Страница 69 из 79
«Маятник, как медная секира, срубает головы минут…»
…За окном дождь. А может, это не дождь, а так с деревьев капает, потому что ветер вдруг налетает?.. Нет, дождь… Уже поздно, а Лидка всё еще не спит – завтра ее не добудишься. Да и незачем будить. Она уже прибегала интересоваться, еду ли я куда-нибудь с утра и можно ли ей будет «отоспаться» наконец. Спит она в сторожке, говорит, что там воздух свежий, а по-моему, там сыро, а Лидка и так кашляет…
Лидка помылась, пошла в сторожку, нет, чего-то забыла, бежит обратно.
– Папа, папа, скорей пойдем, скорее!
– Лида, отстань, тебе давно уже пора спать, иди.
– Ну, папа, скорее! Посмотри!
– Что там еще?
– Смотри, пап, ежик на крыльце!..
– Не трогай его, что я, ежа не видал, что ли? Отпусти его, у него свои дела. Иди уже спать в конце концов…
Мать гремит на кухне чем-то… У отца третьего дня был день рождения…
…Весь вечер и почти всю ночь небо ворчало, перетаскивая тучи с места на место, как будто что-то разыскивало. Оказывается, это была генеральная уборка. Утром Земля сверкала вымытая и ухоженная, а на каждом листике висел бриллиант… И только жасмин весь спутанный, как волосы у Лидки…
– Ну, как здоровье?
– Вы спрашиваете о здоровье телесном или духовном? Если о духовном, то душа нетленна и, вероятно, готовится к очередному переходу, а если о телесном – это откуда смотреть. С точки зрения завтра – хорошо, с точки зрения вчера – хуже, значит, нормально!..
У Саввы19 неожиданно наткнулся на целый «бомонд».
Разговоры всё те же: «У пивного ларька» – кто и сколько выпил. Потом пришли Боря Мессерер и Белла Ахмадулина. Очень давно мы с ней не виделись… За это время она получила звание, а я – инфаркт. Боря всё время рассказывал о ресторане «Царевич», подчеркивая, что он один из дорогих…
Интересно, если провести описание интерьера как места происшествия: от входной двери по часовой стрелке?! Когда входишь в дверь, то взгляд упирается в лестницу, ведущую на второй этаж дачи, лестница деревянная, выкрашенная охрой. Сразу справа дверь, мы войдем в нее позже. Под лестницей белая дверь с дыркой в левом верхнем углу в виде треугольника, за дверью чулан с лыжами, лыжными палками, сумкой и картошкой и всякой всячиной, которая попадает обычно в чуланы за ненадобностью и оседает там надолго. Ванная комната. Белая раковина. Мыло со следами зубов крыс, или «крыскинтайев» – так их зовет Митька, зубные щетки, паста, какой-то крем. Вода из крана всё время капает. Низкая, вделанная в пол ванна, над ней сломанная решетка для сушки белья. Это я сломал ее, когда однажды стирал простыни и слишком много повесил на нее сразу. Два крана – с холодной и горячей водой. Для того чтобы потекла горячая вода, надо сильно открыть левый кран, и тогда наверху в кухне зажжется газовая горелка. Нужно подождать, пока из труб сойдет холодная вода, но особо горячей она всё равно не будет. Мыться неудобно, так как ванна все время засоряется – плохой сток, наверное. Здесь же стоит старая стиральная машина, которая стирает с удовольствием, если бросить в нее один носовой платок, если два – хуже… Окно выходит на глухой забор, за которым ничейная территория. Над раковиной, чуть правее, висит множество полотенец разной расцветки и назначения, но никто, честно говоря, не знает, каким что вытирать…
Есть в ванной комнате электронагреватель, такой круглый рефлектор. Это хорошо, так как маленькая батарея парового отопления недостаточно нагревает комнату. Над стиральной машиной висит замысловатая полочка, на которой иногда стоят стиральные порошки. Слева от входной двери вешалка с нагромождением старых и новых дубленок, пальто и шапок разного размера и калибра. Под ногами валенки, тапочки, перчатки и рукавицы, упавшие с батареи…
