Сердце в гипсе

— Ага? — спросила я доверительным тоном.

— Да.

— Я тебе звоню, потому что мы с тобой как-то так поговорили...

— Я думала, ты мне что-нибудь посоветуешь... что мне делать...

— Послушай, — сказала я и сделала глубокий вдох. Я должна была помнить о том, чтобы не завираться, не обманывать, оставаться самой собой. — Я всегда готова тебя выслушать, но я не знаю, как тебе быть, ведь я — не ты. Мне трудно что-либо советовать.

Ну, Адасик гордился бы мной. Тем более что он наверняка предвидел бы, чем закончится разговор. На другом конце провода воцарилась тишина.

— Ага?

Тон моего голоса действительно располагает к доверительным беседам. Я понимала, что ей не нужны никакие мои советы и что я поступила правильно. Надо было ей сразу это сказать.

— Вот уж не думала, что ты окажешься такой бесчувственной подругой и бессердечным человеком, с тобой вообще невозможно говорить. Привет. — Ага положила трубку.

Мне показалось, я услышала вздох облегчения Адасика, который, правда, был на работе.

Тройка по химии

Сегодня конец учебного года. Уля забежала ко мне засахаром, потому что у нее весь вышел. Я занялась стряпней: приезжают мой отец и моя мать — вместе, хотя живут они порознь. Адам снова уехал, на этот раз в Краков, вернется в воскресенье. А значит, будем праздновать переход Тоси в выпускной класс без него. Почему он так часто уезжает?

— Ты должна радоваться, — сказала Уля, как будто ничего не знает.

— Чему здесь радоваться, — ответила я с грустью. — По французскому тройка, по математике тройка, по химии тройка.

— Да брось ты! — Уля пожала плечами. — Повод для радости всегда можно найти, иначе отобьешь у нее желание учиться.

И ушла к себе.

Тося гордо предъявила свидетельство о переводе в последний класс лицея. Я, бросив на него взгляд, постаралась утешить себя тем, что дочь вообще его получила. Могло быть и хуже. Потом приехали мои родители. Мама извлекла из сумки вареники, к Тосиной бурной радости. Отец тут же потребовал показать свидетельство и зачитал его громко, на весь сад, попутно пытаясь объяснить Тосе, что бы он по какому предмету получил, если бы был на ее месте.

— У твоей мамы тоже была тройка по химии, — ностальгически вспомнил он.

Не надо было ему этого говорить. Тося влетела в кухню, где мы с мамой стояли над шипящей сковородкой.

— У тебя тоже была тройка по химии! — Она бросила обвинение мне в лицо. — Тогда еще не ставили единиц! Значит, ты училась хуже меня.

Ах, если бы Тося знала, сколько я положила сил, чтобы получить эту несчастную тройку по химии, она бы так опрометчиво не накидывалась на меня.

Мама переворачивала вареники на сковороде деревянной лопаткой.

— Я помню, сколько тебе пришлось потрудиться, чтобы получить эту тройку, — проговорила она. — Если бы ты хорошо училась весь год, не пришлось бы последнюю неделю просиживать над учебниками. По правде сказать, у тебя должен был остаться «хвост» на следующий год.

Тося накрыла на стол и позвала дедушку. Мой отец, разумеется, никогда не садится за стол, когда его зовут, а только тогда, когда соизволит сам. Так было всегда. А в тот момент он как раз пытался внушить Сейчасу, что тот должен к нему подойти. Сейчас лежал в саду на столике и не думал подниматься с места. Наконец мы все вместе сели обедать.

— Мне всегда нравились твои вареники, — признался мой папа моей маме.

Так какого черта ты развелся, подумала я, хотя прекрасно знала, что не мое это дело.

— Ты мог бы не разводиться, — ляпнула Тося и подставила тарелку.

Мама молча накладывала вареники.

— Я помню, как твоя мама принесла дневник, да-да, — обратился мой отец к Тосе. — Ей просто чудом удалось сдать химию. Если бы я тогда был на ее месте...

А потом мы уже просто сидели, умирая от обжорства. Во всяком случае, я. И что же я услышала?

— Доченька, тебе не надо было так много есть. Растолстеешь.

Да что они все цепляются ко мне? Что мне, умирать с голоду, когда над столом поднимается соблазнительный аромат вареников?

