Страница 12 из 20
…Орхидея дремала на плечиках, когда в салон вошли жених и невеста. Девушка сделала равнодушный круг по залу — понуро, словно рыженькая пони в зоопарке под вечер, когда не только на детишек в тележке, на сено глядеть не хочется.
— Ритусь, может это? — показал на Орхидею ее спутник — сразу видно, что мерзкий тип! Нет, не толстый, не лысый, в ушах не ковырял и последними словами не ругался, это все ерунда. Просто он вынул из кармана белый в клеточку платок, повернулся в пол-оборота к Орхидее (думал что она ничего не заметит!) и высморкался.
— Варвар, вандал! — возмутилась, призывая внимание остальных нарядов, Орхидея. — Так обращаться с тканью! Вопиющее бескультурье!
— Да, Юрий, можно и это, — отозвалась девушка, глядя сквозь платье и даже, пожалуй, сквозь стену, за которой в магазине «Сельхозпродукты» стояли консервы «Баранина тущеная со свиным салом». И Орхидея заподозрила: жених нелюдим. Она знала, что быть нелюдимым(или нелюбимым? — Орхидея не совесм разобрала) очень печально. Иначе почему уборщица так горестно затягивала по вечерам: «Нелюдимая, нелюдимая, кто ей это говорил, слово горькое сердцу гордому, как на па-амять подарил…». А через минуту, оказавшись в примерочной кабине, платье знало совершенно точно: Ритусь замуж не хочет! Потому что обычно невесты, когда тебя примеряют, так аж вспотеют все от волнения под рукавами и на вороте. И крутятся перед зеркалом, как вентилятор. А эта… Даже молнию не стала застегивать, чтобы посмотреть, хорошо ли по талии? Взглянула один раз в зеркало из-под челки и кивнула жениху:
— Уплати в кассу.
Орхидею положили в шуршащий душный мешок и довольно долго везли по городу в шкаф. И не успела она в шкафу завязать беседу с приветливым летним сарафанчиком, как к Танцовщице пришли близкие подруги. Похоже, их было три — Орхидея услышала, как Рита обращается то к Марине, то к Маринке, то к Маришке. И выяснилось такое!
— Мариш, ну я увлеклась, конечно, Юрием, — нервно закурив, призналась Рита. — По глупости! Но теперь все это перегорело.
— Перегорело! — выдохнуло платье сарафанчику. — Поэтому и дымом так тянет.
Из разговора подруг за дверцами шкафа, Орхидее стало ясно, что Рита безумно любит другого. Зовут его, судя по всему, Пашей, фамилия — Великолепный Артист. И он тоже беспощадно Риту любил!
— Интересная, конечно, фамилия, — шепотом поделилось платье с белыми туфлями.
Те, потоптавшись, припомнили:
— Мы про одного тож слыхали. Акакий Акакиевич Башмачкин. Башмачкин!.. Красота! Великолепный Артист фамилия тож ничего, хотя и похужее.
Каждый вечер, кроме понедельника Рита и Паша показывали в кафе «Весь утиль»(или «Ваш стиль»? — в шкафу была не важная акустика) разные номера. (Что такое номер Орхидея знала, у нее в салоне тоже был номер — десятый). В одном из номеров Паша изображал Страуса. («Господи, Мариш, даже перышка страусиного, налей и мне, на память не осталось», — грустно всхлипнула за стенкой шкафа девушка). По ходу представления, гордый Страус влюблялась в бархатную Гусеницу-Риту. Хотя поначалу собирался ее склюнуть. Или сплюнуть, — в шкафу было не очень хорошо слышно, потому что сидевшая на соседней шубе моль сперва очень громко чавкала, а потом нудно жаловалась на изжогу от лаванды, которую добавляют в «Антимоль». В октябре в кафе пришел Юрий Ларионович, чтобы отметить премьеру своего нового клипа. Ему очень понравилась гибкая Гусеница и он пригласил ее на роль морской волны в свой будущий ролик. А Страуса, который, встряв в разговор, предложил и себя — летать над волной белой чайкой, взять отказался под разными надуманными предлогами. Мол не хочет связываться с «зелеными», которые конечно подсчитают, сколько перьев ушло на костюм, и вообще ростом он, Петух(«Страус» — поправил Паша) маловат. («А сам-то метр с бейсболкой!» — доложила Орхидея постояльцам шкафа). И прочую клипмейкер нес околицу и аховую хинею. Танцовщица несколько дней ломала голову (зачем она это делала? Пуговица сломается — адская боль, а уж голова!..), металась в мыслях. Потом пришла к любимому Паше и между ними состоялся тягостный разговор (видимо он тянулся несколько дней да еще и с гостями). Потом Рита ушла чтобы успеть выучить роль морской волны. А Паша ухода в клип не простил. Его тоже можно понять, с кем ему теперь в кафе номера показывать? Гусеницы, которые в номерах разбираются, на дороге не валяются.
