Амазонка пустыни

Когда они прошли шагов двести, они увидали, что справа в это русло входил другой проток. Иван Павлович свернул в него. Этот проток повернул почти параллельно первому и стал подниматься очень круто на отрог горы. Русло стало таким узким, что пришлось идти по одному. Берега были каменистые, и, наконец Иван Павлович и Фанни вошли в узкий блестящий коридор, выложенный громадными, правильной прямоугольной формы крис-таллами белого кварца.

Здесь Иван Павлович остановился. Они стояли в ес-тественной или искусственной шахте, пробитой или во-дой, или льдами, или человеческими руками в породе. Шахта углублялась в землю саженей на пять, и свет мут-но проливался в нее сквозь узкую щель, заросшую кустар-ником и травами.

— Смотрите, Фанни, — сказал Иван Павлович и, вынув из сумки молоток, ударил им несколько раз по стене коридора. Блестящие куски кварца отскакивали прямыми плоскостями, гладкие и белые, как снег, и па-дали к их ногам. За ними в породе показалась тонкая, как проволока, золотая жилка. Она вливалась в углубление и образовала маленький желвачок величиной с горо-шину.

— Что это? — не веря своим глазам, воскликнула Фанни.

— Это золото. Золотая жила и самородки. — Не может быть.

— Вы видите сами.

— Дядя Ваня! Это ваше… Ваше золото!!

— Пока не мое. Оно китайское. Оно находится на ки-тайской земле. Вот почему нужно было так таинственно ехать, чтобы никто не пошел по нашим следам, чтобы никто его не открыл, кроме нас.

— Но оно будет наше?

— Оно может быть нашим, если вы согласитесь стать моим компаньоном.

— Я вас не понимаю.

— Я был вчера в Суйдуне у тамошнего фудутуна. Это его земля. Я выторговал весь этот участок со всеми недрами, и он согласился его продать. Но он просил шесть тысяч…

— Да ведь это даром. Тут сотни тысяч рублей.

— Да, это даром. Но я не могу купить этого участка.

— Почему?

— Очень просто. У меня нет шести тысяч.

— Да я вам дам эти деньги, — быстро воскликнула Фанни.

— Так много и не нужно. У меня накоплено три ты-сячи.

— А три тысячи я дам. — И будете моим компаньоном? — И буду вашим компаньоном. — По рукам.

— По рукам! — она восторженно протянула ему обе свои крошечные ручки.

Всю дорогу назад они болтали и строили планы. О, это не так просто и не так скоро. Бумаги пойдут в Пекин, из Пекина в Суйдун — пройдет два-три месяца, пока явится возможность застолбить участок и поставить ох-рану. Но что значат эти месяцы! Впереди открывалась большая золотоносная жила, и кто знает, какое неисчер-паемое богатство она сулила.

Чтобы незаметно переехать границу, дожидались сумерек и в темноте ненастной ночи поднимались по кру-чам к Кольджатскому посту и только в первом часу при-ехали домой.

Но как же хорошо показалось зато дома! В теплой комнате был приготовлен, по распоряжению Ивана Пав-ловича, Запеваловым ужин, внесен был весело шумящий самовар, ярко горела лампа, и было тепло и уютно.

После ужина Фанни спросила Ивана Павловича:

— Ну, расскажите мне, дядя Ваня, как же вы нашли это место. Кто указал вам эту жилу?

— Один совершенно не известный мне покойник. Один мертвец, — ответил Иван Павлович и, видя недо-умение в глазах Фанни, добавил: — Да, милая Фанни, это совершенно особое приключение и, если вы позволите, я расскажу его вам подробно.

Иван Павлович прошел в свою спальню, открыл ключом сундук и принес небольшую синюю бумажную папку, из которой достал сверток бумаг. После этого он подлил в свою чашку порядочную порцию рома и начал рассказ.

XXXIV

— Это было два года тому назад. Я охотился поздней осенью на фазанов на восточных склонах Кольджатско-го хребта. Охота была неудачная. Взлетывали всё курицы, петухов не было. Куриц я никогда не бью, даже и в этой стране, где фазанов хоть отбавляй, и я подвигался по густой заросли сухих трав между громадных метелок старо-го камыша, закрытый ими с головой. Передо мной был тесный переплет тонких стволов, сухих шелестящих лис-тьев, внизу была цепкая трава, опутывавшая мои ноги, и над головой кое-где проблескивало небо.

