Доверься, он твой

Не-ет, у нее с мозгами все в полном порядке, даже, может быть, в гораздо большем, чем у тех, кто считает себя абсолютно здоровым. Сенильные бляшки, говорите, доктор? Это они тормозят разум? Может, и тормозят, у кого ума мало.

А если это так, не пора ли кое-кого потревожить? У кого с умом тоже все в порядке? А уж в сообразительности, хитрости, ловкости равных поискать и не скоро найдешь. Кроме нее, конечно.

Ксения Демьяновна улыбнулась, вспоминая о прошлом лете. Конечно, решение пришло не спонтанно, не в тот момент, когда она спустила ноги с кровати, взяла мобильник из тумбочки и вышла из Дома. Она обдумала все, до мелочей. Построила точный план, чтобы ее Вечный Друг ничего не упустил.

И он, похоже, все делает так, как надо.

Они давно не говорили, но, услышав ее голос, он не удивился.

– Привет, Вечный Друг.

– А я только что собирался набрать твой номер, – услышала Ксения Демьяновна. Усмехнулась. Черт лукавый. – Да не ухмыляйся, не надо.

– Я улыбаюсь. От удовольствия, – сказала она.

– Да неужели! – воскликнул он. – А вообще-то так и должна – сиять от радости. Что заброшенный тобой Вечный Друг все еще жив.

– Я на самом деле рада, – сказала Ксения Демьяновна. – Ты не мог не заметить, что я появляюсь всегда вовремя. Когда нужна тебе.

– Сама не знаешь, как вовремя и как нужна. – Он вздохнул. Голос то рокотал, то снижался до шепота, хотя слов сказано немного. Он всегда умел играть интонацией.

– Знаю, – отозвалась она.

– Ты помнишь, какая дата приближается? – спросил он. – Роковой рубеж, если говорить точно.

– Да, – сказала она. – Восемнадцать.

– Как мы поступим? – спросил он. По дыханию, точнее, по тому, что его не было слышно, она догадалась: насторожился.

– Как поступим? – повторила она.

– Кстати, ты где сейчас? – перебил он ее.

– Для данного события это не важно, – ответила Ксения, поигрывая чехлом от мобильника. На нем, как всегда, болтался крошечный веер. Вещица, которую можно принять за брелок. На самом деле это был мобильник для немедленной связи с Вечным Другом. Однажды он настоял, чтобы она взяла его.

– Ладно, – сказал он. – Главное, ты сама догадалась мне позвонить. Обнадеживает.

– Вообще-то я звоню тебе по другой причине. То есть в какой-то мере и по этой. Но главное – не она.

– Говори. Я сделаю все, ты знаешь.

– Нужен муж, – сказала Ксения Демьяновна ровным голосом.

– Давно готов, – быстро ответил он.

– Ты не годишься, – рассмеялась она.

– До сих пор? – Нарочито шумный вздох.

– Я не гожусь. И никогда не годилась на роль жены. По крайней мере твоей, мой Вечный Друг. Но если серьезно, ты можешь меня выслушать?

– А ты как думаешь?

– Думаю, – сказала она.

– Мы можем встретиться?

– Нет, – ответила она.

– Ладно. Говори, какой нужен.

Она рассмеялась, но иначе. Облегченно.

– Надежный. Верный. Понимающий и любящий.

– Гм... – ответил он односложно.

– Да есть, есть такие, – с несвойственной ей горячностью настаивала Ксения Демьяновна.

Они говорили недолго: она давно научилась формулировать мысли, а он – понимать ее с полуслова.

– А еще что? – спросил он.

– Думаешь, этого мало?

– При твоем размахе – сущий мизер. Говори, что еще.

– Тогда... Нужен успех.

– Неслабо, – фыркнул он.

– Да нет, – сказала она. – Успех подготовлен, его нужно об-ра-мить. – Она засмеялась.

– Принято. Мне нравится, как ты говоришь. Ты не изменилась.

«А вот тут ты ошибаешься, мой Вечный Друг, – вздохнула Ксения, опуская аппарат в карман пижамы. – Изменилась, да еще как». Дело не в болезни, которая вытолкала ее из Москвы сюда, на берег еще робкой Камы – к самым истокам, а в том, что произошло в ее мозгах.

