Страница 105 из 116
Гоплиты спрыгнули в ров, спеша преодолеть его и напасть на стоящих в тревожном ожидании спартиатов. Но их ноги скользили по рыхлой земле, мешавшей выбраться наверх. Спартиаты без труда отбросили нападавших на дно рва. Противно зачавкала кровавая грязь.
Подозвав к себе сына Птолемея, Пирр велел ему обойти обороняющихся с фланга. Царевич вскочил на лошадь и, махнув рукой ожидавшим его всадникам, умчался исполнять приказ. Возглавляемые им галаты разметали вкопанные в землю колесницы — спартиаты пытались таким образом прикрыть наиболее уязвимые места обороны, для защиты которых у них недоставало воинов — и почти уже ворвались в город, но в этот миг им в спину ударил неприятельский отряд. Не ожидавшие нападения галаты бросили оружие и в панике бежали, насмерть затаптывая раненых и упавших.
Наиболее ожесточенная битва кипела вокруг Пирра. Ловко орудуя мечом, царь убил и изранил не менее двух десятков врагов. Его клинок блистал в воздухе словно молния, круглый бронзовый щит отразил множество ударов.
Ночь заставила врагов разойтись. Уставшие воины крепко спали. Спал и эпирский царь; спал нервно, содрогаясь всем телом. Ему снились молнии, бросаемые могучей царственной рукой в непокорный город, мечущиеся и горящие спартиаты.
Встало солнце, и сражение возобновилось. Надежды Пирра на то, что защитники города, ослабевшие от полученных накануне ран, сдадутся на его милость, не оправдались. Напротив, спартиаты сражались с отчаянием обреченных, превосходя «самих себя доблестью и самоотверженностью».[84] Павших заменяли раненые, старики, женщины и даже дети.
Отряд отборных воинов, возглавляемый лично Пирром, попытался вновь прорваться в город через колесницы, но лошадь царя была убита стрелой, а сам он едва успел спастись: телохранители вытащили его прямо из-под спартанских мечей.
Раздосадованный Пирр вырвался из рук своих воинов.
— Прекратить сражение! Подождем, когда они истекут кровью! Бой прекратился. Враги стояли друг против друга, разделенные узкой полоской рва. Раненые македоняне и эпироты отошли в обоз, где им перевязали раны. Их место заняли свежие воины из резервных полков. Сытые и бодрые, они жадно следили за тем, как из ран спартиатов сочится кровь, уносящая силы и жизнь.
Так было вернее, чем победить в открытом бою. Просто стоять и ждать, когда израненные враги сами падут наземь. Спартиаты поняли, на что рассчитывает Пирр: надежда, питавшая дух, начала покидать их. И тут пришло спасение. Пришло внезапно. На помощь приунывшим защитникам Спарты подошел отряд наемников Антигона. Не успели стихнуть приветственные крики, как в виду города появилось двухтысячное войско Арея, спешно вернувшееся с Крита.
— Вот и все, — устало сказал сам себе Пирр. Его армия численно превосходила силы врагов, но воины пали духом. Так и не проиграв, царь вынужден был отступить.
Но не успело войско стать на зимние квартиры, как пришло известие о беспорядках в Аргосе.
— Не выгорело со Спартой, отыграемся на Аргосе! — бодро решил Пирр, оскалив пластину сросшихся зубов.
Вокруг колонн идущего сквозь теснины войска увивались отряды спартиатов. То и дело какой-нибудь из полков попадал в западню. В одной из таких засад погиб Птолемей. Потрясенный гибелью сына, Пирр вихрем налетел на торжествующих врагов. Таким яростным его не видели никогда. Сразив копьем предводителя лакедемонян Эвалка, Пирр спрыгнул с коня — чтоб быть на равных! — и, сопровождаемый телохранителями, изрубил весь вражеский отряд.
Смерть сына задержала царя-воина лишь на один день. С трещащей от горького похмелья головой, Пирр повел воинов на Аргос, близ которого его уже поджидал соперник по македонскому трону Антигон.
Глубокой ночью гоплиты Пирра приблизились к городским стенам. Подкупленный эпиротами страж открыл ворота. Солдаты, стараясь не греметь оружием, вошли в город. Аргос был уже фактически в руках нападавших, когда Пирр допустил непростительную оплошность. Желая во что бы то ни стало ввести в город элефантов, он приказал разобрать стену, так как гигантские животные не могли пройти через ворота. Шум разбудил стражу, которая подняла тревогу. На улицах завязались первые стычки. По призыву горожан в город вошли армии Антигона и Арея.
