В разреженном воздухе

В начале спуска меня охватило сильное беспокойство, но оно было никак не связано с погодными условиями: стрелка индикатора на моем кислородном баллоне показывала, что он почти пуст. Надо было срочно спускаться вниз.

Верхняя оконечность Юго-восточного гребня Эвереста похожа на тонкий, густо облепленный отвесными глыбами плавник из камня и утрамбованного ветром снега, протянувшийся на четверть мили между вершиной и остроконечной скалой низшего порядка, известной как Южная вершина. Преодоление зубчатого гребня не представляет особых технических трудностей, но маршрут этот крайне опасен. Спустившись с вершины, я в течение пятнадцати минут с предельной осторожностью бугелировал над пропастью глубиной в 2200 метров, пока не добрался до знаменитой ступени Хиллари, которая представляет собой крутую выемку в гребне и требует ловкого маневрирования. Как только я пристегнулся к закрепленной там веревке и приготовился перемахнуть через выступ, мне открылось пугающее зрелище. Девятью метрами ниже, у основания ступени Хиллари, десятка полтора человек стояли в очереди на подъем. Три альпиниста уже взбирались по веревке, по которой я приготовился спускаться. Мне не оставалось ничего другого, как отстегнуться от общей страховочной веревки и уступить дорогу.

Затор на подъеме создавали альпинисты из трех экспедиций: команды, к которой принадлежал я (это была группа платных участников, возглавляемая прославленным новозеландским проводником Робом Холлом), команды американского проводника Скотта Фишера и некоммерческой команды из Тайваня. Двигаясь со скоростью улитки, что на высоте свыше 8000 метров является нормой, эта группа альпинистов один за другим одолевала ступень Хиллари, в то время как я с нетерпением ожидал своей очереди.

Вскоре меня нагнал Харрис, покинувший вершину следом за мной. Желая сохранить ту каплю кислорода, что еще оставалась у меня в баллоне, я попросил Харриса залезть в мой рюкзак и перекрыть клапан на регуляторе, что он и сделал. Следующие десять минут я чувствовал себя на удивление прекрасно. В голове прояснилось. Я даже почувствовал себя менее усталым, чем до отключения кислорода. Потом мне вдруг показалось, что я задыхаюсь. В глазах потемнело, голова закружилась. Я был на грани потери сознания.

Вместо того чтобы отключить мой кислородный аппарат, Харрис, в заторможенном кислородным голоданием состоянии, по ошибке открыл клапан на полную мощность и тем самым опустошил баллон. В результате я понапрасну истратил остатки своего кислородного запаса. Правда был еще один баллон, ожидавший меня на Южной вершине семьюдесятью метрами ниже, но, чтобы туда попасть, я должен был спуститься по самому опасному участку маршрута без дополнительной кислородной поддержки. А для начала надо было дождаться, пока рассеется толпа. Я сдвинул теперь уже бесполезную маску в сторону, воткнул ледоруб в обмерзшую гору и присел на корточки. Пока я обменивался банальными поздравлениями с проходящими мимо альпинистами, внутри меня все кипело. «Да скорее же! Скорее! — подгонял я их мысленно. — Пока вы тут мудохаетесь, я теряю клетки мозга миллионами!»

Большинство альпинистов из этой толпы принадлежало к группе Фишера, но почти в самом конце шествия появились двое моих товарищей по команде — Роб Холл и Ясуко Намба. Скрытной и замкнутой сорокасемилетней Намбе оставалось каких-то сорок минут до того, чтобы стать самой старшей среди женщин, поднявшихся на Эверест, и второй японкой, покорившей высочайшие пики каждого континента — так называемые Семь вершин. Она весила всего сорок один килограмм, но за ее тельцем воробышка скрывалась грозная решимость. С невероятным упорством Ясуко поднималась к вершине, движимая неистощимой силой своего желания.

Чуть позднее на верхушку ступени взобрался Дуг Хансен, еще один член нашей команды. Дуг был почтовым служащим из пригорода Сиэтла и моим ближайшим другом на этой горе. «Дело сделано!»— прокричал я ему сквозь ветер, стараясь казаться бодрее, чем есть. Измученный Дуг пробормотал что-то невнятное из-под своей кислородной маски, слабо пожал мне руку и, медленно и тяжело ступая, двинулся дальше.