Да, в мозгах, даже не в голове, а именно в них. Кто бы мог подумать, что женщина во цвете лет, профессор-этнограф Ксения Демьяновна Улановская-Веселова, получит диагноз, который ставят ветхой старушонке! Душа не соглашалась. Неужели, думала Ксения, ее прегрешения так необъятны, что наказание за них столь сурово? А если на самом деле причина в том, что она виновата, тогда она должна искупить свою вину. Она знает, перед кем. Сначала перед Катериной.

Сейчас, мысленно вернувшись в прошлое лето, она испытывала что-то похожее на гордость за себя. Она кое-что сделала и была довольна собой. Предстояло довести до конца весь план. Кстати, исполнитель очень увлекся.

Она посмотрела на часы. Скоро полночь. Если все так, как она думает, то Катерине должны вот-вот позвонить – вчера, сегодня, завтра. А она позвонит ли сюда, встревоженная? Она поморщилась. Лишняя тревога, да... Но иначе не закрутятся колеса машины, которая примчит дочь к успеху. К нему теперь пешком не ходят, жизни не хватит. Времена Ломоносова прошли.

Наконец Ксения Демьяновна заснула.

Утром, у дверей в столовую, ее окликнула сестра Мария:

– Ксения, звонила дочь.

– Когда? – быстро спросила она.

– Когда вы поехали к куклам. Я сказала, что с тобой все хорошо.

Ксения кивнула:

– Благодарю, сестра.

5

Катерина сидела на диване, нажимала на кнопки пульта. На экране телевизора прыгала чужая жизнь. Люди, события, не имеющие к ней никакого отношения. Как и само занятие. Но в компьютер она не могла смотреть, опасаясь, что в тревоге нажмет не то и ей станет еще хуже.

Она пыталась отвлечься, успокоить себя. Конечно, если доктор Верхотин повез всю компанию в кукольный театр, то все не так плохо, в сотый раз твердила она себе.

Скорее бы прошла ночь, торопила она время. Вот если бы поехала к Вадиму, то она бы пролетела в один миг.

«Куда?» – ахнула Катерина. Эта мысль прилетела с экрана, не иначе, где в страстных объятиях душили друг друга двое.

С какой стати ей ехать к Вадиму! Свои проблемы каждый решает сам, разве не это ее главный принцип с некоторых пор?

Чтобы избавиться от глупых мыслей, Катерина выключила телевизор и решила лечь спать. Может, выпить от бессонницы? У матери что-то было, думала она, направляясь в кухню. Капли Морозова. Катерина выпила и легла.

Но сна ни в одном глазу. С непривычки или из осторожности налила мало, или они на нее не действовали.

Она видела перед собой доктора Верхотина – большеголового мужчину с седым ежиком, который по цвету сливался с корой старых берез. Эти березы в компании с елками и соснами окружали усадьбу, в центре которой высится и ширится деревянный дом.

Доктор Верхотин, он же хозяин Дома на Каме, куда она отвезла мать, прежде работал в областной больнице, в отделении неврологии. Наблюдая страдающих болезнью Альцгеймера, их родных – несчастных людей, беспомощных перед этой, казалось бы, беспричинной болезнью, он решился изменить свою жизнь и их – тоже.

Катерина заметила, что деревенские родовые дома наследники все чаще используют для дела. Если, конечно, нет необходимости оставлять выросшим детям квартиру в городе, а самим уезжать в дедов дом, тем самым освобождая поле жизни для нового поколения.

В деревенских домах устраивают охотничьи и рыболовные базы, приюты для сборщиков ягод и грибов. Но доктор Верхотин удивил всех окрест: устроил лечебницу, которая по своей сути община для больных. Он не сам придумал этот вариант.

– Западные и американские доктора раньше нас поняли, что такие, как ваша матушка, нуждаются в общении с себе подобными. Им необходима компания своих людей.

Катерина кивала. Она и сама додумалась до этого, наблюдая за матерью. Не только додумалась, но и дочиталась. Она изучила работы по медицине и психологии, желая понять, что такое болезнь Альцгеймера на самом деле.

Доктор Верхотин привел дом в полный порядок, но при этом не потревожил ни один калиновый куст. За многие десятилетия кусты так сильно разрослись, что когда они в цвету, дома не видно, все белым-бело. А осенью красным-красно от ягод.

На севере дома строят иначе, чем в центральной полосе. Здесь под одной крышей и жилые комнаты, и сарай, и хлев, и сеновал. Только баня за пределами, на самом берегу реки. Чтобы окунуться после парилки.