Ночной бой походил на резню. По темным, освещенным лишь бликами разгорающихся пожаров, улочкам метались вооруженные люди, не осознавшие до конца: кто, кого, за что и где. Резали чужих и своих. Резали по звуку незнакомого говора. Резали по признаку иноземной одежды. Резали лишь потому, что боялись, что незнакомец нападет первым.
Большая толпа спартанцев обрушилась на пробившихся в центр города галатов. Те издали испуганный вопль, услышанный Пирром, только что вошедшим в Аргос. Не оглядываясь, следуют ли за ним телохранители, царь поспешил на помощь незадачливым союзникам.
На дорогу перед скачущим конем то и дело выскакивали какие-то люди. Пирр, уверенный, что впереди лишь враги, рубил налево и направо. Следовавшие за ним гвардейцы добивали уцелевших. Постепенно в город входили все новые и новые отряды завоевателей. Колонны эпиротов и галатов, македонян и фессалийцев сталкивались в кромешной темноте меж храмами и домами и беспощадно уничтожали друг друга.
Наконец рассвело. Пирр обнаружил, что находится неподалеку от центральной площади Аргоса Аспиды, заполненной воинами Антигона, Арея и вооруженными горожанами. Врагов было много больше, чем солдат Пирра, и царь приказал отступать.
Как говорит предание, его устрашила стоявшая посреди площади статуя — медный бык норовил поднять на рога скалящего клыки волка. Некогда старая гадалка предсказала царю, что он найдет свою погибель там, где встретит противостоящих волка и быка. И бесстрашный Пирр впервые испугался. Впервые дрогнуло мужественное сердце. Он испугался пророчества. А, может быть, убоялся города, так как всю жизнь предпочитал сражаться в поле, где ясно видно, с какой стороны враги, а с какой — друзья. И еще Пирр испугался за жизнь своего последнего сына Гелена, чей отряд как раз входил в город.
Пирр распорядился оставить Аргос. Даже храбрый иногда отступает — в этом нет ничего зазорного. Да и кто посмеет упрекнуть в трусости самого Пирра?!
Фессалийцы повернули коней и погнали их к городским воротам. На одной из улочек отряд Пирра столкнулся с воинами Гелена, который не выполнил приказ покинуть город и спешил на помощь отцу.
Всадники замедлили бег коней, и враги, воспользовавшись этим, напали на Пирра.
Бой происходил в тесном проулке, Пирр не мог развернуть своих всадников и бросить их в атаку на приближающихся врагов. Вдобавок забравшиеся на крыши аргивяне забросали копьями слонов. Один из них, тяжко раненый, рухнул посреди улицы, преградив эпиротам путь к отступлению, другой, обезумев от ярости, искал своего вожака, и найдя его убитым, бросился вдоль по улице, топча своих и врагов. И горе тому, кто оказался на его пути!
Пирр прежде не видел таких битв. Стесненные стенами и отчаянно ревущими элефантами, воины не могли занести меч над головой. Враги пинали друг друга ногами, били в живот локтями, один аргивянин вцепился зубами в шею очутившегося рядом с ним эпирота…
Кое-как царь выбрался из этой сутолоки и тут же получил удар копьем. Острие пробило панцирь и, потеряв силу, оцарапало бок. Взбешенный Пирр бросился вдогонку за обидчиком. И в это мгновенье прилетела смерть. Она была не в облике стрелы, что сразила его предка Ахилла. Нет, стрела пролетела мимо. Пирр погиб нелепо, смертью, недостойной царя, недостойной героя. Его убил не меч или копье, не стрела и не камень грозной катапульты. Обломок черепицы, брошенный с крыши матерью аргивянина, со всех ног удиравшего от Пирра, попал царю в незащищенную броней шею и перебил позвонки. Пирр покачнулся и рухнул с коня. Увлеченные боем телохранители не заметили этого.
Он лежал и смотрел в обрезанное стенами домов небо, и слушал шум боя, не в силах даже повернуть голову. Приметив богатые доспехи и знакомый всему миру козлорогий шлем, к Пирру подскакали несколько всадников-иллирийцев, воевавших на стороне Антигона. Рассчитывая получить богатую награду, один из них, по имени Зопир, «вытащил иллирийский меч, чтобы отсечь ему голову, но Пирр так страшно взглянул на него, что тот, перепуганный, полный смятения и трепета, сделал это медленно и с трудом, то опуская дрожащие руки, то вновь принимаясь рубить, не попадая и нанося удары возле рта и подбородка».[85]
84
Плутарх. Пирр, XXIX.
85
Плутарх. Пирр, XXXIV.