Магия страсти

– Очевидно, у вас изысканный литературный вкус, милорд. Вы, пожалуй, даже заслужили одну из превосходных булочек с орехами, которые так искусно печет наша кухарка. Я уговорила ее испечь еще одну партию, и она решила побаловать меня. Уилликом, пожалуйста, принесите чай и все булочки с орехами, которые еще не успели растащить.

Уилликом оглядел представительного молодого человека, у которого хватило мозгов отпустить комплимент мастеру Грейсону, и сам оттаял.

– Да, мадам, – ответил он, кланяясь как можно ниже, чтобы и граф мог полюбоваться блеском лысины.

– Его голова… едва меня не ослепила, – признался Николас после ухода дворецкого.

– Просто ему повезло, – пояснил Райдер. – Луч света упал на его голову, как раз когда он склонился в поклоне. Он не лыс, как вы могли предположить, а бреет голову дважды в неделю. Сегодня утром он уведомил меня, что нашел новый рецепт настоя, которым натирает голову.

Николас рассмеялся, по-прежнему не обращая особого внимания на Розалинду. Но он ощущал ее присутствие, остро ощущал. Ему хотелось коснуться ее темно-рыжих волос, собранных в простую прическу, так что длинные букли касались плеч. Розалинда – экзотичное имя, которое ему нравилось, но все же почему-то не совсем ей подходило. Ничего, он будет терпелив, и вскоре узнает о ней все.

Он откусил немного булочки, но когда прожевал… его охватило отчаянное желание запихнуть в рот остаток и поскорее потянуться за второй.

– Итак, милорд, где вы провели последние четырнадцать лет? – осведомился Райдер.

– Во многих странах, сэр, – не колеблясь, ответил граф. – Но последние пять лет жил в Макао.

Грейсон подался вперед:

– Макао владеют китайцы, но управляют португальцы, не так ли?

Николас кивнул:

– Португальцы высадились там, в начале шестнадцатого века и захватили полуостров, хотя он граничит с Китаем. На протяжении нескольких веков это был важный центр морской, коммерческой и религиозной деятельности португальцев в Восточной Азии.

Николас пожал плечами.

– Но благосостояние страны со временем изменяется, как и торговые пути и рынки. Политические союзы создаются и распадаются… Теперь Макао – просто отдаленное поселение, Богом забытый уголок, не имеющий особого значения в общем развитии мировых процессов.

– Что вы там делали, милорд? Наконец-то!

Николас повернулся к Ррзалинде:

– Я занимаюсь торговлей, мисс…

Он намеренно помедлил в надежде, что она назовет свою фамилию.

– Я Розалинда де Лафонтен. Темные брови взлетели.

– Вы, случайно, не пишете басни? Розалинда просияла:

– Значит, вы читали басни Жана де Лафонтена, сэр?

– Их читал мне дед, когда я был совсем маленьким. – У вас есть любимая?

– «Заяц и черепаха».

– А, это о терпении.

– А ваша любимая? – улыбнулся Николас.

– «Кузнечик и муравей».

– Хм! И кто же вы?

– Я муравей, сэр. Зима приходит всегда, и лучше быть к ней готовой. Потому что никто не знает, когда разразится буря.

– Не вижу в твоих словах никакого смысла, – пробурчал Грейсон.

– Боюсь, что смысл есть, и еще какой, – вздохнул Райдер.

Софи кивнула. Глаза ее затуманились.

– Я понятия не имела, дорогая, что ты… Розалинда подумала, что они многое видят и многое понимают. К тому же она только сейчас поведала им о своем самом большом страхе.

– Это всего лишь басня, тетя Софи, – рассмеялась она. – Честно говоря, я хотела бы больше походить на цикаду, но, похоже, в моих жилах течет слишком много пуританской крови.

– Добродетель Розалинды – благоразумие, а моя – терпение, – деловито подытожил Николас. – А ваша, Грейсон?

– Ненавижу лесть, – объявил Грейсон. – Значит, полагаю, я «Ворон и лис».

– Помню! – воскликнула Розалинда. – Лисица льстит вороне, а та, возгордившись, роняет сыр.

– Совершенно верно.

Розалинда протянула ему маленькую тарелочку, безмолвно требуя булочку с орехами. Николас тяжко вздохнул и положил ей одну из двух оставшихся булочек.