Тося была немножко напряжена, потому что ждала Якуба. Он должен был приехать и забрать ее в кино, и я изъявила желание, чтобы он в конце концов мне просто представился. Йолин супруг не в состоянии защитить мою дочь, но я не могу допустить, чтобы какой-то посторонний парень ее обидел. И мне надо знать, с кем она водится. Кроме всего прочего, Тося передумала ехать в турлагерь, у нее другие планы, о которых мы поговорим, когда Адам вернется. Догадываюсь, почему. Она решила, что ей проще будет его уломать, потом Адам убедит меня и так далее. Завтра утром они с Улиными девочками и Кшисиком собрались в Новую Ворону на субботу, а вернутся в воскресенье утром, как и Адам из Кракова. Ладно, посмотрим.

Когда появился Якуб, я прекрасно поняла свою дочь. Якубу девятнадцать лет, он — свежеиспеченный выпускник, блондин, с карими глазами в пол-лица. Вдобавок малость небрит. Встреча с таким красавчиком не к добру. Тося как ангелочек.

— Это моя мама Юдита.

Якуб подал мне руку, очень крепко сжал мою и улыбнулся.

— Якуб. Когда-то была водка с названием «Юдифь, Ревекка и Давид»6.

Я потеряла дар речи. Но всего лишь на секунду.

— Вот уж не думала, что я из столь знатной плеяды.

Тося бросила на меня убийственный взгляд:

— Не из плеяды, а из плебеев, наверное, мама.

Якуб бросил на Тосю слегка укоризненный взгляд, но было заметно, что она ему нравится, — ах, и еще как! — а у меня похолодело сердце.

— Ой, Тося, моя дорогая малышка, если и правда, что дети наследуют от матерей пусть даже малую частицу их внешней красоты и характера, то твоя мама скорее воспитана во дворце, чем среди прислуги.

Что ж, он не только красив, но и наблюдателен.

— Я привезу Тосю около одиннадцати, — сказал Якуб, — рад был с вами познакомиться.

Тося вместе с ним исчезла в дверях, я понеслась за ними как полоумная, нервно выкрикивая:

— Я вас очень прошу, пожалуйста, ведите машину поосторожнее!

— Мама, — сказала моя дочь с такой мольбой в голосе, что я поспешно ретировалась.

О Господи, если я к Тосиному парню обращаюсь на вы, значит, меня уже можно сдавать в архив. Вечером позвонил Адам и спросил, как там Тося. Лучше бы спросил, как я!

Тося ни свет ни заря помчалась к Уле, потому что вместе с Кшисиком они договорились ехать в эту Ворону. Я сдержала себя, чтобы не кинуться за ними и не попросить Кшисика вести машину осторожно. Но с каким облегчением я вздохнула, услышав Улин возглас из-за забора:

— Только поосторожнее!

А затем решила — надо радоваться, что я остаюсь одна, хотя для уже не одинокой женщины я слишком часто выходные провожу в обществе Ули. Но коли пришло долгожданное лето — жаловаться грех. Птички щебечут, растеньица разрастаются вширь и ввысь, деревца машут своими лапками, да и вообще красота. Я видела, что и Уля за оградой того же мнения, — подруга прохаживалась, осматриваясь, что бы сделать. У меня тоже уйма работы, и я не знала, с чего начинать. Мы с Улей остались в деревне одни, поэтому надо было срочно придумать что-нибудь очень полезное. Разумеется, я предпочла бы остаться вдвоем с Адасиком, но тогда мне пришлось бы согласиться с тем, что я полностью и окончательно стала зависима от мужчины, а это не так.

Мне думается лучше всего в гамаке. Вернее, думалось бы, если бы я не заснула. Проснулась я в десять и разозлилась на себя, что так бездарно трачу время. А потом мне стало нехорошо при мысли, что скоро вернется Адам и с ним вместе придется обсуждать наши планы на отпуск. Мне и в прошлом в таких случаях бывало тошно, но с теперешним Йолиным мужем вообще невозможно было договориться. А теперь надо бы радоваться, и что же? Остапко по-прежнему молчала. Ее телефон не отвечал тоже. Увы, но на это я никак повлиять не могла. А потому я натерла тело лосьоном с солнцезащитным фильтром — Ренька утверждает, что без него даже на секунду нельзя показаться на солнце, — и решила не ломать себе голову над тем, что делать, а только подумать, с чего начать. Размышлять ведь можно и на солнышке.

6.

Библейскому имени Юдифь соответствует польское Юдита.