Чужой муж

— Вот послушай, что я думаю, — сказал он, принимаясь за десерт. — Через два месяца состоится второе слушание суда. Это будет начало марта. На другой же день мы идем в загс и подаем заявление…

— Ты делаешь мне предложение? — уточнила Наташа.

Вообще-то ей хотелось, чтобы такое важное событие не происходило между прочим и не выглядело таким образом, будто Наташе нужно только одно: регистрация! А какие чувства на это их подвигнули, вовсе не важно.

Что же это получается, он сравнивает ее со своей Тамарой? Думает, она ради штампа в паспорте удавится?!

Валентин не понимал, отчего между ними возникла эта натянутость, и тщетно пытался поймать Наташин взгляд.

— Я сказал что-то не то?

— А почему мы с тобой непременно должны регистрироваться? — спросила она. — И вообще за два месяца столько воды утечет.

Говорят, обычно людей раздражают в других собственные недостатки. Валентин тоже готов идти проторенным путем, и он тоже не боец. Быстренько-быстренько в загс, вот вам и новая семья!

— А что ты предлагаешь? — растерянно спросил он.

— Можно пожить гражданским браком.

— Нет, Наташа, я так не хочу, — жалобно протянул он. — Я хочу, чтобы мы с тобой вместе поехали в отпуск. Чтобы могли остановиться в любой гостинице как супружеская пара, никому ничего не объясняя. Я хочу… чтобы у нас с тобой были дети… Или ты не хочешь детей?

Он споткнулся об эту последнюю фразу, и Наташа теперь знала почему. Валентин, наверное, всегда хотел детей, и, уж конечно, будучи сам сиротой, хотел их именно в браке. Он мечтал, чтобы у него была полноценная семья.

Ну чего она вредничает? Видно же, что Валентин ее любит. Она хочет, чтобы он кричал об этом? Бился в стенку лбом?

— Я люблю тебя, Наташа. И понимаю, как тебе должно быть неприятно все то, что нашему будущему браку предшествует, но, знаешь, я верю, что время — лучший доктор. У нас с тобой все будет хорошо, вот увидишь!

Он встал, обошел стол с другой стороны и опустился на колени подле табурета, на котором она сидела.

— Наташенька, скажи, ты хочешь быть моей женой?

Она посмотрела в его глаза, которые стекла очков делали беспомощными, и сказала:

— Я трусиха. Я страшно боюсь загадывать. Давай ничего не говорить о браке до того, пока вас с Тамарой официально не разведут.

— Но ведь это все равно случится, — горячо сказал он, — нет такого закона, чтобы человека держать в браке насильно.

— Тем более что подождать надо совсем немного. Меньше двух месяцев.

— Одного месяца и трех недель!

— Тем более. А за это время мы как раз проверим свои чувства, хорошо?

— Хорошо, — с некоторым разочарованием кивнул он.

Ему хотелось от нее заверений и тоже признаний в любви, но Наташа никак не могла заставить себя это ему сказать.

Глава одиннадцатая

Наташа проводила Валентина на вокзал — он уезжал вместе с Жюлем.

Накануне Любавин позвонил ей в лабораторию, предложил поехать вместе — все же был рабочий день, — и Наташа согласилась.

Не стесняясь окружающих, Валентин поцеловал ее и обратился к Любавину:

— Анатолий Васильевич, увозите Рудину поскорей. Неделя — это вовсе не вечность, а всего семь дней.

— Математик ты наш! — улыбнулся Любавин и предложил Наташе руку. — Если семь дней не вечность, то почему поскорей? Боишься расплакаться? Пойдемте отсюда, Наталья Петровна. Не будем махать платками вслед поезду, нас здесь не поняли.

В машине Любавин взглянул на часы:

— О, уже половина пятого. Идите-ка вы домой, Наталья Петровна. До конца работы осталось полчаса. Нет смысла возвращаться на фабрику.

Он довез Наташу до дома и высадил у подъезда. Войдя, Наташа машинально проверила почтовый ящик — никто ей не писал, а потом поднялась на второй этаж и у своей двери полезла в сумочку за ключами.

Случайно бросила рассеянный взгляд на дверь и замерла от неожиданности: дверь была не просто не заперта, она оказалась даже неплотно притворена. Разве они с Валентином не закрыли ее на ключ? Неужели настолько были заняты друг другом и предстоящим расставанием?

