Зона риска

Андрей кивнул. Да, такие ему знакомы. Откуда-то они вынырнули в последние годы. Может, на фоне упрощения, в хорошем смысле слова, отношений между людьми? А может, и в связи с так называемой акселерацией, одной из сторон которой является быстрое физиологическое созревание? Трудно сказать, откуда все это прорисовалось, но и ему случалось сталкиваться с чем-то подобным. Не успел поселиться в гостинице большого города — звонок по телефону, мелодичный голосок произносит тщательно подготовленную первую фразу: «Я не ошиблась, вы тот, кто мне нужен?» Главное, чтобы голосок был наивным и доверительным... Все остальное — дело техники: где увидимся, я в синей куртке, в в руке у меня будут цветы для вас, не знаю какие, я новичок в вашем городе, понял, продаются в киоске вестибюля, а вы, значит, в джинсах и с пакетом от «Кента»... Девочки ни на что не претендуют, они даже гордятся «современным» стилем. Случайно встретились, ужин в ресторане, без переживаний разойдемся...

— Вы-то откуда знаете ту девицу? — спросил Андрей.

— Все по порядку... Ваш журналист в поисках темы забрел на заседание депутатской комиссии по трудоустройству при райсовете, там как раз пытались усовестить, как вы сказали, девицу и в пятый раз устроить на работу. Наша героиня раскрыла перед журналистом душу...

— Автор этого материала — женщина, — перебил Андрей.

— Какая разница, — досадливо поморщился Ревмир Иванович, — важно, что материал был опубликован. Юная особа почувствовала себя в зените славы — как же, о ней газеты пишут. Родители ее в отчаянии, а те, кто ею занимался, — в гневе. Зачем?

— Что «зачем»? — не понял Андрей.

— Придавать благородные оттенки элементарной плесени? Как же, «больше доверяй себе», Маша! Так заканчивался материальчик. Чему доверять-то? Блуждает в трех соснах, самомнения на рубль, а... Сказал бы, да боюсь, разобидитесь.

— Отчего же? — без энтузиазма откликнулся Андрей. — К сожалению, бывает и так. Наша журналистка действовала из лучших побуждений...

— А кому интересны ее побуждения? — хмуро сказал Ревмир Иванович. — Важно, к чему они привели. Наша «сложная натура» познакомилась с одним гражданином, любителем кутнуть, и под застольный шумок сперла, простите за терминологию, важный документ. На следующий день пришла в гостиницу, а тот товарищ в отчаянии, конечно. Она этак мило щебечет: «Дорогой, не надо паниковать, это вот, смотри, папочка от твоих драгоценных бумаг, пятьсот рублей на бочку, я звоню, и их доставляют в целости». Не вышло, конечно. Товарищ — дверь на ключ, ключ в карман и звонок нам...

— В редакции знают? — после паузы спросил Андрей.

— Мы сообщили. Естественно, наш отклик под рубрикой «По следам наших выступлений» опубликован не был.

Андрей попросил Ревмира Ивановича не сердиться, в каждой работе бывают проколы. Жаль, конечно, что так получилось. Но в редакции работают живые люди, а при подготовке материалов субъективизм практически неизбежен. Вообще он, Андрей, не завидует автору очерка. И хорошо бы Ревмиру Ивановичу выступить у них в редакции.

— Выздоровеете, организуйте такую встречу. Я своих коллег приглашу. У них есть немало любопытных наблюдений.

— Обязательно! — загорелся Андрей. — Только когда это будет!

— Скоро, — пообещал Ревмир Иванович, будто от него одного это зависело.

— А вы неспроста мне все это изложили. — Андрей внимательно посмотрел на Ревмира Ивановича. В самом деле, зачем понадобилось следователю рассказать о случае, не очень украшающем их редакцию?

— Да нет, не ищите тайных причин, Андрей Павлович. Каждый не прочь поговорить о том, что болит. А сейчас многих беспокоят подростки. Насколько я помню, вы в последние месяцы занимались изучением этой проблемы?

— Было у меня такое задание редактора, — подтвердил Андрей.

— Хотели написать материал?

— Угадали.

— А вам не приходило в голову, что это редакционное поручение и нападение на вас как-то взаимосвязаны?

