Страница 29 из 142
При всех этих благоприятствующих обстоятельствах вече составило договорную грамоту с королем Казимиром, Она была составлена по образцу древних договорных грамот Великого Новгорода со своими князьями и отличалась от прежних только некоторыми подробностями; так, например; нет правила об охоте и рыбной ловле и о медоварении для князя; не упоминается о даре своему новому господину, который давался прежним князьям; не говорится о мытах торговых, о которых условливались в прежних грамотах; отношения определяются общим выражением: "послам и гостям путь чист по Литовской Земле и по Новгородской , Новгород обеспечивает свободу своей религии и Церкви. Предоставлялось королю право держать наместника на Городище, но с тем, чтоб наместник был веры греческой; при нем мог быть тиун и дворецкий, и дружина, — в этой дружине не должно быть более пятидесяти человек. Королю не дозволялось строить костелов в Новгородской Земле. Ничего не говорится об отношениях владыки к литовскому митрополиту; напротив, сделан оговор: "а где будет нам Великому Новгороду любо в своем православном христианстве, ту мы владыку поставим по своей воле". Таким образом, оставлялась возможность ставить владыку и у московского митрополита, и у восточных патриархов Церковь новгородская приобретала ту независимость, какой домогалась давно, стараясь отложиться от зависимости московскому митрополиту. Предмет, которым подробно занимается грамота, —- судное дело и доходы, предоставляемые новому господину. Суд остается на прежних основаниях: наместинику Казимира предоставлялся суд с посадником на владычнем дворе, не вступаясь в суды тысячского и владыки в монастырские суды. Доход в волостях составляли: за проезжий суд пошлины, собираемые по разным пригородам известной суммой, разной в различных пригородах. Новгород предоставлял Казимиру часть Волоцкой и Новоторжской полостей, где исстари князья держали своих тиунов, и, сверх того, также особый побор под именем черной куны в волостях порубежных Литве: Ржеве, Великих Луках, Холмовском погосте и также в некоторых местах (Молвотицах, Жабне, Мореве, Лопатицах, Буицах) определенное число куницами, белками и рублями. Вообще из этого договора видно, как мало развивались в Новгороде политичесвкие понятия, когда, вступая в новую сферу политического существования, он не мог ничем более обеспечить свою самостоятельность как только прежними условиями. Казимир обязывался помогать Новгороду против московского князя, а Новгород обещал однажды собрать черный бор со всей Новгородской волости в благодарность.
С этим договором поехали к Казимиру: сын Марфы, Димитрий, Афанасий Астафьевич, бывший посадник, и от всех пяти концов по одному житому человеку[33]
Дошло известие о таком повороте дела до Ивана Васильевича, Он не изменил своему хладнокровному спокойствию и наружной кротости, не пришел в ярость, но отправил в Новгород послов с ласковыми убеждениями; он не грозил даже войной. Он напоминал Новгороду, что от дедов и прадедов, от Рюрика до сего дня, Новгород знал один княжеский род. "Вы не были ни за каким королем, — говорил посол от имени великого князя, — и за великим князем литовским вы не были, как и Земля ваша стала; а ныне от христианства отступаете к латинству, через крестное целование; а я, князь великий, не чиню над вами никакого насилия, не налагаю на вас никаких тягостей выше того, что было при отце моем, великом князе Василии Васильевиче, при деде же и при прадеде, и при всех великих князьях рода нашего; но еще хочу жаловать вас, свою отчину". Вместе с ласковым и кротким словом великого князя прочитана была на вече увещательная грамота Филиппа. В ней излагалось все последнее дело Новгорода с великим князем, вспоминались два посольства новгородские, восхвалялись справедливость и милосердие великого князя, потом говорилось: "Ныне, сыны мои, дошло до моего слуха, и очень удивляюсь я тому, что в ваши сердца входят неподобныя мысли; вы оставляете жалованье великаго князя, господина и сына моего; отступаете от своего господина, отчича и дедича, от христианскаго господаря русскаго; забываете свою старину и обычаи, и приступаете к чужому латинскому государю-королю; — недобрые люди возмущают вас, говорят: великий князь поднимает на вас Псков и хочет на вас войной идти. Это, дети, враг-диавол вкладывает неподобное в сердца человека, не хотя роду человеческому добра, а желая ему погибели. Господин мой и сын, князь великий, посылал своего посла во Псков, не чая вашего челобитья, а как вы послали с челобитьем, так с того часу и жалованье господина великаго князя пошло, и вперед по вашему челобитью и исправлению жалованье вам будет. Не соблазняйтесь же, дети; помните, дети, апостольское слово: братие, бога бойтеся, а князя чтите, — Божий бо слуга есть. Разумейте, дети: царствующий град Константинополь и церкви Божий непоколебимо стояли, пока благочестие в нем сияло как солнце. А как оставил истину, да соединился царь и патриарх Иосиф с латиною, да подписался папе золота ради, так и скончал безгодпо свой живот патриарх, и Царьград впал в руги поганых турок. А вы разве не чаете Божия гнева? Сколько лет ваши пращуры и прапращуры, и прадеды, и деды, и отцы старины держались и неотступно великих русских государей; а вы на конце последняго времени, когда бы надобно душу спасать в православии, все оставя, да за латинскаго государя закладываетесь. Разве не знаете бо-жественнаго писания, как святыми отцами заповедано, чтоб с латниой не иметь общения? Я знаю, что вы горазды сами божественное писание разуметь, а так делаете!"
