Замуж - не напасть

Скрипнуло отодвигаемое кресло, стукнула входная дверь. Теперь Евгения уж лихорадочно скользила взглядом по кнопкам, в надежде это чудовище выключить, как в её уши ударил чей-то разъяренный рев.

— Ты! Сука! Долго будешь меня за лоха держать? Я твой заказ выполнил? А что имею, кроме обещаний!?

— Погоди, тезка, — придушенно отозвался зам. — Что ты сразу за горло? Я же тебе не отказываю! Десять штук отдал, а ты говоришь, ничего не получил…

— Десять! А где ещё двадцать?!

— Будут. Потерпи… Знаешь ведь, я сам в пролете.

— Знаю… с твоих слов! А тебе меня кинуть на ржавый гвоздь, как два пальца… Тебе доверять — себе дороже! Но запомни: я не Славик! В понедельник не отдашь — кончу!

Евгения смогла наконец отключить кабинет Петра Васильевича. Она откинулась в кресле и вытерла платком вспотевшие ладони.

И вспомнила услышанный прежде разговор зама с президентом фирмы — речь шла о десяти тысячах и, судя по всему, шеф считал эту сумму немалой. А для Петра Васильевича, выходит это мелочь? Что же дает ему такие деньги?

Сто тысяч он должен Рубену, двадцать какому-то тезке — Петру, значит. Скольких она ещё не знает?

Когда, в чем преступил закон президент фирмы? Возможно, это случилось лишь однажды — ей не хочется думать совсем уж плохо о Валентине, который всегда был ей симпатичен, как человек. Но даже, если это случилось однажды, Петру Васильевичу было вполне достаточно, чтобы вцепиться в него мертвой хваткой. Шантажисты — люди, всесторонне писателями описанные, так что у Евгении хватает читательского опыта, чтобы понять: зам от президента не отстанет! Теперь, обремененный строительством дома, требующего многих тысяч, и подельниками, которым он немало задолжал, Петр Васильевич и вовсе перестанет с ним церемониться.

А не может быть, Лопухина, чтобы ты все это выдумала? И зам — тишайший человек, который кует свои миллионы, продавая цветы в свободное от работы время? Не смешно.

Надя в таких случаях говорит: "Куда я попала и где мои вещи?" Может, рассказать обо всем ей? Юрист все-таки, посоветует, что делать. Предупредит Валентина Васильевича… Но что-то решает Евгении решиться на такой поступок. Перейдя в другую ипостась — из разведенной женщины в замужнюю Надя как-то незаметно изменилась.

Чего стоит, например, одно её недавнее, якобы шутливое, замечание:

— Тебе легче, ты — человек свободный, обязанности — разве что перед самой собой. А мне о семье думать приходится!

Сказала, и будто стену между ними воздвигла. Забыла, что совсем недавно все наоборот было, но разве Евгения её себе противопоставляла?

Похоже, не все друзья понимают движения души Лопухиной однозначно. Выходит, Надя болезненно воспринимала разницу в их положении: Евгения замужняя женщина, а она — разведенка.

Первой казалось, что ничего такого в этой разнице нет. Скорее наоборот: Надя была предоставлена самой себе, могла пойти, куда захочет, ни перед кем не отчитываясь. Словом, строить свою жизнь без оглядки на кого бы то ни было. А вторая думала иначе…

Например, праздники они проводили врозь. Надя отказывалась. Мол, что делать одиночке среди семейных пар? Вначале Евгения ещё её приглашала, а потом и перестала. Тоже обида? Так они и веселились: Евгения в компании друзей, Надежда — с мамой и Ванюшкой.

А Надина мама — компания ещё та! Себе она с самого начала отвоевала большую комнату, а Надя с Ванькой занимала меньшую.

Большая — вся в портретах красавицы Людмилы Артемовны, будто невидимый лозунг в воздухе висит: "Да здравствую я!"

В этой атмосфере проводила свои праздники Надя. Завидовала она замужней подруге? Злилась на нее? Как бы то ни было, а с Надей, похоже, они медленно друг от друга отходят.

Люба? Она слишком далеко. И тоже отошла от Женькиных дел — ей все надо рассказывать с начала, объяснять…

Маша? В последнее время они сблизились, но не настолько, чтобы Евгения могла посвящать её в самое сокровенное. Что же это получается? У Евгении нет рядом человека, которому она может сказать все, что её мучает, тревожит, волнует. У кого попросить совета в нелегкой ситуации, когда она знает столько странного, но не может эту информацию как следует осмыслить? Что делать?