Пошли наверх?.. На площадке лестницы еще одна вешалка с калошницей, на стене большое зеркало, позволяющее осмотреть себя с головы до ног. Слева от зеркала репродукция какой-то картины с мифологическим сюжетом. Стены выкрашены розовой краской, выцветшей от времени и солнца, которое попадает сюда из окна над верхним пролетом лестницы. На наружной стороне стенки чулана, выходящей на лестницу, в овальной рамке висит фотография седого мужчины с тростью, про которого Т. В.20 говорит, что это дальний предок-сенатор, хотя сама же через пять минут сознается, что это не так и вообще непонятно, кто это такой. Фотография, как все старые портреты, приятна своей «сепией» и значительностью. Справа на стене, если подниматься по верхнему пролету лестницы, висит много больших и маленьких картин в разнообразных рамках и рамах. Про женщину в шляпке и со снопом, который она держит рукой с шестью пальцами, Т. В. говорит, что это предполагаемая голова кисти Ватто, а остальное рисовал «черт знает какой француз». Васильев, Серов… Маленькая стилизованная корова из керамики, кусок коры с увядшей травой… Криминалисту пришлось бы попотеть, возьмись он описывать всё это по порядку и досконально!.. А ведь это только начало… Существуют еще четыре комнаты, кухня, огромная терраса, и везде немыслимое количество вещей, вещичек, которые развешаны, разбросаны, просто брошены как попало вперемешку с книгами и журналами, которые читаются или не читаются, во всяком случае никогда не кладутся на какое-нибудь определенное место. Над всем этим беспорядочным порядком, только так можно определить положение вещей в доме, царит Т. В. – Татьяна Валерьевна. Скорее всего не «над», а «в» и не царит, а лавирует.
Сама она замечательный переводчик, профессиональный, четкий. Переводит, как она сама говорит, поэтов, которые умерли не меньше полувека назад. Кроме того, справляется с двумя малопонятными личностями – это Митька и я. Кроме нас, есть еще собаки: Чуня, Фантик и Гитана, которые требуют не так заботы, как еды.
…Книги должны звучать. Можно написать: шумел лес… А как он шумел. Разве об этом напишешь? Нет, не напишешь. А может, попытаешься написать, что в этом шуме слышалось «что-то» или «кто-то», но не будет сам шум, лишь информация о нем. И только на одно перечисление слагаемых этого шума можно извести целые тома книг. Я шел по аллее, а за моей спиной слышался скрип качелей. Этот скрип был похож на оклик, произнесенный со страхом, что его услышат, и с надеждой на то, чтобы услышали. Он был похож на робкое «Эй!» Как будто неслышно догоняли тебя и, сдерживая дыхание, удивились: «Эй!» И легко прикоснулись: «Эй!..»
Человечество должно научиться переводить написанное в мир звуков, в мир зримых звуков. Потому что трудно бывает объяснить, что ты видел и слышал. И всё равно останется опасность быть непонятым. Перекликающаяся стайка синиц может не вызвать у твоего приятеля того же настроения, и ты напрасно будешь заглядывать ему в глаза. Ища сочувствия своей душе.
Вроде бы начинаю вылезать из болезни. А вообще-то очень обидно: руки, ноги, мышцы – всё такое здоровое, а какой-то мешочек, комок мышц не справляется. И всё это здоровое – ни к чему.
Прошли три премьерных спектакля в Театре киноактера. Третий показался мне наиболее удачным, хотя свои ощущения не всегда верны!..
Ездил в Орехово, еле ноги вытащил из глины. Сердце болит – ужасно. Вечером репетиция у Иосифа21. Опять я, я и больше ничего!..
Утром вызывал Нелли Владимировну22. Всю ночь боли в животе. Температура прыгает до 39,5. Сказала, что анаэробная инфекция (грипп такой) и не за горами инфаркт задней стенки.
19
Савва Кулиш – кинорежиссер, постановщик «Чуда святого Антония» .
20
Т. В. Стрешнева.
21
Иосиф Копытман – режиссер.
22
Нелли Владимировна Кухарчук – лечащий врач.