Чужой муж

Наташа произнесла про себя это слово впервые, имея в виду Валентина. Она, собственно, не была уверена, что Пальчевского уже можно так называть, потому что не улавливала разницу между алкоголиком и пьяницей. И вникать в это не хотела.

В родне у них не было сильно пьющих. Так им повезло, как любила приговаривать мама. Даже Валерка, работающий в бизнесе и тусующийся среди склонных к употреблению алкоголя парней, спиртным не злоупотреблял.

— Сейчас завтракать будем. Я заканчиваю жарить оладьи, — сказала от плиты Любавина. — Ты уже умылась, Наташенька?

Как маленькой! Хотят удалить ее и наскоро между собой посоветоваться, что ей говорить, а что и утаить. Подумаешь, она уйдет. Конспираторы хреновы!

Наташа удивилась собственным мыслям: чего это вдруг ей ругаться захотелось? Она прежде вообще таких слов не употребляла. Даже мысленно.

Но, как бы там ни было, от двери она напоказ отошла быстро, но едва скрылась с их глаз, как тут же будто споткнулась. Остановилась и даже наклонилась, будто заколку выронила, — на случай, если кто-то из «заговорщиков» захотел бы выглянуть в коридор. Жаль, на домашнем тапке нет шнурков, а то она притворилась бы, что один из них завязывает.

Отправили ее умываться? А вот фиг вам! Не в детском саду, чтобы делать это по два раза.

— Валентину вашему, думаю, уже ничем не поможешь, — сказала Стася. — А Наташке навредим.

— Нет, Стася, вы не правы, — мягко сказал Любавин. — Пальчевского рано списывать со счетов. По-моему, он сейчас просто мстит всему свету по принципу: назло кондуктору возьму билет и пойду пешком. И потом, сколько он там пьет!

— Вот, вы сами сказали, только другими словами, что он просто инфантильный.

— Инфантильный? Нет, все не так просто… Еще полгода назад Валентин работал на фабрике главным механиком. А стал он главным в двадцать семь лет. И могу сказать как руководитель предприятия: лучшего главного я не видел… Не может человек настолько раздваиваться, чтобы в домашней обстановке быть диаметрально противоположным тому, каков он среди коллег. Скорее всего у него слишком уязвимая психика.

— Я читала, что люди, вышедшие из интернатов, в большинстве своем психически неустойчивы, — заметила Людмила.

— Неустойчивая психика! — фыркнула Стася. — Он не барышня и не подросток, чтобы о психике думать. Настоящего мужчину непросто сбить с пути. Сегодня он, выходит, главный механик, а завтра — алкаш? Не верю я в случайности. А теперь его еще и посадят. Вот вам и весь расклад.

— Психика у мужчин так же уязвима, как у женщин, — не согласилась Людмила. — Просто считается, что мужчина не должен этого показывать…

— Давайте не делать поспешных выводов насчет алкашей и прочего, — заговорил Любавин. — Возможно, я и сам кое в чем виноват. Не слишком хорошо проявил себя как руководитель, вовремя не вмешался… Обманчивым оказалось впечатление о нем как о человеке крепком. Ведь механиком он был от Бога, с рабочими находил общий язык. А если учесть, что кое-кто из них зону прошел… Такой авторитет, между прочим, дорогого стоит. Получилось, я разозлился на него. Он как бы меня подвел. Я же его в главмехи выдвинул, а он моего доверия не оправдал.

— Толя, что ты говоришь, — подала голос Любавина, — зачем взваливать на себя вину за то, в чем ты не виноват. Взрослому здоровому человеку вовсе не нужна нянька. А особенно в лице директора предприятия…

Наташа поняла, что разговор затягивается. А ей что же, так и стоять в коридоре, притворяясь, что она за чем-то там нагибается? Она повернулась и решительно пошла обратно.

— Вот что. Я все знаю. Можете не скрывать от меня подробности и не думать, будто нас так просто сбить с ног.

— Кого это нас? — испуганно взглянула на нее Стася.

— Нас с сыном. И знайте, никуда я не поеду, пока не выясню, что случилось и как Валентину можно помочь. И вообще не считайте меня тяжелобольной. Беременность не болезнь, а естественное состояние женщины.