Может, как в сказке, пойти на болото и рассказать свою тайну прибрежному тростнику?

Ходит бедная Лопухина, как потерянная, а на ум ничего толкового не приходит, кроме шуточной студенческой песни:

То, что случилось в среду в офисе фирмы "Евростройсервис", не лезет ни в какие ворота. Главный бухгалтер Ирина Максимовна Шкеда и юрист Бойко Надежда Петровна… подрались! Хуже всего, что драка произошла в ходе совместного распития спиртных напитков обеими вышеупомянутыми женщинами. К счастью, имевшее быть скандальное происшествие не получило огласки за дверями фирмы и не скомпрометировало весь остальной коллектив "Евростройсервиса". Так, в шутку, протокольным языком, рассказывает Евгения о событии на её работе приехавшей в гости Любе.

Она всегда торопится рассказать ей обо всех своих новостях, разве что, за исключением постельных, — боится, что Люба — верная жена и женщина, имеющая единственного мужчину в жизни, может её не понять.

Люба никогда от неё не отмахивается, ей всё неподдельно интересно. Родная мать не знает о Евгении столько, сколько знает подруга. Наверное, впопыхах она и не сразу замечает, что Люба — впервые за всё время их дружбы! — слушает её рассеянно. От изумления Евгения замолкает на половине слова.

— Никогда Бог не даёт человеку всего! — мрачно говорит Люба, никак не реагируя на её рассказ. — Если вдруг покажется, что у тебя всё есть и ты счастлива, берегись: наверняка уже судьба приготовила тебе какую-нибудь пакость! Что-нибудь этакое, чего ты не ждёшь, и, увидев, содрогнёшься. Бойся быть счастливой, ибо все беды от этого!

— Что-то раньше я не замечала у тебя склонности к кликушеству, — замечает Евгения.

— Никому нельзя верить, никому! — не обращая внимания на её слова продолжает повторять Люба.

— Да что случилось-то, скажешь ты или нет?! — теряет терпение Евгения.

— Представь, едем мы в машине. Я — как всегда на переднем сидении, поскольку муж за рулём, а на заднем — эта гадюка! Хохочем, анекдоты смешные рассказываем — прямо-таки в массах небывалый подъём. Вдруг чёрт дёрнул меня обернуться! Что я вижу? Сидит эта крыса и моего благоверного по голове гладит! Эдак нежно, пальчиками, его волосы перебирает! Прядями играет!

— Какая крыса? — опять пытается прорваться Евгения через поток сбивчивой речи подруги. — Ты так до сих пор и не сказала: кто — она?

— Наша с тобой общая знакомая — Людочка Смирнова!.. А я всё понять не могла: чего это она в нашу дыру вдруг зачастила? И меня, что интересно, стала вдруг полным именем называть! Ты, Любовь, своего мужа совсем заездила! У тебя, Любовь, характер отвратительный! Ты, Любовь, всегда была жестокой! А муженьку моему всё со слезой в голосе — бедный Санечка! У тебя, Санечка, руки золотые! У тебя, Санечка, характер ангельский! Как я завидую, Любовь, что у тебя такой необыкновенный муж!

— По-моему, у неё Михаил тоже был неплох.

— Поначалу. А потом она его задолбала. Ты — тупой! От тебя вечно бензином воняет! Всё не могла смириться, что она — архитектор, а он простой шофёр!

— Говорят, он совсем спился?

— Любой бы на его месте спился. Он же эту змею любил…

— Можно подумать, замуж за него её выдали насильно.

— Нет, конечно, но она вроде снизошла. И того ему же самому не простила… Завидует мне, будто Санечка мне таким в чистом виде достался. Поначалу и спиртным увлекался, и к дому не шибко тяготел. Порой заполночь на рогах приходил… Ты видела его когда-нибудь грязным или мятым?

— Не-ет!

— А Мишка Смирнов вечно в грязных рубахах ходил. Людка трепалась, что он — просто грязнуля. Как хочешь, а тем или иным мужчину жена делает. Хотела бы я посмотреть, как она со своей ленью Санечку обихаживать стала! Небось, через неделю всю романтику побоку бы спустила! Семейное счастье это совместный труд: и мужа, и жены…