Страница 2 из 7
Ошарашенный Бурун вылетел из колодок, ухватился за фонарную решётку и, боясь опустить ноги, словно летучая мышь, повис под потолком. Пароходик подбросило.
— Кажется, начинает покачивать, — заметил в рубке молодой штурман Безветриков, по прозвищу Тютелька в тютельку, который любил необыкновенную точность. — Полбалла есть!
— Да, вы правы: на балл меньше или на балл больше! — согласился штурман Ветерков, по прозванию Милей больше, милей меньше.
— Магнитит! — рассуждал боцман, качаясь взад и вперёд.
В это время сбоку открылась дверь машинного отделения.
— Ты что это раскачиваешь судно? — удивился машинист Мишкин.
— Магнитит! — показал глазами на палубу Бурун.
— Да ну? — ещё больше удивился Мишкин.
Он нагнулся, приложил к палубе большой палец, и на нём оттиснулся толстый слой краски. «Магнитит», — усмехнулся Мишкин и закрыл дверь.
Бурун косо посмотрел вниз, приподнял пятку, припомнил свой сон… Потом раскачался и, разжав пальцы, пролетел через весь коридор. Он ещё раз осмотрел палубу и опустился на ступеньки.
А в десяти шагах от коридора, на краешке трюма, дремал Солнышкин. Над ним светили южные звёзды, а из его рук всё уходили к Антарктиде цветные корабли.
НУЖНО ЗАКАЛЯТЬСЯ, ПЕРЧИКОВ!
Солнышкин проснулся оттого, что кто-то больно ухватил его за щеку и тянул неизвестно куда. Он завертелся от боли. К щеке присохла кисть, которую он дёргал то вниз, то вверх.
Солнышкин скатился к умывальнику и, пока спала команда, усердно оттирал краску.
Когда захлопали двери кают, он вышел в коридор.
У машинного отделения Бурун показывал Федькину и Петькину то на потолок, то на палубу, к которой примагнитились его колодки, и рассказывал приключившуюся с ним историю.
— Неужели во сне? — спрашивал Петькин.
— Сам удивляюсь! — говорил боцман.
— А Солнышкин? — поинтересовался Федькин.
— Солнышкин! — воскликнул Бурун. — Да он спал, как килька в банке!
Солнышкин был доволен. Он сдерживал смех и думал, что бы сделать ещё такое неожиданное и приятное.
— Ха-ха! — хлопнул он себя по лбу и посмотрел на каюту Робинзона. — Пока старик моется, наведу у него порядок!
Он взялся за ручку, но кто-то тронул его за плечо:
— Доброе утро, Солнышкин! — За спиной у него стояла Марина.
— Доброе утро! — сказал Солнышкин и сунул руку в карман.
— Ну, что ж ты стал? — улыбнулась Марина. — Ведь вместе будет быстрей!
— Быстрей! — кивнул Солнышкин и приоткрыл дверь. В лицо ему едва не порхнуло полотенце.
В каюте было ветрено и свежо. Робинзон любил песни морского ветра — и иллюминатор был распахнут настежь. Койка была строго заправлена, и от зари уголок подушки светился, будто ломтик арбуза.
— Морской порядок! — сказал Солнышкин. — И хозяина уже нет.
— А хозяин смотрит, скоро ли появится Антарктида, — сказала Марина, выглянув в иллюминатор.
Робинзон стоял на палубе у борта и смотрел в подзорную трубу, будто искал что-то на горизонте.
— Ну, до Антарктиды далеко! — возразил Солнышкин. — Впереди ещё Жюлькипур!
— Далеко, а кое-кто к встрече с ней готовится сейчас. Вон у Пионерчикова вся каюта завалена книгами про Антарктиду, — сказала Марина. — Правда, нам это ни к чему. Мы ведь новые земли открывать не собираемся. Нам бы доставить груз — и домой.
Но Солнышкин нахмурился: ничего себе! Штурману Пионерчикову книги к чему, а Солнышкину ни к чему?
Минуты и секунды не шли, а летели, как брызги из шланга. Полдня Солнышкин то и дело бегал мимо книжного шкафа, в котором стояли тяжёлые тома энциклопедии.
