Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 16 из 79

Помимо этого, Женя работает ведущим на различных каналах телевидения и снимается в кино. Он полон творческой энергии, замыслов, желаний. Во всяком случае, как мне кажется, из него получился серьезный актер широкого диапазона.

Должна сказать, что Вацлав Янович к работе своих сыновей относился с трепетом, но очень требовательно. Всё, что он успел увидеть, мы обсуждали дома, анализировали, ему всегда хотелось что-то улучшить, что-то подсказать. Женю Вацлав Янович успел увидеть, во-первых, в дипломных спектаклях, во-вторых, в замечательном спектакле «Сон с продолжением». Это пьеса Сергея Михалкова по мотивам «Щелкунчика», спектакль-балет в постановке главного режиссера Алексея Бородина. Красочный, с фантазией, добрый спектакль. Вацлав Янович страшно его любил, ему нравилась игровая среда этого спектакля, а сын еще и танцевал в нем.

И так бывает в жизни: в книге Вацлава Яновича «Пути больших этапов» есть несколько строк, посвященных «Принцессе Грезе» Ростана. Он вспоминает, как хотел поставить «Принцессу Грезу», какие она пробуждала в нем удивительно чистые мечты и надежды. И пишет, как он читал заключенным в лагере монолог из этой пьесы. А два года назад Женя сыграл в «Принцессе Грезе», которую поставил у них в театре очень талантливый режиссер Адольф Шапиро. И я услышала, как Женя произносит со сцены те же слова, что его отец читал в лагерном бараке зекам (дома он нам часто их повторял):

Совсем недавно Женя сыграл Медведенко в «Чайке» Чехова, ту же роль, что и Вацлав Янович. В «Снежной королеве» Женя играет Сказочника, а Вацлав Янович его играл в 1938 году. Эта преемственность дорога… Кстати, она ни в коей степени не подражание – всего этого Женя не мог видеть по молодости лет. Он совсем другой артист, и время другое, но преемственность, продолжение традиции есть, и мне это очень дорого и важно.

У Жени прекрасная, умная, талантливая жена Нина. Она актриса того же РАМТа, занимается педагогикой в ГИТИСе. Женина замечательная дочка Анечка учится во втором классе, она наша общая слабость, любовь и надежда. Папа их всех очень любил.

Вацлав Янович был интересным рассказчиком. Причем он мог рассказывать и о том, что было, или тут же, на ходу, на заданную тему фантазировать таким образом, что слушали все развесив уши и открыв рот. Даже если речь шла о самых обыденных вещах, как в шуточном письме ко мне:

16/VIII-87

Он очень увлекательно рассказывал сны. А сны у него были обычно фантастически-философского характера, часто цветные, сопряженные с тем, что было наяву. Вацлав Янович обладал примечательной способностью: он мог отключиться от происходящего и пребывать в своих мыслях, в своих заботах, как бы внимательно слушая, а вместе с тем не слушая, если собеседник был ему неинтересен. Очень любил, рассказывая, обращаться к теме творчества. Когда, например, он «повествовал» о виденном спектакле или о том, как проходит работа в кино, рассказ всегда еще был сдобрен его собственным отношением, ощущениями. Причем у него было такое свойство, довольно редкостное: если с ним что-то происходило, а происходило много всего, то на следующий день он мог ничего не рассказать, а потом выкладывал, всё нес мне. Обладая громадным терпением, я завела правило – никогда не задавать вопросов и, наверное, умела создать ситуацию, в которой через какое-то время он обязательно приходил и рассказывал абсолютно все, независимо от того, в какой области его деятельности, переживаний, встреч это случалось, связано ли было с письмами, которые он получал и которые писал. Это было привычно мне, нормально, а когда о таком свойстве мужского характера заходила речь с друзьями, они удивлялись. У него была потребность поделиться. И поэтому я принимала участие в решении всех его проблем, казалось бы, самых личных, не говоря уже о тех периодах, когда он начинал работать над какой-то ролью в кино или в театре: все равно он делился, задавал вопросы. Я должна была принимать в этом самое непосредственное участие. Хотя я лично никогда не любила рассказывать о себе, даже близким людям, и не испытывала потребности делиться. Это, наверное, плохо, но факт. А Вацлав Янович относился к этому как к естественному желанию, естественному импульсу. Всё, что он делал, в какой-то степени проходило через меня. Поэтому трудно кому бы то ни было представить, какая в моей жизни образовалась пустота и горе.





В каждой семье есть традиции. Очень хочется еще раз напомнить, что Вацлав Янович был счастливым человеком, всегда внутренне свободным, непростым, подчас нелегким, упорным, но свободным в любых обстоятельствах – удивительное, превосходное качество. Естественно, что день рождения и день памяти Вацлава Яновича в нашей семье – это святые даты. И мы всегда стараемся быть в эти дни вместе и отмечать их, вспоминать, говорить о нем, хотя и так не забываем ни на минуту. У нас такое ощущение, что всё происходит при нем, под его взглядом. Вацлав Янович как бы всё видит и продолжает участвовать в нашей жизни, и у нас выработалось правило: когда его вспоминаем в день его ухода, мы чокаемся, нарушая обычай. Потому что он с нами.

Вацлав Дворжецкий

ПУТИ БОЛЬШИХ ЭТАПОВ

ТЮРЬМА

Киевская Лукьяновская тюрьма – «Лукьяновка».

С. К.– 7-2. – Следственный корпус, седьмой коридор, вторая камера. Одиночка.

Ноябрь 1929 года. С пересылки привезли ночью, в «черном вороне» (Ч. В.) – это большая закрытая железная грузовая будка с одиночными отсеками внутри и охраной сзади. Процедура оформления заняла часа три.