– Вот так всегда, – заметила Софи, сочувственно улыбаясь Николасу, еще не знавшему, что сейчас она заберет себе вторую булочку. – В этом доме булочки всегда нарасхват. Рецепт принадлежит кухарке из Нортклифф-Холла, но мой муж упал к ее ногам, поклялся, что будет петь серенады под ее окнами, и она милостиво согласилась поделиться секретом с нашей кухаркой.

– Если покажете мне, где кухня, мадам, я готов упасть к ногам вашей кухарки. Правда, не умею петь серенады.

– Мой муж тоже не умеет. Однако он так очарователен, что я прощаю ему этот недостаток.

Смех.

«До чего же приятное общество», – подумал Николас, удивляясь себе. В его жизни было так мало смеха!

– Сегодня чудесное утро. Не хочется проводить его взаперти, – объявил он. – Могу я попросить мисс Лафонтен прогуляться со мной в парке?

– Каком именно? – строго спросил Райдер.

– В Гайд-парке, сэр. Меня ждет экипаж. Я нанял его, поскольку те, что остались в Уайверли-Чейз, одряхлели еще в прошлом веке.

– Как вы сказали? – оживился Грейсон. – Уайверли-Чейз? Какое поразительное название. Мне хотелось бы узнать его историю. Это ваше фамильное поместье?

Николас кивнул.

Розалинда поняла, что в мозгу Грейсона уже складывается повесть о Уайверли-Чейз, и поспешно сказала:

– Насколько мне известно, сегодня утром устраивается небольшая ярмарка картин неизвестных художников. Может, его светлости будет угодно посетить эту ярмарку?

– Да, и я буду вас сопровождать, – обрадовался Грейсон.

Розалинде очень хотелось влепить ему затрещину. Но поскольку из него все-таки выйдет лучший опекун, чем из тети Софи или дяди Райдера, она обреченно кивнула:

– Разумеется.

Райдер Шербрук, поняв, что нет никакой надежды, отговорить воспитанницу, тоже кивнул.

День для английской весны выдался воистину редким: ярко-голубое небо, легкий ветерок, приносящий сладкие ароматы первых цветов, теплое солнышко, – словом, погода, вызывающая слезы умиления на глазах не избалованных ясными деньками англичан. Троица узнала, что небольшая ярмарка устраивается в одном из уголков Гайд-парка, и направилась туда.

Здесь уже гуляли сотни людей, время от времени они останавливались перед лотками с едой и напитками или картинами художников. Многие сидели на траве и смотрели выступления жонглеров и мимов. Повсюду слышался смех. Иногда даже затевались шуточные кулачные бои, особенно когда участники перебирали эля. Здесь же шныряли карманники, ловко обчищавшие зазевавшихся простаков.

– Сегодня здесь больше еды, чем художников, – заметил Николас.

– И напитков, – добавил Грейсон и, неожиданно остановившись, уставился в пространство.

– О, теперь и я вижу, – покачала головой Розалинда. – Книжные развалы!

Грейсон смотрел на книги с видом изголодавшейся дворняжки. Розалинда, наконец-то получив относительную свободу, приподнялась на носочки и поцеловала его в щеку.

– Иди уж. С лордом Маунтджоем я буду в полной безопасности. Ничего с нами не случится.

Николас широко улыбнулся и поспешил заверить:

– Клянусь охранять Розалинду ценой собственной жизни.

Нерешительно помявшись, Грейсон исчез со скоростью метеора.

– Он может двигаться очень быстро, если стремится к цели, – пояснила Розалинда.

Николас долго смотрел в ее запрокинутое лицо:

– Почему вы считаете, что со мной будете в полной безопасности?

Она улыбнулась в ответ.

– По правде говоря, я в полной безопасности сама по себе. Как и вы, полагаю. А если вздумаете позволить себе вольности, очень об этом пожалеете. Я, как вам известно, очень сильна. И коварна.

– А если вы позволите себе вольничать со мной? Что мне тогда делать?

– Наверное, попросить меня спеть. Это отвлечет меня от всяческих вольностей.

Он не выдержал и засмеялся.

– Это его страсть, – продолжала Розалинда, глядя вслед Грейсону, который прокладывал дорогу через толпу подвыпивших военных, громогласно оравших непристойные куплеты. – Грейсон невероятно талантлив. Он еще в детстве рассказывал бесконечные истории о привидениях.