Вдруг яркий белый предмет сверкнул между травами в самой гуще. Я невольно посмотрел на него. Это был че-ловеческий череп. Явление обыкновенное в пустыне, где люди часто гибнут в борьбе друг с другом, с хищным зве-рем или с природой. Судя по тому, что череп был весь выбелен солнцем и дождями и лежал, как гипсовый, — это был очень старый череп, пролежавший здесь не один десяток лет. Я подошел ближе и увидал, что в траве поко-ились останки и всего человека. Правда, звери и время расхитили часть костей, но кости бедра, голени, часть ребер и несколько позвонков валялись тут же. Печальное зрелище того, что было когда-то человеком, навело меня на грустные размышления, и я остановился над ним. У че-репа была благородная форма, и я, хотя и плохой физио-лог и френолог, понял, что это череп европейца, а не ази-ата. Я поднял его и посмотрел. Все зубы были целы, и по ним можно было догадаться, что это был человек, пол-ный силы, крепкий, молодой, обладавший, должно быть, хорошим аппетитом. Я положил его опять на землю. По-том что-то кольнуло меня, и я решил похоронить его и оставшиеся кости в земле. Ножом и руками я стал выкапы-вать в песке для этого яму. Когда я окончил свою работу и в молитвенном и грустном раздумье о бренности человеческой жизни сидел на корточках в траве, небольшой темный предмет, лежавший неподалеку, привлек мое вни-мание. Если череп был до некоторой степени предметом обычным для пустыни, то предмет, замеченный мною, был необычен.

Это была небольшая кожаная сумочка. Кожа истле-ла почти совершенно, порыжела и стала мохнатой. Она не застегивалась замком, но была завязана ременными пе-тельками, как завязывают казаки свои сумы. Я поднял ее. Она оказалась тяжелой. Когда я раскрыл ее, из нее выпа-ло несколько медных монет российской чеканки времен Петра I и небольшой слиток золота, золотников пять ве-сом. Там же лежала небольшая, вся исписанная книжеч-ка с плотной бумагой.

Я забрал эти вещи и принес их домой. Дома я попы-тался разобрать написанное и по нему узнать, кто же та-инственный пришелец в пустыню, печальные останки ко-торого я похоронил сегодня среди трав.

Задача оказалась нелегкой. Буквы истлели вместе с бумагой, частью были смыты. Писаны они были китай-ской тушью, выцветшей, смытой сыростью и временем, едва заметные. Писана церковнославянскими буквами под титлами. Она представляла из себя ребус, и я занял-ся скучными зимними вечерами разгадкой этого ребуса. Вот эта книжечка.

Иван Павлович вынул из бумаг небольшую кожаную книжку в старом тяжелом переплете, и Фанни увидела листки, исписанные крупными буквами, похожими на китайские иероглифы.

— Я никогда бы не разгадала того, что здесь написа-но, — сказала Фанни.

— Вероятно, не угадал бы и я, если бы книжечка не начиналась знакомыми мне молитвами. Угадавши одно слово, я знал продолжение. Сличая написание букв, уга-дывал и дальнейшие слова и таким образом вот, что я по-лучил.

Иван Павлович достал листок бумаги и начал чи-тать:

— «Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь. Благослови венец благости Твоей, Господи. И благосло-ви раба Твоего, воина… — тут пропуск. Счастие великое державе Российской и благочестивому царю царств Петру Алексеевичу и воеводе, и начальнику генералу кня-зю, — здесь я более догадался, чем прочел, — Бековичу-Черкасскому. А мне, недостойному рабу, богатство и по-чет. Господи помилуй…»

Тут недостает большого куска и дальше следует:

«Возьми от горы, реченной Божий трон, на север цепь гор и стань у нее там, где большая река тихо течет в желтых песках. День святыя Феодосии. Заходящу сол-нцу се тень великия горы падет в последний час умирания на древо высокое и вельми богатое ветвями, одиноко сто-ящее. И от того древа сто саженей на Божий трон, и ту буде река сухая. И по той реке иди вниз двести тридцать одну сажень и ту видевши стрелу…»