Сезон клубники

Главврач почему-то разозлился, и я, чтобы его отвлечь, вернула разговор в прежнее русло:

– А чья версия, что я – жена шофера?

– Моя! – сказал он гордо. – Теперь могу признаться: на вас я заработал ящик коньяка!.. Уверен, Лев будет возмущаться, что я использовал свои кое-какие профессиональные знания. Но в споре этот пункт мы не оговаривали...

– А какие именно знания?

– Я утверждал, что последние сорок – пятьдесят минут водитель Решетняк не мог вести машину, так как пребывал в бессознательном состоянии.

– Ну и что же? Разве не могла его подменить просто попутчица?

– Попутчица вряд ли повела бы себя так самоотверженно. Она скорее всего просто бы сбежала, ну в крайнем случае позвонила бы в милицию. А если не хотела, чтобы ее допрашивали как свидетеля, вообще могла не позвонить. И не сбежала бы после того, как доставила пострадавшего в больницу... Я получил удовольствие, выстраивая эту логическую цепочку!

Всеволод Илларионович потер руки, а я подумала, что он по натуре романтик и скучает в селе, где происходит так мало волнующих душу событий. Конечно, как говорила медсестра Шура, преступность могла добраться и сюда, но вряд ли к нему на хирургический стол так уж часто попадали мужчины с огнестрельными ранениями...

– Извините, а не могла бы я повидать своего мужа?

Как ни хотелось мне прерывать разговорчивого врача, но сжигавшее меня нетерпение оказалось сильнее.

– Простите, – спохватился главврач и совсем по-мальчишески покраснел. – Действительно, растоковался! Но утереть нос профессионалу – что может быть слаще!.. Пойдемте, я провожу вас... Реанимационного отделения у нас пока нет, но свежеоперированные больные имеют отдельную палату.

Он открыл дверь палаты и сказал, точно мяч бросил в нее:

– Решетняк, к вам приехала жена!

Мой муж лежал на какой-то странной кровати с рычагами, которые, видимо, не только регулировали ее по высоте, но и давали возможность перемещать больного с минимумом неудобств для него.

Поскольку мне не приходилось быть в больнице лет десять, я приятно удивилась тому, как может оснащаться сельская медицина.

Не то чтобы я думала только о такой вот ерунде, глядя на бледного, заросшего щетиной мужа – он всегда брился до синевы, – просто такие мысли промелькнули у меня в голове, наверное, для того, чтобы смягчить шок, который я испытала при виде любимого мужа.

Правда, я отчего-то представляла себе его опутанным всевозможными проводами, как в американских фильмах, но к его раненой руке вел лишь тонкий проводок стоящей у кровати капельницы.

– Это вовсе не моя же... – удивленно пробормотал Артем.

Я обернулась на дверь как раз в тот момент, когда ее с обратной стороны закрывал ухмыляющийся главврач.

– И совсем не обязательно сообщать об этом всему свету! – строго сказала я своим обычным голосом.

– О Боже! – вырвалось у моего бедного мужа.

– Анекдот по случаю, – весело продолжала я. – Налогового инспектора спросили, как к нему обращаться. «Не знаю, – пожал он плечами, – но когда я куда-то прихожу, все говорят: “О Боже!”» Выходит, и обо мне тоже... Здравствуй, дорогой!

Я поцеловала мужа в колючую щеку. Сердце мое от волнения опять зачастило: «Господи, как же сильно я его люблю!»

– Где ты так долго пропадала? – сварливо поинтересовался Артем. – И что за молодежные тряпки на тебе надеты?

– На современном языке это называется не тряпки, а прикид. Я решила все время носить его, потому что теперь ко мне пристают двадцатилетние мальчики.

– Тебе же двадцать девять лет!

– Стыдно напоминать женщине о ее возрасте! – капризно протянула я своим уже освоенным юным голосом. – Ей столько лет, на сколько она выглядит... Ладно, Отелло, уже нахохлился, не понимаешь, что это маскхалат! Не обращай внимания... Как ты себя чувствуешь, любимый?

– Что значит, не обращай внимания?! Ты же похожа на девочку-студентку, а не на мать двоих детей!.. Кстати, я уже и забыл, что у тебя такие потрясающие ноги!