Замыкающим был Скотт Фишер, которого я немного знал по Сиэтлу, где мы оба жили. Сила и неистощимая энергия Фишера вошли в легенду — в 1994 году он поднялся на Эверест, не пользуясь кислородными баллонами. Поэтому я был удивлен, увидев, как медленно он шел и каким поникшим было его лицо, когда он сдвинул маску, чтобы меня поприветствовать. «Брю-ю-юс!» — с наигранной веселостью прохрипел он свое патентованное мальчишеское приветствие. Когда я спросил, как у него дела, Фишер заверил, что чувствует себя прекрасно: «Просто почему-то сегодня плетусь в хвосте. Только и всего». Наконец ступень Хиллари освободилась, я пристегнулся к концу оранжевой веревки, быстро обогнул Фишера, пока тот отдыхал, опершись на ледоруб, и перемахнул через край.

Было начало четвертого, когда я добрался до Южной вершины. Клубы тумана уже переползли через верхушку Лхоцзе (8511 метров) и закрыли пирамиду Эвереста. Погода больше не казалась такой безмятежной. Я ухватил непочатый кислородный баллон, прикрепил к нему регулятор и поспешил вниз в сгущающиеся облака. Через минуту после того, как я ушел с Южной вершины, посыпал мелкий снег и видимость резко ухудшилась.

На 122 вертикальных метра выше, где вершина все еще купалась в ярких лучах солнца под безукоризненно кобальтовым небом, мои соратники занимались разными пустяками: запечатлевали свое прибытие на высшую точку планеты, размахивали флагами и фотографировались, расходуя драгоценные мгновения вечности. Никто из них не подозревал, что впереди их ждет суровое испытание. Никто не предполагал, что в конце этого долгого дня на счету будет каждая минута.

Глава вторая

ДЕХРА-ДУН, ИНДИЯ

Находясь вдали от заснеженных гор, я обнаружил в «Книге чудес» Ричарда Галлибертона блеклое фото Эвереста. Это была убогая репродукция: зубчатые пики белели на фоне не в меру зачерненного, исцарапанного неба. Сам Эверест, скромно расположившийся на заднем плане, выглядел ничуть не выше остальных, но это не имело значения. Все равно он был самым высоким, так утверждала легенда. Мечты стали ключом к картинке, позволившим мальчишке войти в нее, встать на гребне обдуваемой ветром горы, подняться к вершине, уже не казавшейся такой далекой.

Это была одна из тех безудержных фантазий, что беспрестанно одолевают тебя, когда ты растешь. Я был уверен, что не одинок в своих мечтах об Эвересте; эта высочайшая вершина земли, недосягаемая и чуждая всяческих эмоций, словно для того и существует, чтобы многие мальчишки и взрослые мужчины стремились ее покорить.

Точные подробности этой истории неясны, поскольку она обросла мифами. Но доподлинно известно время — 1852 год и место действия — контора Главной службы тригонометрической топографической съемки Индии на северной горной станции Дехра-Дун. Согласно наиболее убедительной версии происшедшего, в кабинет главного топографа Индии сэра Эндрю Во вбежал клерк и возвестил, что бенгальский вычислитель Радханат Сикхдар из калькуттского топографического бюро «обнаружил самую высокую гору в мире». (Во времена Эндрю Во вычислителями работали люди, а не компьютеры.) Пик XV, как его обозначили полевые топографы, за три года до этого впервые измерившие его угол подъема с помощью 24-дюймового теодолита, высился над хребтом Гималаев на территории закрытого королевства Непал.

Пока Сикхдар не собрал топографические данные и не сделал вычисления, никто и не подозревал, что Пик XV может быть чем-то примечателен. Шесть топографических пунктов, из которых производилась триангуляция вершины, располагались в Северной Индии, на расстоянии более ста миль от горы. Топографам, выполнявшим съемку, была видна лишь самая верхушка Пика XV, скрытого множеством высоких отрогов на переднем плане, отчего создавалась иллюзия, что некоторые из них гораздо выше. Но согласно тщательным тригонометрическим вычислениям Сикхдара (который учитывал такие факторы, как кривизна земной поверхности, атмосферная рефракция и отклонение ватерпаса), Пик XV возвышавшийся на 8848 метров над уровнем моря, был наивысшей точкой планеты.