за что платить-то! Это же всегда можетъ быть. Развѣ же я пойду куда жаловаться? Я не понимаю это. Да ну васъ…
И заторопился кончать работу.
XIX
ПРЕЖДЕ ВСЕГО КЪ БОГУ
Вечерѣло. Туманъ мелкою капелью спустился на землю. Стала сырою трава. Наверху открылось зеленоватое ясное небо. Надъ холмами печальная и стыдливая загоралась одинокая звѣзда.
Мантыкъ закрѣпилъ послѣдиее звено сѣти, собралъ инструментъ и медленно сталъ спускаться сзади рабочаго со второй мачты. Стремянку сбросили внизъ. Въ серебристомъ сіяніи яснаго вечера таинственно блестѣли натянутыя проволоки сѣти. Работа была кончена.
Мантыка пригласили въ контору. Ему предложили росписаться въ томъ, что онъ получилъ за работу, согласно съ условіемъ, двѣсти сорокъ франковъ по тридцати франковъ за часъ, за восемь часовъ работы, и что онъ никакихъ претензій къ обществу не имѣетъ. Мантыкъ бойко и привычно росписался.
«Ну», — думалъ онъ. — «Вотъ и начало положено… А тамъ Богъ дастъ еще что подвернется. Еще наработаю».
Онъ досталъ свой старый кожаный бумажникъ, въ которомъ возилъ хозяйскія деньги и квитанціи и сталъ укладывать въ него деньги. Двѣ пестрыя сотенныя и четыре голубенькія десятифранковки. Инженеръ подалъ Мантыку еще два большихъ лилово-розовыхъ тысячныхъ билета.
— Пока вы работали, — сказалъ онъ, — я переговорилъ съ правленіемъ нашего общества и оно постановило выдать вамъ за перенесенныя вами страшныя минуты награду въ двѣ тысячи франковъ.
Двѣ тысячи франковъ! Мантыку казалось, что все это во снѣ. У него загудѣло въ ушахъ, точно Московскіе колокола подняли тамъ перезвонъ… Двѣ тысячи!.. Лилово-розовыя, крѣпкія, шуршащія новыя бумажки были въ его рукѣ.
— Да за что же? — пробормоталъ Мантыкъ… — Mais èa, je vous assure — il ne faut pas… C'est sont de bкtises….[33]
Онъ растерянно держалъ въ рукѣ бумажки, не зная, что съ ними дѣлать.
Ну развѣ не чудо было съ нимъ?
32
Но, очень просто. Понимаете — заѣло. Капутъ. Но это ничего. Сейчасъ продолжимъ работу. Я все кончу. Я ничего не боюсь.
33
Но, увѣряю васъ — не надо. Это же пустяки.