– Понятное дело. – Я не удержалась, чтобы его не кольнуть. – Небось у Зины ноги – с моими не сравнить!

– У какой Зины? – изумился Артем. – Послушай, ты уже второй раз называешь это имя!

Тьфу ты, я же ее сама придумала. Блондинку по имени Зина. Ну не смешно ли? Давала ведь себе слово больше никогда не вспоминать о словах Артема насчет его измен... Во множественном числе? Нет, это невыносимо!

– Что с тобой происходит? – продолжал допытываться муж, следя за переменами в моем лице.

– Ничего! – Меня уже было не удержать. – Это все из-за твоих девок!

– Моих девок? Ты имеешь в виду здешних медсестер? Тех, что подают мне утку?

– Тех девок, с которыми ты мне изменял!

Удивление в его глазах сменилось облегчением.

– Фу, а я уже стал думать бог знает что! Не иначе, у супруги крыша поехала. И ведь жалко. Тогда получается, мне одному детей на ноги поднимать.

– Прости! – повинилась я. – Но кто тебя тянул за язык признаваться в том, что ты мне изменял. Вон Танькин бывший, помнишь, как говорил: «Пока меня за ноги с бабы не стянут, ни за что не признаюсь!»

– Я не понял, ты приехала проведать тяжелораненого мужа или упрекать его в супружеской неверности?

– Во-первых, никакой ты не тяжелораненый. Пулю извлекли из мягких тканей. Просто крови много потерял...

– Просто! Конечно, когда не свое...

Я опять бросилась к мужу:

– Как же не свое! Еще какое свое! Темушка, родной, если бы ты знал, как я к тебе рвалась. Но пока рассчиталась с совхозом, пока навестила Лилию и отдала деньги ей...

– Что, ты рассчиталась с совхозом?

– А что, не надо было?

– Малыш, неужели тебе удалось обмануть этих волков?

– Вроде бы, – несколько смутилась я, услышав, сколько восторга в голосе Артема. Он смотрел на меня с нежностью, в лучах которой я готова была греться вечно. – Знаешь, для дела, когда мы с тобой приехали сюда, мне даже пришлось от тебя отречься. Сказать, что я просто попутчица. Иначе меня бы оставили здесь. Есть тут один мент, Лев Гаврилыч Могильный, так он непременно хотел со мной поговорить.

– Ты что же, получается, от милиции скрываешься? – обеспокоился Артем.

– Теперь уже нет. С долгами я рассчиталась. Если же у нас отберут наши деньги, все равно с голоду не умрем.

– Чего это их должны отбирать? – возмутился муж.

– Это я так, к примеру.

– А это твое мини сжечь! – ни с того ни с сего сказал он приказным тоном.

– Да ты знаешь, сколько оно стоит? Ты столько не зарабатываешь.

– Гражданка Решетняк, не хамите мужу.

– Не опережай события, – невесело пошутила я, – чувствую, мне еще предстоит терпеть такое обращение. В смысле – гражданка.

– Тогда мне нельзя здесь залеживаться! – Артем даже попытался встать.

– Лежи, горе мое! Ничего криминального, говорят, за мной нет. У Таньки милиционер знакомый, он узнавал...

Муж с подозрением посмотрел на меня:

– Белка, что ты успела натворить? Рассказывай все, как было, и не вздумай утаивать под предлогом, что меня нельзя волновать.

Я подтащила стул, на котором сидела, ближе к кровати и легонько прижалась к здоровому Темкиному плечу, чтобы в четвертый раз живописать произошедшие со мной события. С той лишь разницей, что рассказывать пришлось не обо всем, потому что Артем сам был очевидцем многих событий.

– Тебя санитарки перед тем на носилки положили и унесли, а я взглянула в окно: мамочки, они уже к крыльцу подходят!..

Кажется, он облегченно вздохнул лишь тогда, когда я рассказала об аварии, происшедшей на виадуке.

– А я еще удивился, что они на этой «девятке», по твоим словам, мчались как на пожар. Я же их прицепом так саданул! Небось и кузов треснул. На такой машине куда-то ехать... На что только не идут люди ради денег!

– Может, не только ради денег, – задумчиво проговорила я. – Говорили, Рафик этот больно самолюбивый. А согласиться с тем, что его перехитрила женщина, было, по-видимому, выше его сил...