Он притащил в каюту столько книг об Антарктиде, что Перчиков поёжился, как от холода.
— Ты это что? — спросил он, оторвавшись от радиоприёмника.
Но Солнышкин плюхнулся на койку и открыл том, на боку которого золотом была оттиснута яркая буква «А». Через секунду он уже не слышал ни рокота волн, ни гула машины. Солнышкин шагал по сверкающей Антарктиде среди льдов и пингвинов, и перед ним открывались новые земли. Земля Перчикова. Земля Робинзона. Названия старых земель ему нравились не всегда. Подумаешь, Земля Королевы Мод! Уж лучше бы Земля Марины! Никакая королева туда и носа не показывала, а Марина плывёт к настоящей Антарктиде на настоящем пароходе!
— Послушай, Солнышкин, нельзя ли потише? — сказал вдруг Перчиков, зашмыгав носом.
Под пальцами Солнышкина так летали страницы, что у Перчикова от ветра начался насморк. Солнышкин на минуту остановился, потом махнул рукой и сказал:
— Нужно закаляться, Перчиков! Впереди Антарктида!
Он захлопнул книгу и направился к шлюпочной палубе. Там, у шлюпки, лежали два увесистых болта, с которыми Солнышкин упражнялся каждое утро. Правда, Перчиков под насторожёнными взглядами Буруна то и дело язвительно замечал: «Ты бы прихватил что-нибудь потяжелее! Ну хотя бы боцманский якорь!» Но Солнышкин не обращал на это внимания. Он поднимал болты, бицепсы наливались под кожей, играли, как крупные антоновки, горячий ветер обдавал грудь, а сердце выстукивало: «Так держать, Солнышкин!» Но сейчас Солнышкин вдруг изменил курс: на корме к шуму волн примешивался быстрый лёгкий стук. Это у камбуза заядлые игроки начинали игру в домино.
БРИЛЛИАНТЫ, КОЛБАСНЫЕ, НЕБОСКРЁБЫ!
Артельщик парохода «Даёшь!» лежал на койке и радостно хихикал. Пароход приближался к Жюлькипуру, покачивая боками, словно их щекотала тёплая тропическая вода. А Стёпке казалось, что палуба подпрыгивает вместе с ним от восторга: тысяча топазов, тысяча алмазов, тысяча рубинов!
В руках артельщик держал потрёпанную книжку. Обложки у неё не было, первых страниц тоже. Но Стёпке они были совершенно ни к чему. Зато в тысяча первый раз он перечитывал одну и ту же страницу, и каждая буква на ней подмигивала ему, как драгоценный камень, а каждое слово позвякивало, как горсть золота.
«Там, в одном из кварталов, у самого Жюлькипурского храма пираты зарыли свою добычу — тысячу рубинов, тысячу алмазов, тысячу топазов». Стёпка ещё раз перечитал эту строчку, и в глазах у него сверкнули алмазные фонарики. На книгу упали лучи заката, и страница заиграла рубиновым светом.
— Тысяча рубинов! — воскликнул артельщик. — Да это же целая колбасная!
И буквы на странице взвизгнули, как тысяча сосисочных поросят.
— А почему колбасная? — спросил он сам себя и перевалился на другой бок так, что под ним хрустнула койка. — Какая колбасная? Тысяча колбасных! Тысяча небоскрёбов! Только бы добраться до Жюлькипура. — Он запустил пятерню под матрац, вытащил оттуда ванильный сухарь и перекусил его пополам. — А что мы сделаем с Перчиковым?-И он хрустнул новым сухарём. Сухари хрустели, как косточки. Артельщик вспоминал всех. — А, это вы, гражданин Моряков? А в чистильщики не хотите? Могу взять. Не хотите? Ходите безработным. — И он хрустнул ещё одним сухарём. — А-а, это вы, старый Робинзон? Вам очень подходит форма моего швейцара! Дайте только добраться до Жюлькипура! — Артельщик хрюкнул от удовольствия и, потянувшись, воскликнул: — Тысяча рубинов! Тысяча топазов! Тысяча алмазов!
«Даёшь!» приближался к тропикам, и в лицо артельщику дули тёплые ветры Жюлькипура.