Андрей замялся. Он и сам об этом думал. Однако связи просматривались неясно, уверенности не было, и он не стал говорить о своих догадках следователю — разве сложно бросить тень на ни в чем не повинных людей? Тем более что люди эти — Елка и Мишка — стали за последнее время ему небезразличными. Конечно, они не способны ни на какую пакость — в этом сомневаться не приходится. Ребята очень приличные, и Андрей в глубине души радовался, что их представления о жизни начали меняться. Как это Елка однажды сказала: «Я и не представляла раньше, что можно с таким нетерпением ждать следующего дня...» Бар «Вечерний» перестал быть вожделенным местом встреч, и — неслыханно! — они стали пропускать «комки» на «пятаке». Мишка настолько «зауважал», как он признался в том Андрею, Тоню Привалову, что стал советоваться с нею по самым неожиданным поводам. Не скрывал и того, что отношения его со старшим братом становятся все более и более враждебными, даже пришлось как-то сбежать на ночь глядя из дома, иначе Десятник пришиб бы.

Были, правда, кое-какие странности... Анонимки, телефонный звонок, например...

— Вы сейчас, Андрей Павлович, вспомнили об анонимных письмах, — прервал его размышления Ревмир Иванович.

— Точно, — подтвердил Андрей, он перестал уже удивляться проницательности следователя.

— Почему вы о них ничего не сказали мне раньше?

— Не придал значения, — чистосердечно признался Андрей. — Знаете, к сожалению, редко встречается активно выступающий в прессе журналист, на которого не писались бы анонимки.

Он объяснил:

— Когда готовишь критическое выступление, его будущие «герои» обычно понимают, в каком тоне будет выдержан материал. И стараются нанести упреждающий удар. Сообщают в редакцию, что корреспондент не разобрался, не вник, не встретился, скандалил в ресторане, привел к себе в гостиничный номер девицу и так далее.

— Такие письма проверяются?

— Иногда да, иногда нет. Все зависит от конкретных обстоятельств.

— Вам за вредность молоко не выдают? — шутливо поинтересовался Ревмир Иванович.

Андрей развел руками:

— Такая у нас работа.

Анонимка пришла в редакцию вскоре после того, как Андрей вплотную занялся Оборонной. В грязных, мерзких выражениях в ней сообщалось о том, что журналист Андрей Крылов ведет себя аморально, сожительствует с некой Анчишкиной, пьет с нею и ее дружками-хулиганами в баре «Вечернем», подает дурной пример молодежи, тем более что Анчишкина промышляет спекуляцией, а Крылов доставляет ей шмотки из своих заграничных поездок. «Просим оградить нас от тлетворного влияния таких, с позволения сказать, журналистов!» — с пафосом восклицал автор (или авторы) анонимки, написанной ровным, спокойным почерком на страничке из ученической тетрадки в клеточку. «Первоклассная мерзость», — прокомментировал Главный. Страничку из тетрадки он держал двумя пальцами брезгливо отдалив от себя, словно из боязни заразиться. «Кто она такая, эта Анчишкина?» — поинтересовался. «Елка, — сказал Андрей. — По характеру очень похожа на Анжелику, которая прислала письмо в редакцию. с него все и началось». — «Понятно. — Редактор произнес это так, словно и в самом деле объяснение Андрея что-то прояснило. Он недолго пошагал из угла в угол своего прямоугольного, выдержанного в современном стиле (пластик, ковролит, геометрические светильники) кабинета, остановился точно против Андрея.

— Слушай, а ты случайно не...

— Не... — поморщившись, ответил Андрей и вынырнул из мягкого, обволакивающего кресла. — Я пошел..

— Я должен был задать этот дурацкий вопрос.

Андрей с удовлетворением уловил в тоне Главного извинительные нотки.

Редактор бросил косой взгляд на анонимку.

— Что мне с нею делать? Черт-те .что: один в бар ходит, а другой за него отдувайся.

— Сходи и ты, — посоветовал Андрей язвительно. — Много там интересного увидишь.

— Ты как поступил бы с этой пакостью, будь на моем месте? — Редактору хотелось, чтобы Андрей сам себе вынес приговор.

— Я на твоем месте никогда не буду. — Андрей произнес это вполне искренне.