…Волна в исполнении Риты получилась очень трагическая, с солеными капельками на лице. Клипмейкер был жутко доволен и сделал девушке творческое предложение: расписаться. И как назло в этот же день Рита встретила на улице приятельницу, а та сказала, что была в кафе и своими глазами видела: Страус завел другую Гусеницу, кошмар какую вульгарную. Девушка ей поверила. Она знать не знала, что приятельницам, которых встречаешь на улице, верить нельзя. Проплакав целых десять минут, Маргарита позвонила Юрию и пробормотала: согласна я.
Когда до свадьбы оставалось полтора часа, жених заехал к невесте, сам не зная зачем, перемешиваться только под ногами, и вдруг начал обнимать ее и настойчиво тянуть за кружева… Почувствовав, как Рита напряглась — кому же приятны ласки нелюдимого мужчины! — Орхидея изо всех сил сцепила зубчики молнии. Не солоно хлебавший Клипмейкер поправил что-то на животе, наверное, пейджер и ушел. Орхидея же, окрыленная такой победой, поклялась, что взятая напрокат девушка будет принадлежать только Паше Великолепному Артисту!
…Свадебное платье прошелестело вместе с Ритой вниз по лестнице, вышло из подьезда и замерло на обледеневшем тротуаре… Навстречу из лимузина стремительно выбрался элегантный черный фрак! Орхидея, наивная душа из романтических кружев! Она сразу полюбила шерстяного брюнета, сшитого по индивидуальному заказу. Справедливости ради надо сказать, что он был неплохим парнем. Прежний его хозяин — Нобелевский лауреат в области поэзии, купил костюм для участия в церемонии получения премии. Фрак был искушен в любовной лирике — полежи-ка полтора года в чемодане под кроватью маститого поэта. И вырвавшись наконец из чемоданного плена, и увидев белоснежную Орхидею, довольно юный фрак воспылал чистой и возвышенной любовью. Поначалу Орхидее было несколько неприятно, что хозяином возлюбленного оказался Юрий Клипмейкер, но в конце концов она резонно рассудила, что костюм за тело не ответчик.
— Маргарита Сергеевна, согласны ли вы стать женой Юрия Ларионовича?
— Любимая, что с тобой, ты вся дрожишь? — Фрак покрепче прижался к Орхидее.
Он дотрагивался до ее подола так нежно, что Орхидея — влюбленные платья бывают эгоистичны — отбросила мысли о несчастной Рите: «В конце концов это ее выбор! Что я могу поделать?»
Любящие нежно переплелись рукавами и просидели так весь свадебный ужин, накрытый в кафе «Ваш стиль».
Без пяти одиннадцать, как раз после мороженого, Орхидея вдруг почувствовала, что на кружевной цветок капнула горючая слезинка. Она покрутила капюшоном из стороны в сторону… В дверях стоял ярко-желтый Страус и горестно смотрел прямо на нее, Орхидею. Как бы поступило любое из тех дешевых платьев, что окружали ее в салоне проката? Отвело пуговицы в сторону и сделало вид, что ничего не замечает. Орхидея же, покаянно вспомнив о своей клятве, глядела на Страуса-Пашу расширенными от ужаса бусинами. Он резко повернулся — из хвоста вырвалось и взлетело желтое перо — и ушел. Слезинки закапали на цветок чаще и чаще — Рита плакала!
— Прости, любимый! — прошептала Орхидея. — Мы в ответе за тех, кого взяли на прокат! Я должна спасти Риту! — И толкнула черный рукав в остатки коктейля из крабов, который, как известно, весь в майонезе.
— Я знаю, что ты не переживешь химчистки (а мылом ведь майонез не отстирать), но у меня нет другого выхода.
— А, блин! — вскрикнул Фрак.
Ой, нет, это жених сказал, а Юный Фрак воскликнул: «О, почему судьба такая мне дана, ослабнуть в кислоте, не ведая про сладость поцелуя!..» и убежал вместе с хозяином в туалет — хоть немного замыть пятно.
А Страус уже мчался по улице, роняя на снег пух и перья.