Люди степенные, богатые, бояре, расчувствовались от этих увещаний. Не надобно преступать крестнаго целования — стали говорить они. Но Марфа Борецкая и ее дети и приверженцы, — говорит московский летописец, —- не хотели слышать этих речей: они уже подготовили партию черного народа. Словно скоты, — говорит тот же враждебный летописец, — смерды, убийцы, шильники, мужики без-именитые, разума не имеющие, умеющие только кричать да рычать, как бессловесные животные, пересилили их. Звонили в колокола, кричали, вопили: "Мы не отчина московскаго князя! Великий Новгород — вольная от века Земля! Великий Новгород сам себе государь! Хотим за короля Казимира!"
И послы великокняжеские возвратились со срамом.
Уже тогда Новгород так далеко зашел, что ворочаться было невозможно; послы уже отправились к Казимиру, а, может быть, в то время и воротились назад с успешным окончанием дела; примириться с великим князем значило навести на себя гнев и войну от Казимира; а между тем, не было покойного ручательства, чтоб московский государь не продолжал дела своих отцов и не уничтожил окончательно новгородскую свободу.
Прежнее терпение и спокойствие Ивана Васильевича не изменилось и при новых неприятных вестях. Он с видимым соболезнованием пригласил мать свою, митрополита Филиппа и бояр, и говорил, что против его воли вынужден исполнить мысль свою над новгородцами. Чтоб придать еще более вида своей справедливости, великий князь разослал звать свою братию, всех епископов и бояр на совет. Он не спешил войной, показывал вид, что желает, чтоб дело обошлось без войны, — чтоб новгородцы одумались; что он ничего от них не требует, кроме старины, и послал еще в конце марта посла — Ивана Федоровича Товаркова, с такими же, как и прежде, кроткими увещаниями. "Не отступай, моя отчина, от православия", — говорил от имени великого князя Товарков, — изгоните из сердца своего лихую мысль; не приставайте к латинству; исправьтесь и бейте мне челом, а я буду вас жаловать и в старине держать". Со своей стороны, и митрополит послал еще одно увещание, в духе прежнего. В нем, между прочим, было сказано:
"Многое лютое и неутолимое предстоит в таком начинании, чтоб, оставивши новый закон благочестия и спасенной заповеди жнваго Бога, приступить к латинству; все прельщенныя души взыщутся от руки Господа Вседержителя на тех богоотступниках, начинающих вводить богоотметную ересь древних еретиков каруловых в великое благочестие ваших земель даже до онаго Формоаса , последовавшаго им, папы римскаго, ереси, в которой до сих пор пребывает латинь и все их папы римские четверовластно держа святую Троицу, глаголюще не токмо от отца Дух святый исходят, но и от Сына, Духа, яко раболепна Духа Святаго глаголют и опресночная служат, и субботу хранят, и постятся в ню, яко жидови, и водою кропятся по вся дни, тем же обычаем жидовским". Обращаясь к духовенству новгородскому, митрополит говорил: А ты, сыну Феофиле, нареченный во владычество, и вы, архимандриты и честнейшие игумены, и всех семи соборов священники! Накажите своих детей духовных от велика до мала, укрепляйте их в вере православия, берегучи единородных и безсмертпых их душ от сетей ловца, многословнаго змия диавола, яко да не ввалят в стромины покровенных оных глубоких ям бесовских, ни увязнут в сетях лукаваго прельщением латинских ересей... А вы, старые посадники новгородские и тысячские, и бояре, и купцы, старшие младых понакажите, и вщипите лихих от злаго начинания, чтоб не было латинам похвалы на веру православных людей". Эти увещания, казалось, пришли кстати. Призванный из Литвы князь Михайло Олель-ковнч уехал из Новгорода 15-го марта. Перед тем умер брат его. князь киевский Симеон, и Казимир посягал уничтожить киевское княжение и поставить в Киеве воеводу. Князь Михаил поспешил в Киев — удерживать свое наследие, и надеялся заступить место брата. В свое четырехмесячное пребывание он вовсе не расположил к себе новгородцев; много было от его дружины неприятностей; дорого стоило Новгороду содержание таких гостей: надобно было всем доставлять корм и давать подарки; и всем они были недовольны; наконец, уходя из Новгорода, они шли по новгородской волости как неприятели; в Русе силой брали оброки, грабили и делали насилия по новгородским селам вплоть до самого рубежа. Таким образом, помощь, ожидаемая от короля, едва ли в то время могла представляться новгородцам в привлекательном виде. Однако, партия Борецких успела eine раз пересилить противную. Вероятно, король, отправляя послов назад, надавал им много лестных обещаний.
33
Памфил Селифонгович, Кирило Иванович, Яким Яковлевич, Яков Зиновьевич, Степан Григорьевич (Акт. Геогр. Арх. Эксп . I, 62).