Она села за стол, куда Людмила уже поставила тарелку с оладьями. Некоторое время на кухне царило молчание. Потом Любавина достала из холодильника вазочку со сметаной и сказала как ни в чем не бывало:

— Видите, какая у нас сметана. Ложка стоит. Тут недалеко, в частном секторе, наши знакомые корову купили. Хозяйка была моим парикмахером, а сейчас сама свою буренку доит и то творог делает, то сметану, то масло сбивает. У женщины талант открылся… И что интересно, ей нравится быть фермершей даже в нашем суровом климате…

Оладьи таяли во рту, сметана и в самом деле была превосходная, но Наташа, дав своим приятелям в полной мере насладиться хорошей кухней, опять повернула разговор в нужную сторону:

— Анатолий Васильевич, расскажите о Валентине все, что знаете. Я имею в виду не нынешний случай, а вообще.

Стася посмотрела на нее с недоумением, а Людмила — с пониманием. Но почему-то в этот момент Наташе их чувства были безразличны. Она просто отмечала про себя их реакцию, и все. Ну и что же, что она носит ребенка от человека, о котором почти ничего не знает. Мысль, которая прежде могла бы привести ее в ужас.

Неделю они прожили с Валентином вместе. И всю неделю они почти не разговаривали о своем прошлом. Наверное, оттого, что в нем у Валентина все еще присутствовала Тамара, а у Наташи — покойный муж, о котором деликатный Пальчевский предпочитал не упоминать.

Так случилось. Они еще немного стеснялись друг друга и этой ситуации, которая в момент превратила их, людей, прежде далеких — по крайней мере такая ситуация никому из них прежде не представлялась возможной, — в любовников, в мужчину и женщину, которым даже молчать вместе было приятно.

Итак, Наташа узнала, что Валентин сирота и что он рос в детском доме. Не от него узнала, ну и что же. А теперь вдруг ей понадобилось знать еще кое-что. Не могла она, как советовала Стася, просто взять и уехать, не узнав, кто он, отец ее ребенка. Что, если сын, подрастая, начнет спрашивать: «Мама, а каким был мой отец?» В книгах так всегда бывает. И что она расскажет?

— Ты, наверное, знаешь, Наташа, что Валентин служил на флоте…

Не знала она этого! Тамарка никогда о его службе не упоминала. Она вообще редко рассказывала о чем-то из жизни своего мужа, кроме того, что он тряпка и ничего без нее не может добиться!

— И что же, сотни тысяч молодых людей служили на флоте, — хмыкнула Стася.

Ей не нравилось, что Наташа опять заинтересовалась этим ничтожным человеком. И сейчас начнутся разговоры, которые ни к чему путному не приведут. Наверное, он отлично служил на флоте, но к чему говорить об этом сейчас? «Когда мы были молодые и чушь прекрасную несли!» Она мысленно передразнила хозяина дома. Вместо того чтобы измазать этого алкоголика черной краской, наши доброхоты сейчас начнут плести для него лавровый венок!

Однако Любавина непросто было сбить с мысли, потому он спокойно продолжил свой рассказ:

— Так вот, Пальчевский служил как раз в то время, когда развалился Союз и Россия с Украиной стали делить Черноморский флот…

— И он воспрепятствовал этой дележке? — Стася все никак не хотела угомониться.

— Можно сказать и так, — хозяин дома не повелся на ее тон, — по крайней мере на своем месте. Корабль, на котором служил Валентин, достался Украине, и потому команду стали склонять к тому, чтобы моряки принесли присягу Украине. Все подчинились. Кроме одного Валентина. Он сказал: «Я уже принес присягу России и считаю, что присягать дважды не имею права…»

— Ну и о чем это говорит? — невинно спросила Стася.

— О том, что Валентин даже в юном возрасте умел отстаивать свои позиции, а вовсе не плыть по течению, как абсолютное большинство. Кстати, в детском доме, о чем он рассказывал мне смеясь, у него кличка была Одинокий Волк. За то, что он не спешил шагать в ногу со всеми. Да, милая Стасенька, и не морщите ваш прекрасный носик. Отстаивать свое мнение и стиль поведения может далеко не каждый. Я совершенно уверен, что и в пьянку Валентин ударился по-своему. Он контролирует ситуацию и в случае необходимости может так же решительно бросить это неблаговидное занятие, как в нем погряз.