Такое вполне могло случиться. Тогда почему Наташа медлит, боясь прикоснуться к дверной ручке, словно неизвестный злоумышленник подвел к ней ток?

Но не стоять же столбом перед собственной дверью, не решаясь зайти. Может, позвонить соседям, попросить, чтобы зашли вместе с ней?.. И стать посмешищем всего города! В конце концов, что может с ней случиться? Чай не в Чикаго живет.

Конечно, лучше бы она кого-нибудь позвала, потому что в ее квартире царил такой разгром, какой прежде она не смогла бы себе представить.

Весь хрусталь, вся дорогая посуда, которую Наташа покупала еще с покойным мужем, — все было разбито вдребезги.

Одежда, сброшенная на пол с полок шифоньера, повсюду валялась на полу, и погромщики, похоже, не стеснялись на нее наступать.

Наташа без сил оперлась о косяк. Что делать? Вызывать милицию? Но, судя по беглому осмотру, ничего из вещей не пропало. Скорее всего органы правопорядка не станут даже заводить дело. У них с кражами хлопот невпроворот, а тут — обычное хулиганство.

Возможно, у нее спросят, не подозревает ли она кого-нибудь. Подозреваю, скажет Наташа, это сделала женщина, у которой я увела мужа. Они пригласят Тамару, и выяснится, что она как раз в это время сидела на каком-нибудь совещании.

Пальчевская из мести наняла хулиганов? Но во-первых, это очень трудно доказать, а во-вторых, что бы вы делали на ее месте?

Теперь ей страшно было оставаться в своей квартире. Если незваные посетители так спокойно вскрыли оба замка — Наташа осмотрела дверь и не заметила следов взлома, — то что помешает им сделать это еще раз?

— Почему у тебя дверь нараспашку?

Эта простая фраза заставила Наташу подскочить на месте от страха. Она оглянулась. В коридоре стояла Тамара Пальчевская.

— Что молчишь? Дверь, говорю, надо закрывать, тут тебе не Америка.

Наташа опять не закрыла дверь? Оставила открытой на всякий случай. Вдруг придется убегать из собственной квартиры?

Тамара стояла и ждала ответа, и Наташа кивнула на разгром, внимательно следя за выражением лица Пальчевской.

— Ну и ну! Ты с кем-нибудь поссорилась?

Причем сказала тоном, в котором не прозвучало ни грана фальши.

«Поссорилась. С тобой», — чуть было не сказала Наташа. Но в последний момент передумала. Именно такого объяснения Тамара и ждет. Чтобы в ответ сделать круглые глаза и сказать: «Неужели ты подумала, что мне будет не лень все это крушить и ломать?»

— Послушай. — Наташа старалась говорить спокойно. — Зачем ты пришла? Полюбоваться?

— Не говори ерунды. Для начала я помогу тебе убрать это.

— Поможешь?! Ты мне уже помогла! Мать Тереза с жэдэ вокзала…

— Не поняла, почему ты кричишь? Разве прежде я не помогала тебе? Хотя бы въехать в это самое жилище. Расставить по местам мебель. Разве я не доставала машину? Не приводила грузчиков? Тогда почему ты удивляешься, что я хочу помочь подруге… прошу прощения, бывшей подруге в трудную минуту?

Не обращая внимания на отчужденность хозяйки, Тамара сняла шубу и повесила на вешалке в коридоре. Пристроила поближе к теплой батарее меховую шапку — намокла от снега — и пошла на кухню за веником и совком.

Она слишком часто прежде ходила в эту квартиру и чувствовала себя в ней как дома. Нашла большой полиэтиленовый мешок для мусора и стала складывать в него черепки и осколки. Наташа, опустив руки, понаблюдала за ней и принялась укладывать в шкаф выброшенную одежду. Через полчаса в квартире был наведен порядок.

Так же молча Тамара принесла из кухни большую салфетку, которую Наташа обычно использовала вместо скатерти на журнальный столик, нарезала хлеб, что-то достала из принесенного с собой пакета. В общем, когда Наташа, вымыв руки, вернулась в комнату, столик был накрыт как обычно, когда они вот так собирались поболтать, перемыть знакомым косточки.